Даниил Хармс - Том 1. Авиация превращений

Ах, дорогой учитель,
я постигла скрытую теплоту парообразования!

Прости, но теперь я тебя расслышать не могу,
хотя послушал бы охотно!
Ты стала, девочка, бесплотна
и больше ни гугу!

Я внезапно растворилось.
Я — дыра в стене домов.
Сквозь меня душа пролилась.
Я — форточка возвышенных умов.

Отец и мать родили сына
и рота тётушек примчалась.
Мать отдыхала на кровати,
а люлька медленно качалась.

Вот господа мой сын.
Глядите как он ещё паршив.

Отец, отец,
не говори так убедительно.
Ребёнок право же не худ.
Он глаз едва лишь приоткрыл,
но ничего им в комнате не замечает —
глаз не бежит куда ему приказано,
и ухо музыки не ловит,
и стук лишь по костям попадает в череп.
И что же ты, отец гремучий,
долбишь нескончаемую мысль
о гадости своего сына?

Его фигура на гвоздь похожа.
Какие немощные взгляды!
Смотри жена, какая рожа —
такую вспомнят и коляды.
И цвет лица подобен воску,
и губы сковородником
непрестанно тянут соску…
Неужели ты довольна этим греховодником?

Ой ли, ты-то не доволен,
сам же батенька сияешь.

Цыц, молчи паршивка,
чего люльку не качаешь.

Всегда всегда в глубине политик
наука умеет много гитик.

Неправ ты дорогой товарищ.
Довольно мы с тобой кувыркались
и Федьку за ноги таскали.

Погибнешь ты,
печаль, тоска ли
заполоснёт тебе мозги.

Не вижу ни зги
в твоих речах.

О ты несомненно зачах,
читая газет скучную структуру.
Вот и дождался с ума сошествия
в живот из головы
и по ногам
и в пятку.
Эй, где хвостик мысли?
а он уж в землю нырк.
Вот прыткий!

Нет, давай по порядку
посмотрим раньше моих речей открытки.

В них я не вижу ни боба —
пощади меня Боже Твоего раба.

Да ты никак религиозный!

Это вопрос очень серьёзный.
Материя по-моему дура,
её однообразная архитектура
сама собой не может колебаться.
Лишь только дух ее затронет робко —
прочь отлетает движения пробка,
из темных бездн плывут акулы
в испуге мчатся молекулы,
с безумным треском разбивается вселенной яйцо,
и мы встав на колени видим Бога лицо.
Тот же, кто в папахе рока
раб ума, слуга порока, —
погибает раньше срока
поражённый кочергой.
Пораженный кочергой.

Скверно думаешь товарищ
и несешь одну фасоль,
революции пожарищ
Богом уши не мозоль,
мало мы с тобой кувыркались
Федьку за ноги — фан…

Как я его трахнул.
Разом смолк.
А теперь, пока не поздно,
дам тягу в окно.

Я внезапно растворилось.
Я дыра в стене домов
мне все на свете покорилось
я форточка возвышенных умов.

Господи, среди бела дня
накатила на меня лень.
Разреши мне лечь и заснуть Господи,
и пока я сплю накачай меня Господи
Силою Твоей.
Многое знать хочу,
но не книги и не люди скажут мне это.
Только Ты просвети меня Господи
путем стихов моих.
Разбуди меня сильного к битве со смыслами,
быстрого к управлению слов
и прилежного к восхвалению имени Бога
во веки веков.

Куда, куда
спешишь ты, вода?

Налево.
Там, за поворотом
стоит беседка.
В беседке барышня сидит.
Её волос чёрная сетка
окутала нежное тело.
На переносицу к ней ласточка прилетела.
Вот барышня встала и вышла в сад.
Идёт уже к воротам.

Где?

Там, за поворотом.
Барышня Катя ступает по травам
круглыми пятками.
На левом глазу василёк,
а на правом
сияет лунная горка
и фятками.

Чем?

Это я сказала по-водяному.

Ой, кто-то идёт к нам!

Где?

Там.

Это рыбак Фомка.
Его дочь во мне утонула.
Он идёт побить меня камнем.
Давай лучше громко
говорить о недавнем.

Один я.
Из меня тянутся ветви.
Грубые руки не могут поднять иголки.
Когда я смотрю в море,
глаза мои быстро слезятся.
Я в лодку сажусь,
но лодка тонет.
Я на берег прыгаю,
берег трясётся.
Я лезу на печь,
где жили мои деды,
но печь осыпается.
Эй, товарищи рыбаки,
что же мне делать?

Неужто Хню?

Да. Это я.
А вот мой жених Никандр.

Люблю, признаться, вашу дочь.
И в этом вас прошу помочь
мне овладеть её невинностью.
Я сам Бутырлинского края,
девиц насилую, играя
с ними в поддавки.
А вам в награду, рыбачок,
я подарю стальной сачок
и пробочные поплавки.

Шпасибо, шпасибо!

Лови полтину!

Какую мерзкую картину
я наблюдаю.
Старик поймал полтину в рот.
Скорей, скорей за поворот
направлю свои струны звонкие.

Прощай, вода.
Ты меня не любишь?

Да.
Твои ноги слишком тонкие.
Я ухожу. Где мой посох?

Ты любишь чернокосых?

Жырк, жырк,
лю-лю-лю.
Журч, журч.
Клюб,
клюб,
клюб.

Я не могу читать некоторые книги
в них мысль заменяет слово
но мысли жалкий фитилёк
надежда мученика злого
мне непонятно восхищенье
перед науки торжеством

Короткая молния пролетела над кучей снега
зажгла громовую свечу и разрушила дерево.
Тут же испуганный баран
опустился на колени
Тут же пронеслись дети олени
Тут же открылось окно
и выглянул Хармс
а Николай Макарович и Соколов
прошли разговаривая о волшебных цветах и числах.
Тут же прошел дух бревна Заболоцкий
читая книгу Сковороды
за ним шёл позвякивая Скалдин
и мысли его бороды
звенели. Звенела хребта кружка
Хармс из окна кричал один
где ты моя подружка
птица Эстер улетевшая в окно
а Соколов молчал давно
уйдя вперёд фигурой.
а Николай Макарыч хмурый
писал вопросы на бумаге
а Заболоцкий ехал в колымаге
на брюхе лёжа
а над медведем Скалдиным
летал орёл по имяни Сережа.