Демьян Бедный - Том 5. Стихотворения 1941-1945. Статьи

Один пройдошливый румын, кривой Антон
   (Иль по-румынски Антонеску),
Рядившийся в сюртук, заношенный до блеску,
Не вылезавший век из рваных панталон,
Всю жизнь пиликавший на скрипочке в трактире,
Вошел в лихой азарт, решил зажить пошире
      И у себя в квартире
   Устроил воровской притон:
   Набив замки, навесив шторы,
   Он принимал, поил-кормил
   Отчаянных воров-громил,
И вместе с ними сам, как делают все воры,
Чужие уважал не очень-то запоры.
Сначала был Антон в «счастливой» полосе.
Как мышь, сыскавшая дорожку к бакалее,
Он с каждым днем жирел и делался наглее.
   Но вдруг и он и воры все
      Засыпалися с кражей:
Сам обокраденный ворами гражданин,
      Да не один,
А с обвинителем, с внушительною стражей,
Накрыв притон, налег на двери – двери вон!
   При неприятном столь визите
   Заголосил вовсю Антон:
      «Спаси-и-и-те!..
      Спаси-и-и-те!..
В обитель мирную!.. Побойтеся икон!»
«Вот в том и главное, – сказал тут
      обвинитель, –
   Что мы, блюдя закон,
Вошли с оружием не в мирную обитель,
   А в воровской притон!»

Борьба ее, зверьем обложенной кругом,
В анналы Родины вошла страницей славной;
   Сражаясь до конца с врагом,
   Изранена в борьбе неравной,
Она свершила все, что совершить могла.
Над нею, солнечной, сгустилась ночи мгла,
Но, не сгибаяся под гнетом принужденья,
   Она уверенно ждала
   Дня своего освобожденья!
И этот день пришел!
   Мы славу ей поем.
Ей, для кого была честь Родины святыней!
Она измучена, истерзана зверьем,
   Но даже в рубище своем,
Сил нарастающих вновь чувствуя подъем,
Храня гармонию простых и строгих линий,
Она стоит над гладью моря синей.
Мы в ней черты родные узнаем
   И с гордостью ее зовем
   Красавицей и героиней!

«Что это? – Гитлер взвыл,
Глаза от страху жмуря. –
Потеряны – Сиваш, и Перекоп, и Керчь!
На нас идет из Крыма буря!»

Не буря, подлый гад, а – смерч!

Фашисты думали нас сокрушить войной.
   Мы им отпор жестокий дали!
   Теперь они, нажав педали,
Хотят спастись любой ценой:
   Шут с ней, с побитою спиной!
   Пусть погибают хвост и грива,
   Нутро б лишь было спасено!
Однакож и теперь дурацки и смешно
Они бахвалятся – сколь эта мразь брехлива! –
Своею новою «стратегией отрыва»!
Подобный камуфлет и едко и умно
   Народ наш высмеял давно.

«Ты что пыхтишь-кряхтишь так, Федя?»
«Да вот… Ух, ч-ч-ер-р-т!.. Поймал медведя!»
«Медведь большой ли?»
                   «Крупный, да!
С корыто жиру обещает!»
«Ну, волоки ж его сюда!»
«Дык он меня не отпущает!»

Захват врага в кольцо – классический прием,
И уважение к нему мы сохраняем,
Так: мы – открыто признаем –
В борьбе с фашистским вороньем
Его охотно применяем.
По существу прием каков?
Охват и – трепещи душа в немецком теле!
Прием – нет спору, он не нов,
Но до чего ж хорош на деле!

Бойцам отваги беззаветной,
Покрытым славою всесветной,
Которым равных в мире нет,
Семьей народной всей – несметной! –
Мы первомайский шлем привет!

Желаем вам и тем, кто старше
И кто моложе всех в строю,
Неутомимости на марше,
Неуязвимости в бою!

Желаем вам в своем отменном,
Искусном мастерстве военном
Достигнуть сказочных вершин!

Желаем вам, чтоб в сроке скором
Предстал пред вашим гордым взором
Покрытый мраком и позором,
Во прах поверженный Берлин!

Победным сталинским маршрутом
Мы все уверенно идем.
С неделей каждой, с каждым днем
Мы приближаемся к минутам,
Когда в фашистском гаде лютом
Сустав последний захрустит
И громовым своим салютом
Победу над немецким спрутом
Москва всемирно возвестит!

Несчетным голосам, теплом согрета майским,
Внимает родина, могучих сил полна,
Чутьем испытанным, заботливо-хозяйским,
Значенье голосов распознает она.
От зеленеющих Карпат к горам Алтайским
Двойной доносят гул – работа и война.

Колхозные поля пропитывает влага,
Кормя и зернышко и свеженький росток,
Стихийна в пахарях к трудам весенним тяга.
В колхозной кузнице, усердный работяга,
Стучит без устали веселый молоток.

Заводы, рудники, железные дороги
Стремятся перекрыть вчерашних цифр итоги.
   Юг, север, запад и восток
В могучий творческий включилися поток!

В морях идут бои за честь родного флага,
На суше – пушек гром, с площадок взлетных ввысь
   Стальные соколы взвились.
   Труд и военная отвага
   В едином подвиге слились!

Антонеску спал с лица,
Жалобно захныкал,
Гитлер горе-подлеца
В карту носом тыкал:
«Фронт наш прорван по Днестру,
Русские за Прутом.
Дай мне войско, чтоб дыру,
Мог закрыть дыру там!»
«Где ж я войска наберу!
Проиграли мы игру,
Лучше нас не троньте…»
Гитлер хвать его и – тпру!

Разве так заткнешь дыру
На Восточном фронте?

Замотавшись в брехе шалом,
Геббельс стал писать ногой,
Что за первым, дескать, валом
Есть у немцев вал другой.

«Главный» вал! Имеет – грозный! –
Он особенность одну:
Каждый раз в момент серьезный
Он уходит в глубину.

Не стоит он дня в покое.
Это – правда, а не ложь.
Что-то в этом есть такое,
От чего – при летнем зное –
Немчуру кидает в дрожь.

Вал, конечно, встанет где-то.
Срок его движений сжат.
Все фашисты знают это
И от ужаса дрожат.

При предсмертном их «амине»,
Перед карой по вине,
– Вот что их страшит так ныне! –
Вал окажется в Берлине,
В их последней глубине.

Средь фашистов каждый чует:
Возвестив конец войны,
Вал их «главный» докочует
До – тюремной их стены!

Финский вал был крепким валом
С белофинским злым оскалом:
Годы строился, не дни!
Но наш фронт – с стальным закалом:
В темпе самом небывалом
Громыхнул с таким запалом
По бетону и по скалам,
Что – рассыпались они!

А давно ль с Берлином в паре
Гельсингфорс в шальном угаре
Лил словесный водопад,
Дескать, финским «Пиетари»
Станет русский Ленинград!

За такие аппетиты
Финны биты, будут биты.
Их не минет строгий суд.
Ни бетоны, ни граниты
Их от кары не спасут!

И за то, что с пьяным воем
В схватку с городом-героем
Лезли финны, дико злы,
Их теперь, могучим строем
Сокрушая все валы,
Бьют нещадно смертным боем
Ленинградские орлы!