Борис Гребенщиков - Серебро Господа моего

Мы закрыли глаза, чтоб не знать, как нам плохо,
И с тех пор все равно – где здесь ночи, где дни;
Партизанским костром догорает эпоха,
А в парикмахерских – вальс, и девушки танцуют одни.

На роскошных столах все накрыто для пира,
Только нету гостей – хоть зови не зови;
Можно бить, хоть разбей, в бубен верхнего мира,
Только летчиков нет, девушки танцуют одни.

Все иконы в шитье, так что ликам нет места,
А святую святых завалили в пыли;
В алтаре, как свеча, молча гаснет невеста,
Но все куда-то ушли, и девушки танцуют одни.

От пещер Катманду до мостов Сан-Франциско
Алеет восток, и мерцают в тени
Эти двери в Эдем, что всегда слишком близко,
Но нам было лень встать, и девушки танцуют одни.

Научи меня петь вопреки всей надежде,
Оторваться – и прочь, сквозь завесы земли;
Ярче тысячи солнц пусть горит все, что прежде.
Я еще попою.
Девушки танцуют одни.

На что я смотрю?
На тополя под моим окном.
Все меньше листьев, скоро будет зима.
Но даже если
Зима будет долгой,
Едва ли она будет вечной.

Ну а тем временем
Что же мне делать с такой бедой?
Какая роль здесь положена мне?
Для тех, кто придет ко мне,
Чайник держать на огне
И ночью писать
Письма с границы между светом и тенью.

Мы движемся медленно,
Но мы движемся наверняка,
Меняя пространство на ощупь.
От самой нижней границы
До самой вершины холма
Я знаю все собственным телом.

Никто не пройдет за нас
По этой черте.
Никто не знает того,
Что здесь есть.
Но каждый юный географ
Скоро сможет об этом прочесть
В полном собрании
Писем с границы между светом и тенью.

В Сан-Франциско на улице Индианы
Растут пальмы марихуаны.
Эти пальмы неземной красоты,
Их охраняют голубые менты.
Мимо них фланируют бомжи-растаманы,
У которых всего полные карманы;
Льются коктейли, и плещется виски,
И кружатся квадратные диски.

А здесь, в Вятке, избы под снегом;
И как сказать – кто из нас
Более любим этим небом?

И пока мы рыщем в поисках Рая,
Некто, смеясь и играя,
Бросает нам в сердце пригоршни огня –
И нет ничего, кроме этого дня;
И все равно – здороваться или прощаться,
Нам некуда и некогда возвращаться.
Нет ничего, кроме этой дороги,
Пока вместе с нами идут
Беззаботные боги.

В Багдаде сегодня жара,
А я хотел бы доказать теорему об округлости шара.
Но Шар сегодня борзой,
Он ужален в сердце козой,
Он забыл про матер,
Он забыл про фатер.

Он желает встать
На челябинский фарватер.
А сам живет в трансформаторной будке,
И из головы у него растут незабудки.

Он пытается вынуть из сердца жало –
Тут входят Белые волосы и Убежала…
Как нам дожить до весенней поры,
Когда каждый норовит метать топоры?

Я уже не различаю
Алфавитные знаки,
Я болен, как Конфуций,
Танцующий сиртаки.

Так он прокричал
В форме буквы «SOS».
В это время пожарные
Включают насос.

И больше не слышно
Ни единого слова.
Отныне я буду ходить, как корова
На пуантах по горло в снегу
На шотландском высокогорном лугу.

И больше ни слова про все эти звуки.
Да пощадит Господь разум всех,
Играющих на тарабуке!

Лошадь белая на траве
Далеко ушла в поле;
Дома упряжь вся в серебре,
А ей нужно лишь воли.

Конюх сбился с ног – да что с тобой?
Целый день звонит, пишет.
А она трясет гривой
И как будто б не слышит.

Твердая земля да долгий путь
Из огня в полымя.
Много кто хотел ее вернуть,
Ни один не знал имя.

Если долго плакать
Возле мутных стекол,
Высоко в небе
Появится сокол.
Появится сокол
Высоко над тучей,
В это время важно
Не упустить случай.

Увидеть его крылья,
Увидеть его перья
И вдруг удивиться –
А кто это теперь я?
Почему внизу туча,
А надо мной ясно?
Видимо, я плакал
Совсем не напрасно.

Видимо, вот оно –
Пришло мое время,
А внизу медленно
Бредет мое племя.

А мне лететь выше,
А мне лететь в солнце
И все-таки вспомнить,
Что внизу оконце

С мутными стеклами,
В которое бьются
Милые мои.
Сгореть и вернуться.

Если долго плакать…

Серые следы на сером снегу,
Сбитые с камней имена.
Я много лет был в долгу:
Мне забыли сказать,
Что долг заплачен сполна.

Пахнет застарелой бедой.
Солнцу не пробиться в глубину этих глаз.
Теперь мне все равно,
Что спрятано под темной водой:
Едва ли я вернусь сюда еще один раз.

Есть одно слово,
Которое сложно сказать,
Но скажи его раз, и железная клетка пуста.
Останется ночь, останется снежная степь,
Молчащее небо и северная звезда.

И кажется, что там, впереди
Что-то непременно для нас,
Но сколько ни идешь,
Отсюда никуда не уйти.
Едва ли я вернусь сюда еще один раз.

Над скудной землей бешено кричит воронье,
Над ними синева, но они никуда не взлетят.
У каждого судьба, у каждого что-то свое,
Они не выйдут из клетки,
Потому что они не хотят.

И если выбить двери плечом –
Все выстроится снова за час,
Сколько ни кричи.
Пустота в пустоту ни о чем,
Есть повод прийти сюда еще один раз.

Девушка с Веслом на лихом коне
С шашкой наголо, вижу, ты ко мне,
Заезжай во двор, постучись в окно.
Видишь, я не сплю, жду тебя давно.

Расскажи мне всю правду, не таясь –
Как там князь тверской, как рязанский князь?
Как гудят в степи провода?
Как живут в Москве немцы и орда?

Как живет твой друг Пионер с Трубой?
Он весь в трещинах, но еще с тобой.
Передай ему от меня –
До сих пор печет от его огня.

Я налью тебе ключевой воды,
Отвези в свои Чистые Пруды.
Пусть сияет там тишина,
Пусть гуляют там Солнце и Луна.

А случится что, слышишь, не горюй,
Рассекай Веслом гладь небесных струй.
Ведь твое Весло, как лихой булат,
Все поправит, и все пойдет на лад.

Девушка с Веслом, ты красавица.
Мы затем и здесь, чтобы справиться.
Мы сильны своим ремеслом,
Заходи еще, девушка с Веслом.

Долго мы пели про Свет, а сами шли сумраком,
Не замечая за болтовней,
Как ветер играл стеклянными струнами,
Соединяющими наши души с землей.

Мы шли далеко, шли за высокими тайнами,
Шли, потому что иначе нельзя,
А стерегущие дом замолкали и таяли,
Один за другим таяли, таяли, таяли в небе
Цвета дождя.

Пальцы октябрьских святых по-прежнему ласковы,
Только их лиц становится не разглядеть.
Это все я – видно, не справился с красками
Или снова забыл слова, когда хотел петь.

Ничего, скоро январь затрещит за оградою,
Своим ледяным питием вороша и дразня.
Только бы мне устоять. Но я вижу – я падаю,
Падаю, падаю, падаю, падаю в небо
Цвета дождя.

А еще говорят, что они были с крыльями,
И глаза у них были живая вода,
Но благостные слова опять пахнут пылью,
И нас снова ведут и снова не скажут куда.

А в небе прозрачная тишь, и все ясней ясного,
Времени нет, и значит, мы больше не ждем.
И в синеву сердце возносится ястребом,
Чтобы благословить горящую землю дождем.

Таких бесконечных цветов со мной еще не было,
И за горизонтом, вплотную к нему подойдя,
Видишь, что сети пусты, и ловить было некого,
И никогда не было, не было, не было, не было небо
Цвета дождя.

Красная река
Поперек моего пути.
Я помню, что шел,
Но вспомнить куда – не могу.
И кажется легко –
Переплыть, перейти,
И вдруг видишь самого себя
Как вкопанного на берегу.

У красной реки
Крылья небесной зари.
В красной реке
Вода точь-в-точь моя кровь.
Ты хочешь что-то сказать,
Помолчи немного, не говори –
Все уже сказано,
Сказано тысячу раз,
Нет смысла повторять это вновь.

А твоя красота – свет в окне
Потерянному в снегах.
Твоя красота ошеломляет меня –
Я не могу устоять на ногах,
Но чтобы пробиться к воде,
Нужно сердцем растопить этот лед,
А там сумрак и бесконечный путь,
Который никуда не ведет.

Нет сделанного,
Чего не мог бы сделать кто-то другой.
Нет перешедшего реку
И неперешедшего нет.
Но когда это солнце
Восходит над красной рекой –
Кто увидит вместе со мной,
Как вода превращается в свет.