Федор Тютчев - Том 1. Стихотворения 1813-1849

И море и буря качали наш челн;
Я, сонный, был предан всей прихоти волн —
И две беспредельности были во мне,
И мной своевольно играли оне.
Кругом, как кимвалы, звучали скалы,
И ветры свистали, и пели валы.
Я в хаосе звуков летал оглушен;
Над хаосом звуков носился мой сон.
Болезненно-яркий, волшебно-немой,
Он веял легко над гремящею тьмой;
В лучах огневицы развил он свой мир:
Земля зеленела, светился эфир,
Сады-лавиринфы, чертоги, столпы, —
И сонмы кипели безмолвной толпы.
Я много узнал мне неведомых лиц,
Зрел тварей волшебных, таинственных птиц...
По высям творенья, как Бог, я шагал —
И мир подо мною недвижно сиял...
Сквозь грезы, как дикий волшебника вой,
Лишь слышался грохот пучины морской;
И в тихую область видений и снов
Врывалася пена ревущих валов.

И чудился шорох несметной толпы.
По высям творенья я гордо шагал,
И мир подо мною недвижно сиял...

[Суму возьми,] да бей челом.
[Быть домовитою] пчелой!
[Зачем, увы! я из] объятий
[Извержен был семьей людской]

В тени, в тиши забытого угла;
Их легких ног скользит незримый шаг?

В саду фонтан, смеяся, говорит...
Рой бестелесный, слышный, но незримый,

Лишь мотыль снует незримый
Слепо в воздухе ночном...

[Вот] коршун [с поля] поднялся,

Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край.
День вечерел: мы были двое,
Внизу, в тени, шумел Дунай.
И на холму, там, где белея,
Руина с крутизны глядит,
Стояла ты, младая фея,
На мшистый опершись гранит,
Стопой младенческой касаясь
Громады камней вековой,
И солнце медлило, прощаясь
С холмом, и замком, и тобой!

Руина замка в дол глядит,

Там-то, молвят, в стары годы,

По лазоревым ночам,
И лишь дремой забывался,
Нынче ходят по тебе.

Вешний знак блестит в равнине, —
А который век белеет

Не их вина: пойми, коль можешь,
Органа жизнь, глухонемой!
Душа его, ах, не встревожит
И голос матери самой!..

С последним меся[чным] лучом
И тень [надвинулась] темней,
Но сквозь воздушны[х] завес окон
По [тихо] брезжущим коврам,

Вдруг животрепетным сияньем
Коснувшись девственных грудей,
Румяным, громким восклицаньем
Раскрыло шелк твоих очей!

Что жизнь убив, ее испепелило
Где вечный блеск и ранний цвет,

С какою негою, с какой тоской влюбленный

Бессмысленно-немой, немой, как опаленный

И на руку к нему глава твоя склонялась,

И как Эдем ты растворенный

Я там заслушивался пенья

По их лазуревой равнине

Родные призраки скользят

Один господствует вполне.

И вот тому уж века два иль боле

Провеяло над нею полусонной,
По-прежнему фонтан в углу лепечет,

Поэта — суетный народ:

О не тревожь души поэта,

Вся прелесть женщины мелькнет,

Пускай служить он не умеет, —

И подать друг другу руки
Нашим кровным и друзьям?
Инородец, иноземец
Вот средь этой ночи темной,
Там, на пражских высотах
День чудесный осиял
От Молдавы за Урал.
Русь покончила с Варшавой,
И наречий братских звуки
Уж не чужды стали нам —

Не увидят ли хоть внуки
То, что снилося отцам?

Приписка
Так взывал я, так просил я —
Все безвыходнее зло.
[Ганка — праведная тень]
Муж добра, святая тень,
Будь же ты для нас залогом,
Что [и наш наступит] День.
[А теперь] за постоянство

Роскошной Генуи залив...

Судеб неконченное дело.
Ты завесу расторг всесильною рукой —
Так связан, съединен от века

С творящей силой естества.

Tout un passé qu [‘on] ne peut oublier...
Vous y cherchez [au hasard] quelque tige —
Tous deux baignnés d[‘éclat] et de parfum...

Плещет, свищет и ревет,

Бурный натиск [сокрушив],
Вал [расшибся, отраженный],

И клубится мутной пеной

Потерпи лишь час, другой;
Не всегда ж волне гремучей
Присмиреет вновь волна,
И без пены и без вою
Вновь уляжется она...

Иль Вавилонский столп Германского единства

Пламень беглый и летучий

Гуще капли дождевые —