Наталия Солодкая - Волшебство (сборник)
– Здравствуйте! Ну как, вам вернули ваш телефон? – гулко донеслось до меня со стороны лифтовой площадки.
Голос принадлежал молодому, высокому спортивному мужчине, которого я видела впервые в жизни. Честно говоря, я испугалась. Был еще разгар рабочего дня, мимо дома лишь изредка проходили случайный прохожие, а в подъезде вообще не было ни души. В моей голове мгновенно пронеслось:
– Надо быстро к выходу. Наверное, это тот самый, что напал на меня зимой. Он же знает, где я живу, коли пытался проникнуть в квартиру.
А вслух ответила вопросом на вопрос:
– Что вы имеете в виду?
Незнакомец улыбнулся:
– Кира Кириловна, вы меня не узнали? Я – Саша, дознаватель УВД.
У меня отлегло от сердца.
– Ф-ф-у, Саша… Я и правда вас не узнала. Ведь зимой-то я видела вас в шапке до бровей да в бушлате. Да в таком шоке была, – извиняющимся тоном пояснила я своё замешательство.
– Понимаю вас. А, знаете, мы ведь телефончик-то ваш нашли. Обратитесь к следователю УВД Людмиле Николаевне Собиновой. Ещё успеете, до конца рабочего дня ещё три часа.
Я не знала, что сказать. Новость ошеломила меня.
– Саша, да как же вы нашли-то его? Ведь иголку в стоге сена проще найти, – промямлила я.
– Через скупщика. Телефон не успел уйти из города. Прямо на квартире и взяли. Он даже препираться не стал: тут же сдал своего сообщника. Тот в бега ударился. На нём несколько подобных краж. Сообщник сдал его примерное местонахождение. Так что его арест – дело времени. А я сюда к приятелю зашел. Смотрю – вы идёте. Решил обрадовать.
– Саша, вы даже не представляете, как меня обрадовали! Ведь этот телефон ровно год назад мне на день рождения подарили муж с сыном. День в день. Сегодня у меня день рождения. А тут вы мне такую весть принесли. Как мне вас благодарить!
Уже нажимая кнопку лифта, Саша солидно произнёс:
– Служба у нас такая. Вы не всему верьте, что по телеку показывают. У нас ребята нормальные работают. И раскрываем мы много. Стараемся.
Саша вряд ли мог догадываться, что на самом деле творилось в моей душе, когда язык произносил слова благодарности. Душа моя горела. Потому, что в тот момент, когда Саша сказал мне о найденном телефоне, именно сегодня, в мой день рождения, понимание истинного смысла этого события пронзило меня насквозь. Это был ответ моего Хранителя.
– Ты убивалась по этому куску пластмассы так, что душа твоя это переплавила в творчество? Достойно! Вот, возьми его, если это самое дорогое и значимое из того, что ознаменовало для тебя эту дату – день твоего рождения, – вот что я услышала своим внутренним слухом.
Втащив себя в квартиру, я снопом рухнула на диван.
– Боже мой, что же я, несчастная, совершила! Какое кощунство! Милый, драгоценный мой Ангел, прости меня! Прости по великодушию своему, а не по справедливости. По справедливости меня и убить мало!
Включив компьютер, я начала судорожно искать файл, в котором увековечила свои вирши, чтобы убить это свидетельство своего безумия. Перерыв все бумаги в письменном столе, нашла тот злополучный обрывок в клеточку, где сей «шедевр» был записан от руки. В доме была электроплита, муж не курил, поэтому найти спички оказалось проблематичным. Но все же на моё счастье неполный коробок завалялся в ящике кухонного буфета. Чирк! И недостойное творенье вспыхнуло ярким пламенем.
– Прости, прости, меня! – повторяла я снова и снова. – Я всё, всё поняла!
Телефон мне без проблем вернули, взяв, как и полагается, расписку.
Я шла домой, сжимая в руке кусок серого пластмассового перламутра с такими же фальшивыми «бриллиантами» вокруг дисплея. Крышка была немного поцарапана, но дело было не в этом. Мне был не нужен этот телефон. Год назад он стал для меня символом любви. Сейчас он стал символом моей непростительной духовной пустоты, вещного рабства и человеческой мерзости.
Мне казалось, что в глазах моего Хранителя я выгляжу столь же мерзко и недостойно, как выглядел тот грабитель в моих глазах. И чувства я, должно быть, вызываю такие же. Придя домой, я достала красную коробку и положила в неё серебристо-перламутровое достижение материальной цивилизации. Положила, чтобы никогда больше не взять в руки.
Природа совершала свой привычный круговорот. Лето сменилось слякотной осенью, которая в одно прекрасное солнечное утро сдала свои позиции зиме, сообщившей о своём приходе первым нежным снежком и лёгким морозцем. Спустившись за почтой, я открыла свой ящик и среди вороха рекламных листков увидела конверт с казённым штампом, который тут же вскрыла. Это была официальная повестка, которая извещала о том, что я в качестве потерпевшей вызываюсь в городской суд такого-то числа сего года по обвинению гражданина такого-то и далее, как обычно пишут в судебных повестках. Меня что-то неприятно царапнуло внутри. Уж очень хотелось считать, что ничего этого не было. Но идти было нужно.
В назначенный день я вошла в здание городского суда, в котором ни разу в жизни не бывала. Внутри этого чертога Фемиды царила какая-то особая атмосфера: холодная, сухая, обесцвеченная. В это место не заглядывает радость и за счастьем сюда не приходят. В коридорах было пустынно, и только у зала заседаний № 3 на откидных деревянных сиденьях сидели двое мужчин и одна женщина. Я сверила номер зала с указанным в повестке. Правильно, мне сюда. Я села на свободное сиденье.
Мои соседи негромко переговаривались:
– Что-то задерживаются. Сказали, что ещё не привезли.
И я подумала, что наверное, это – родственники подсудимого. Такие с виду приличные люди. Ну и такое бывает, в семье не без урода. Каким бы мерзавцем он ни был, но он всё-таки им – близкий человек. Это естественно, что они пришли на суд. Через несколько минут дверь открылась, и молодая женщина, видимо секретарь суда, пригласила всех в зал заседаний.
Зал суда я видела только в кино, где завершалось действие захватывающего детектива. Как правило, истинный преступник нёс справедливое наказание и вначале несправедливо обвинявшийся главный герой, выбегал из дверей суда, подставляя солнцу счастливое лицо. Увиденное в реальности ошеломило меня. Помещение зала суда было серым и создавало давящее ощущение и решётками на окнах, и холодными, глянцевыми скамьями, и чем-то необъяснимым, витающим в воздухе. Безысходностью. Всем вошедшим было предложено занять места в ряду у окон. У противоположной стены располагалась самая настоящая клетка из толстых чёрных прутьев до потолка. Клетка для человека. В этой клетке на такой же чёрной скамье сидела скукожившаяся фигурка, казавшаяся маленькой и ничтожной, точно придавленной этой металлической конструкцией.
Я увидела это краем глаза. Повернуть голову в сторону клетки и посмотреть на сидящего в клетке человека мне не хватило духу, но я знала, что там сидит ОН. Тот, кто душил меня за горло, вырывая добычу, считая её принадлежащей ему по праву. Тот, кто напал на меня и был готов убить, кто пытался проникнуть в мой дом с преступными замыслами. Тот, из-за кого моя жизнь пошла кувырком, кто подорвал моё здоровье. Тот, чьего лица я так и не увидела, но кого я именовала самыми последними прозвищами, ненавидела всеми силами своей души и мечтала об отмщении. Этот миг торжества наступил. Система выполнила свою работу и правосудие, которое было на моей стороне, приготовилось обрушить на преступника всю свою карающую мощь. Теперь здесь я была лишь атрибутом, участником массовки в большой драме, песчинкой, которая уже не решала ничего. Решать теперь будут другие. Те, у кого нет права впадать в сантименты и ошибаться.
– Прошу всех встать, суд идет, – гулко прозвучало под сводами зала. Председателем суда была немолодая женщина с суровым выражением суховатого лица, прорезанного глубокими морщинами у переносице и в уголках рта. Лицо обрамляла шапочка остриженных бобровых волос с проседью.
Когда зачитывалась информация по делу, выяснилось, что вошедшие со мной люди никакие не родственники, а тоже, как и я, потерпевшие. Обвиняемый при различных обстоятельствах совершил у них кражу мобильных телефонов, а у одного из пострадавших ещё и денег. Я также узнала, что обвиняемый является проживающим по адресу… В общем, мой сосед по двору из дома напротив. И что ему – 24 года.
Я по-прежнему не могла заставить себя повернуть голову в сторону клетки, чувствуя, что на меня, подобно расклеенной лаве, накатывает что-то тяжёлое, вязкое, с чем справляться становится всё труднее. Оно уже почти душит меня и жжёт огнём. Расстегивая пуговицы пальто, я почувствовала, как у меня дрожат руки.
– Что со мной? Разве я не должна быть спокойной? Разве не этого я хотела? – пульсировало в моей голове.
Инстинктивно я ощущала, что во всём этом жутком спектакле, поставленном самой жизнью, не хватает какого-то важного элемента, отсутствие которого нарушает баланс сил, и в этом нарушении нет, и не может состояться полной справедливости. Не по закону общества, а по закону человечности.
