Шамсиддин Хафиз - Любовный напиток. Лучшая персидская лирика

Слава богу, что открыты кабаки:
Я без них бы умер от тоски!

Пьяницы бурлят вокруг бутылей,
Все тут – и юнцы, и старики.

От вина – и гордость, и отвага,
Без вина – мы слабы и жалки…

Описанья локонов красавиц
Не должны быть слишком коротки.

Словно путы на сердце Меджнуна —
Локонов любимой завитки…

Гордо я смотрю на оба мира,
Словно сокол с княжеской руки.

Недругу я сердца не открою,
Я открою лишь тебе, саки!

Я молюсь на свод бровей любимой,
Хоть они, как Мекка, далеки.

Сотрапезник! Сердце у Хафиза,
Словно свечка, тает от тоски…

Тюрчанка, что вчера ушла из этих рук,
Решила наказать вернейшего из слуг.

С тех пор как с глаз долой исчезли очи милой,
Никто не объяснил мне высший смысл разлук.

Не сжег свечи дотла огонь души спаленной,
Зато печали дым окутал все вокруг.

Я слезы лью рекой вдали от лика милой,
Смотри – второй потоп на землю хлынул вдруг.

Настал разлуки час – и ноги подкосились,
Я умер от тоски, лекарства нет от мук.

Сказало сердце мне: «Молись о новой встрече!»
Молитве посвящен отныне мой досуг.

Что толку быть святым, коль нет обетованной
Мне без тебя земли? Она – пустой лишь звук.

Вчера мне врач сказал, едва меня увидел:
«Увы, неизлечим, несчастный, твой недуг!»

Пока я не ушел из этой жизни бренной,
О друг мой, сделай шаг, вернись к Хафизу, друг!

Лучше рубище аскета за вино отдать в заклад,
А стихи в вине рейханском утопить я был бы рад.

Загубил я жизнь распутством, а очнувшись, понял я:
Лучше мне валяться пьяным, лучше рая – харабат.

Далека от совершенства ваша праведная жизнь.
Лучше пусть струятся слезы, а в груди пылает ад.

Не открою сердца людям благонравным и сухим,
Лучше звучный чанг настрою на веселый, пьяный лад.

До тех пор, покуда небо не изменит ход светил,
Лучше буду предаваться пьянству – лучшей из услад.

Утешительница сердца! Страсти мне не одолеть.
Лучше радости – свиданье, и не надо мне наград.

Если стар, Хафиз, немедля уходи из кабака:
Лучше пить и веселиться в молодые годы, брат!

Хотя печаль и старость – мой удел,
А вспомнил лик твой – вновь помолодел.

На склоне лет мне грех роптать на Бога:
Он дал мне все, чего я захотел.

Я к счастью шел по столбовой дороге,
Любил своих друзей, был пьян и смел.

С тех пор как я лицо твое увидел,
Я к мыслям о бессмертье охладел.

Куст розовый, доволен будь судьбою:
В тени твоей, как соловей, я пел!

Я грамоте учился в школе страсти —
До этого я словом не владел.

Судьба меня списала в харабаты,
Препоручив саки веденье дел.

Теперь я стар… Неверный месяц мимо
Плывет… Вот отчего я поседел!

С тех пор как в кабаке я поселился,
Я жизни смысл сокрытый разглядел.

«Прощен Хафиз!» – раздался голос свыше
Вчера, когда я в погребке сидел.

О горе! На старости лет любовь поразила меня.
Стал явным сердечный секрет, сокрытый до этого дня,

Души соловей упорхнул в проемы открытых очей,
А в кущах любви для него готова была западня.

Как мускусом, кровью омыт в груди моей сердца комок:
Той дикой козы аромат доносится, сердце пьяня.

От пыли в квартале твоем я пьян, как от чаши вина,
И ветер не смеет дышать, твой мускусный запах храня.

Ресницы любимой моей – мечи, покорившие мир:
Навалены трупы вокруг, была беспощадной резня!

Для пьяницы все хорошо, что в чашу ему ни налей.
Немало в сей жизни скорбей испил я, судьбы не кляня.

Вотще благородным, как лал, агат мой старается стать.
Не лучше ли сразу понять, что я для тебя – неровня?

Кудрей гиацинтовых раб, Хафиз, твой невесел удел:
Усмешки завистников злых и сплетниц пустых болтовня!

Приходи! Наполним с краем чаши влагою пунцовой,
Старый свод небес сломаем, а взамен воздвигнем новый!

Будем пить и веселиться, разбросав повсюду розы,
Из курильниц будет литься благовоний дух медовый.

Если ж вызовет на сечу рок меня, возжаждав крови,
Року злобному навстречу встану я, на бой готовый.

Хочешь в рай попасть – спускайся в погребок со мною вместе.
Чтобы в край подняться райский – бочка служит нам основой.

Тот – глупца изображает, этот – ум свой превозносит.
Ну их к Богу! Пусть решает: кто мудрец – кто бестолковый.

Чанг настрой, ударь по струнам! Звонко хлопая в ладони,
В пляс пущусь я, ставши юным, с танцовщицей тонкобровой.

Весть о нас неси, о ветер, к недоступному престолу,
Чтобы нас в пыли заметил шах прекрасный, но суровый.

О Хафиз! Искусство слова в грош не ставится в Ширазе.
Ты отечества иного поищи, прекраснословый!

О свет моих очей, послушай мой совет:
Покуда есть вино – пей сам, пои весь свет!

Советы молодым давать – удел седых.
Как жаль, что и тебя придавит тяжесть лет.

Разумный не отдаст себя во власть любви.
Желаешь быть любим – скажи рассудку «нет».

А радости ищи у продавцов вина.
От четок и молитв – один лишь только вред.

Друзьям не откажи ни в дружбе, ни в деньгах.
Дари свой жар другим – и будешь сам согрет.

Ловушек много нам расставил Ахриман —
Пусть ангел охранит тебя от тех тенет!

Иссяк мой прежний пыл и радости запас…
О бубен мой, звени! О чанг, рыдай в ответ!

Не оставляй пустым бокала, о саки!
Пусть пьяница прочтет в твоих очах привет.

О ты, одетый в шелк, пожертвуй поцелуй
Хафизу, не смотри, что он в хиркэ одет!

Чтоб дух над землей воспарил – назначь мне свиданье с тобой!
Я – птица, меня этот мир не свяжет своей суетой.

Превыше престола Творца я ради любви поднимусь.
Я буду рабом до конца – ты будь до конца госпожой.

Пролей на меня, о Аллах, с небес наставления дождь,
Покуда еще я не прах, покуда еще я живой.

А ты, сладкотелый кумир, свой пояс, молю, развяжи,
Чтоб мог я на жизнь и на мир махнуть напоследок рукой.

Готов я, хотя и старик, тебя обнимать до утра.
Из крепких объятий твоих я встану опять молодой.

К могиле моей не ходи без музыки и без вина,
«Вскочу я, с весельем в груди, танцуя, из тьмы гробовой».

В день смерти моей, о кумир, Хафизу явись хоть на миг.
Чтоб дух над землей воспарил – назначь мне свиданье с тобой!

Пока не будут кабаков забыты имена,
Я буду распростерт в пыли пред продавцом вина.

И будет в ухе у меня блестеть его кольцо.
Каков я был – таков я есмь на вечны времена.

К моей гробнице приходя, о милости проси:
Каабой риндов навсегда останется она.

Веками будут перед ней склоняться мудрецы.
«Земля, хранящая твой след, навек освящена».

Аскет, над тайною не тщись завесу приподнять:
И для тебя, и для меня она равно темна.

Моя тюрчанка, из-за чьей жестокости всю ночь
Я лью ручьи кровавых слез, – сегодня вновь хмельна.

Мир – постоялый двор. Конец – неведом никому.
Хаджи, хмельных не обвиняй в грехе – не их вина!

От страсти умерев, лежать я обречен и ждать:
Когда же будет встречи весть трубой возвещена?

Молись! Поможет и тебе Хафизова звезда
В цепях пленительных кудрей испить любовь до дна!

Лик твой – спутник мой в скитаньях, а дороги – далеки.
К локонам твоим привязан я рассудку вопреки.

Ямочка на подбородке мне лукаво говорит:
«В эту ямочку свалились все Юсуфы-дураки!»

Эти тысячи Юсуфов преградили путь к тебе.
Красота твоя – спасенье и лекарство от тоски.

Если мне не дотянуться до густых твоих кудрей —
Значит, сердце виновато, значит, руки коротки.

Предавайся наслажденьям ты в обители своей,
Но привратнику у входа наставленье изреки:

«Этот путник отразился в зеркале моей души,
Хоть и пыльный он, и скромный, и наряд, и вид – жалки.

Отвори ворота, если постучится в них Хафиз —
Он годами, бедный, жаждал мною утолить зрачки…»