Борис Поплавский - Сочинения

Вскипает в полдень молоко небес,
Сползает пенка облачная, ежась,
Готов обед мечтательных повес,
Как римляне, они вкушают лежа.

Как хорошо у окружных дорог
Дремать, задравши голову и ноги.
Как вкусен непитательный пирог
Далеких крыш и черный хлеб дороги.

Как невесомо сердце бедняка,
Его вздымает незаметный воздух,
До странного доводит столбняка
Богатыми неоцененный отдых.

Коль нет своей, чужая жизнь мила,
Как ревность, зависть родственна любови.
Еще сочится на бревне смола,
От мертвеца же не исторгнешь крови.

Так беззаботно размышляю я,
Разнежившись в божественной молочной,
Как жаль, что в мать, а не в горшок цветочный
Сошел я жить. Но прихоть в том Твоя.

Утром город труба разбудила,
Полилась на замерзший лиман.
Кавалерия уходила
В разлетающийся туман.

Собирался за всадником всадник
И здоровались на холоду,
Выбегали бабы в палисадник,
Поправляя платки на ходу.

Проезжали обозы по городу,
Догоняя зарядные ящики,
И невольно смеялись в бороду
Коммерсанты и их приказчики.

Утром город труба разбудила,
Полилась на замерзший лиман.
Кавалерия уходила
В разлетающийся туман.

Неудачи за неудачами,
В сентябре непогоде чета.
Мы идем под забытыми дачами,
Где сидит на верандах тщета.

Искривленные веники веток
Подметают пустырь небес.
Смерть сквозь солнце зовет однолеток
И качает блестящий лес.

Друг природы, больной соглядатай,
Сердце сковано хладной неволей,
Там, где голых деревьев солдаты
Рассыпаются цепью по полю.

Но к чему этих сосен фаланга?
В тишине Ты смеешься светло,
Как предатель, пришедшая с фланга
На судьбы моей Ватерлоо.

Друзья мои, природа хочет,
Нас не касаясь, жить и цвесть.
Сияет гром, раскат грохочет,
Он не угроза и не весть.

Сам по себе цветет терновник
На недоступных высотах.
Всему причина и виновник
Бессмысленная красота.

Белеет парус на просторе,
А в гавани зажгли огни,
Но на любой земле над морем
С Тобой, подруга, мы одни.

В ночном покое летней дружбы,
В горах над миром дальних мук,
Сплети венок из теплых рук
Природе безупречно чуждой.

Печаль зимы сжимает сердце мне
Оно молчит в смирительной рубашке
Сегодня я от мира в стороне,
Стою с весами и смотрю на чашки.

Во тьме грехи проснулись до зари,
Метель шумит, склоняя жизнь налево,
Смешные и промокшие цари
Смеются, не имея сил для гнева.

Не долог день. Блестит церквей венец,
И молча смотрит боль без сожаленья
На возмущенье жалкое сердец,
На их невыносимое смиренье.

Который час? Смотрите, ночь несут
На веках души, счастье забывая.
Звенит трамвай, таится Страшный Суд,
И ад галдит, судьбу перебивая.

На фронте радости затишие и скука,
Но длится безоружная война.
Душа с словами возится, как сука
С щенятами, живых всего двойня.

Любовь, конечно, первое, дебелый
И черный дрыхнет на припеке зверь.
Второй щенок кусает мать в траве,
Счастливый сон играет лапой белой.

Я наклоняюсь над семейством вяло.
Мать польщена, хотя слегка рычит.
Сегодня солнце целый день стояло,
Как баба, что подсолнухи лущит.

За крепостью широко и спокойно
Блестел поток изгибом полных рук,
И курица, взойдя на подоконник,
В полдневный час раздумывала вслух.

Все кажется, как сено лезет в сени,
Счастливый хаос теплоты весенней,
Где лает недокраденный щенок
И тычет морду в солнечный венок.

Твоя душа, как здание сената,
Нас устрашает с возвышенья. но
Для веселящегося мецената
Оно забавно и едва важно.

Над входом лань, над входом страшный лев
Но нам известно: под зверинцем этим
Печаль и слабость поздних королев.
Мы льву улыбкою едва ответим.

Как теплый дождь паду на вымпел Твой,
И он намокнет и в тоске поникнет
И угрожающе напрасно крикнет
Мне у ворот солдат сторожевой.

Твоя душа, как здание сената,
Нас устрашает с возвышенья, ах!
Для веселящегося мецената
Оно еще прекрасней в ста шагах.

Сияет осень и невероятно,
Невероятно тонет день в тиши.
Счастливый дом наполнился бесплатно
Водою золотой моей души.

Сереют строчки, точно краткой мухи
Танцующие ножки набекрень.
Душа, едва опомнившись от муки
Бестрепетно вдыхает теплый день.

Не удержать печаль в ее паденьи.
Эшеров синий и ползучий дом.
Пронзителен восторг осенних бдений,
Пронзителен присест в совсем простом

Мы победители вошли в горящий город
И на землю легли. Заснули мертвым сном
Взошла луна на снеговые горы,
Открыл окно сутулый астроном.

Огромный дым алел над местом брани,
А на горах был дивный холод ночи.
Солдаты пели, засыпая с бранью,
Лишь астрономы не смыкали очи.

И мир прошел, и лед сошел и холод.
Скелет взглянул в огромную трубу.
Другой скелет сидел на камнях голый,
А третий на шелках лежал в гробу.

Запела жизнь в иных мирах счастливых,
Где голубой огонь звучал в саду.
Горели звуки на устах красивых,
В садах красивых и счастливых душ.

Так астроном убил дракона ночи
А воин сосчитал на небе очи.

Ты говорила: гибель мне грозит,
Зеленая рука в зеленом небе.
Но вот она на стуле лебезит,
Спит в варварском своем великолепьи.

Она пришла, я сам ее пустил,
Так вспрыскивает морфий храбрый клоун,
Когда летя по воздуху без сил,
Он равнодушья неземного полон.

Так воздухом питается пловец,
Подпрыгивая кратко над пучиной,
Так девушкой становится подлец,
Пытаясь на мгновенье стать мужчиной.

Так в нищенском своем великолепьи
Поэзия цветет, как мокрый куст,
Сиреневого галстука нелепей,
Прекрасней улыбающихся уст.

Возлетает бесчувственный снег
К полосатому зимнему небу.
Грохотание поздних телег
Мило всякому Человеку.

Осень невесть откуда пришла,
Или невесть куда уходила,
Мы окончили наши дела,
Свет загасили, чтобы радостно было.

За двойным, нешироким окном
Зажигаются окна другие.
Ох, быть может мы все об одном
В вечера размышляем такие.

Всем нам ясен неложный закон,
Недоверье жестокое наше.
И стаканы между окон
Гефсиманскою кажутся Чашей

Померкнет день; устанет ветр реветь,
Нагое сердце перестанет верить,
Река начнет у берегов мелеть,
Я стану жизнь рассчитывать и мерить.

Они прошли, безумные года,
Как отошла весенняя вода,
В которой отражалось поднебесье.
Ах, отошел и уничтожен весь я.

Свистит над домом остроносый дрозд,
Чернила пахнут вишнею и морем,
Души въезжает шарабан на мост.
Ах, мы ль себе раскаяться позволим?

Себя ли позовем из темноты,
Себе ль снесем на кладбище цветы,
Себя ль разыщем, фонарем махая?
Себе ль напишем, в прошлое съезжая?

Устал и воздух надо мной синеть.
Я, защищаясь, руку поднимаю,
Но не успев на небе прогреметь,
Нас валит смех, как молния прямая.