Василий Пушкин - Поэты 1790–1810-х годов

Лето паляще летит;
Молния в туче немеет;
Осень на буре висит;
Риза туманна сизеет.

Брови навислы ея
Иней на долы кидают;
Голые рощи, слезя,
Вздохи шумящи выводят.

Злачны веночки падут;
Травка ложится и сохнет;
Кролики в норы бегут;
Спящая мошка не дохнет.

Мила весна! ты повей;
Всё при тебе поновится;
Будет опять всё живей,
В зелени одушевится.

Пусть и твое, прозябая,
Счастье еще оживет
Или, туман презирая,
Вёсну свою призовет,

Чтобы морозы унять,
Страшные робкой надежде,
Чтобы муравку поднять
В новой зеленой одежде!

Открылось царство тьмы над дремлющей вселенной;
Туман, что в море спал, луною осребренной
Подъемлется над сей ужасной глубиной
Иль пресмыкается над рощею густой,
Где тени прячутся и дремлют меж листами;
Как разливается он всюду над полями?

О мрачна нощь! отколь начало ты влечешь?
От коего отца иль матери течешь?
Не ты ль седая дщерь тьмы оной первобытной,
Котора некогда взошла над бездной скрытной
Лелеять нежныя природы колыбель? —
Так, — черновласая Хаоса древня дщерь,
Ты успши дня труды покоишь и теперь;
Ты дремлющий полкруг под тению качаешь;
Увы! — ты также взор умершего смыкаешь.

О нощь! — лишь погрузишь в пучину мрака твердь,
Трепещет грудь моя; в тебе мечтаю смерть;
Там зрю узлы червей, где кудри завивались;
Там зрю в ланитах желчь, где розы усмехались.
Одр спящего и гроб бездушный — всё одно;
Сон зрится смертию — смерть сном, и всё равно.

Се полнощь! — тихо всё; луна с среды нисходит
И к западным водам Плиад с собой уводит.
Здесь силюся возвесть я полусонный взор
На крыты бледным мхом хребты дремотных гор.
Луна сребрит пары, что из могил восстали
И человеческ вид в лучах образовали;
Его ли слышу глас? — Иль шепчет ветр из рощи?
Нет, — здесь язык шумит, — язык невнятный нощи.

Двенадцать бьет, — вся тварь вокруг меня молчит;
Грех спит ли? — Мудрость бдит! И — можно ль? — зависть бдит!
Но труд, — невинность, — всё почиет под тенями;
Лишь кличут совы там с огнистыми очами.

Воздушно озеро сседаяся бежит;
Сверкает молния, и твердь вдали гремит.
Селитряный огонь восток весь озаряет
И сумрачных холмов вершины убеляет.

Кто тамо посреде восточных туч грядет?
Не страшный ль судия с собою рок несет?
Предыдет огнь ему, а следом кровы мрачны;
Лице его блестит, как образ солнцезрачный;
Вся риза в молниях волнуется на нем
И препоясана зодиаком кругом;
Он быстро в мир грядет, и сам стопой сафирной
Пронзает в выспренних странах помост эфирный.
               Се в час полунощи грядет
               Жених, одеян в страшный свет!
               Блажен тот раб, его же срящет
               Готового в небесный брак;
               Несчастен же, кого обрящет
               Поверженна в унылый мрак!
               Блюди, душе моя смущенна,
               Да сном не будет отягченна
               И вечной смерти осужденна;
               Но, воспрянув от сна, гласи:
               «О трисвятый! — воззри! — спаси!»

Еще ль душа, в мечтах несвязных погруженна,
Еще ли в узах спит стозвенных задушенна?
Восстань! — возжги елей и созерцай чертог,
Где ждет тебя жених — твой судия, твой бог!
О ты, надеяйся на будущи годины,
Забывый строгое условие судьбины,
Сын неги, — ищущий бессмертья в днях своих!
Вострепещи, когда познает сей жених,
Что масло во твоем скудельнике скудеет
И огнь живый небес внутри тебя мертвеет!
Ты буйствен, ты не мудр, — проснись! ступай со мной!
Открою, где чертог премудрость зиждет свой;
На мшистых сих гробах, где мир небесный веет!
Ступай! — учись! — гроза прешла, — луна багреет…

Любезно лакомство Венеры,
Камыш Канарских островов,
Желчь негров, неги сласть без меры,
Враг пчел, друг неких птиц и псов!

Не ты ль стихию вскипяченну
С приправой хинского листа
Для вкуса строишь услажденну
И манишь лакомы уста?

Не ты ли водку умягчаешь
Рассыпчивым своим песком,
Позыв в желудке умножаешь
На многи брашна за столом?

Не ты ль зимою подслащаешь
Передвоенный виноград,
А летним знойным днем влагаешь
Свою приятность в лимонад?

Ты в вафлях клетчатых блистаешь,
Смеешься в каше, в пирогах
И в пудине, как снег, сияешь.
Ей! — ты душа в таких вещах.

Но если нервы в нас слабеют
И власть свою скорбут берет,
Иль зубы от тебя чернеют,
Противный дух из уст идет;

За сладостью твоей небесной
Зловонье адско вслед летит;
Что я скажу? — О не́ктар лестный!
В тебе сокрытый яд лежит.

То мало; — коль за подлу цену
Невольник черный быв продан,
Отводится к позорну плену
От африканских милых стран;

Когда, лишась супруги верной
Иль в чадах — нежных, милых чад,
Идет окован в грусти черной
И в сердце чувствует весь ад;

Идет под тяжкими бичами
Над тростником свой век кончать,
Труд мочит кровью и слезами,
Чтоб вкус Европы щекотать;

И наконец — он умирает,
Чтоб сластолюбью услужить,
Затем — что без того не знает
Оно мудрейших мер открыть;

Что я тогда скажу, смущенный?
Не сахар — сладкий яд мы пьем,
В слезах и поте распущенный;
Не не́ктар — кровь несчастну льем.

Не лучше ль не́ктар надлежало
Искать нам в свекле[66] иль в пчелах?
Пчела в защиту носит жало,
А беззащитный негр — в цепях.

Китай с аравскими странами
Не дорожился бы травой
Или пряжеными бобами[67];
То вымысл роскоши пустой.

Как стыдно золотому веку
Железным варварством блистать
И к вечному наук упреку
Причудливый вкус щекотать!

Звукнул времени суровый
Металлический язык;
Звукнул — отозвался новый,
И помчал далече зык.

Снова солнцы покатились
По палящим небесам;
Снова шумны обратились
Времени колеса там.

Будьте вновь благословенны,
Земнородны племена!
Будьте паки восхищенны,
Как и в прежни времена!

Пейте в полной чаше радость!
Пейте здравия струи!
Ощущайте жизни сладость!
Украшайте дни свои!

Мне судьбина отреклася
Бурю жизни отвратить;
Знать, она еще клялася
Горьку желчь свою разлить.

Рок, о рок, — почто толь рано
Ты мне желчь подносишь в дар?
Неужель на свежу рану
Свежий мне даешь удар?

Где для горькой раны срящу
Врачество в грядущий год?
Где, — в каких сердцах обрящу
Против грозных туч отвод?

Муж состраждущий, муж кроткий!
Если лиры моея
Внял ты некогда глас робкий,
Ах! — к тебе спешу вновь я.

Обратися, муж великий!
Се ударил новый час!
Пусть часы живешь толики,
Сколько благ лиешь на нас!

Пусть трех персты парк суровых
Жизни нить твоей прядут
Из шелков драгих и новых
И ей крепость придадут!

А когда еще тобою
Тяжкий рок мой не забыт,
Ах! — не поздно мне с судьбою
Мир тобою заключить

Коль не поздо, в новом годе
Не пролью я новых слез;
После бурь в другой погоде
Осушу их средь очес.