Павел Зальцман - Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения

Я привезу Жужу сюрприз —
Фарфоровый сервиз.
Потом я ей скажу: «Ма шер,
А вот еще торшер».

Она мне вечерком нальет
Малиновый компот,
Меня за ширму проведет
И скинет там капот.

Я на кушетке полежу
В присутствии Жужу
И на прощанье ей скажу,
Что привезу бижу.

Однажды, будучи в гнезде
Над золотым пляжем,
Я предложил одной звезде:
– Слетим туда, ляжем.
– Ну нет, – воскликнула она, —
Ведь это бездна.
Я не психически больна,
Мерси любезно.

– Но вы, я думал, как звезда,
Слетите без запинки.
А впрочем, – спустимся с гнезда
Здесь, по тропинке.
Ну да, зачем же, я не лещ,
Чтобы нырять в море.
И эта бездна – это вещь,
Я и не спорю.

Но если я вдруг захочу,
То я вполне безвредно
И полечу. И полечу.
И полечу победно.

Висел кораблик над водой
На небе голубом,
А мы карабкались горой
Туда, где белый дом.

Мы шли с тобой, мы шли с тобой,
Мы шли с тобой вдвоем,
Мы шли дорогой голубой
Туда, где белый дом.

Мы шли горой на самый край,
Где белый дом вдали,
Чтоб увидать из края в край
Другие корабли.

Висел кораблик над водой
Над самой глубиной,
Висел кораблик голубой
Всё дальше за спиной.

Пора, пора бы нам дойти,
Какой далекий дом!
Но нам с тобою по пути,
И мы с тобой поём.

Нас ночью дома не ждут,
Нам очень мило и тут:
Поднявши полный бокал,
Устроим громкий скандал.

Порезав морду ножом,
Мы только весело ржем
И, тряпкой вытерши пол,
Садимся снова за стол.

Мы дышали два часа высотой.
Помнишь гору? Помнишь гору?
Под ногами лес совсем золотой —
Осень скоро, осень скоро.

Неужели нам не мчаться с тобой —
Помнишь гору? Помнишь гору?
Потемнел и гаснет дым голубой,
Осень скоро, осень скоро.

Мы должны с тобой ручей перейти —
Мчится мимо, мчится мимо.
Погоди, мой друг, постой, не лети
Легче дыма, легче дыма.

Потемнел и гаснет дым голубой.
Скоро тучи, скоро тучи…
Этот день над всеми вместе с тобой
Самый лучший, самый лучший.

– Я вас, я вас,
Я вас полечу.
– Нет, нет, нет,
Лечиться не хочу.

– Я вас, я вас
Уложу в кровать.
– Нет, не хочу лежать.

– Я вам, я вам
Клизму закачу,
Я вас, я вас
Плакать научу,
Я вам буду
Слёзы вытирать.
– Нет, не хочу страдать.

– Я вам буду
Зубы выдирать,
Я вам буду
Сопли вытирать,
Я вас, я вас
Заботой окружу.
– Нет, благодарю —
Ухожу.

Угол <Ленина>
да угол <Калинина>,
Там на улице стоит
урна глиняна,
Я по улице хожу
така культурная,
Как на урну погляжу,
плюну в урну я.

Эх, налью себе чашку чая,
А в «Просвещенце» дождь идет.
Пятую чашку выпиваю,
А в «Просвещенце» дождь идет.

Выпил я чаю полкорыта,
А в «Просвещенце» дождь идет.
А у нас уборная закрыта,
А в «Просвещенце» дождь идет.

Когда конец скоро
И ты мертвец, Жора,
И ты сидишь, Жора,
Совсем убит, —

Так ты не пей, Жора,
И слез не лей, Жора,
И не имей, Жора,
Убитый вид.

Уже темно скоро,
Пойдем в кино, Жора,
Ты посмотри, Жора,
Бриджит Бардо!

Да, это не шутки,
У ней талант жуткий,
И грудки каждая
Как ведро.

А что твоя краля,
Таких мы не брали
За три с полтиною
Или за три —

Так брось вино, Жора,
Уже кино скоро,
И на Бардо, Жора,
Ты посмотри.

А в весенние потёмочки
Соберем свои котомочки,
По дорогам разбредаемся
За живой водой.

Набредаем на тропиночку,
Наступаем на былиночку,
Расплачемся, разрыдаемся
Соленой слезой.

Если б я ходила, если б я гуляла
По дворам, по дворам,
Я б наворожила, я бы нагадала
Королям, королям.

Этому дорога, этому тревога
И казна, и казна.
А на сердце дама, ох же и бедова,
И красна, и красна.

Дама не червова, дама не бубнова,
И не крестей, не крестей —
Пиковая дама, вот она, зазноба
Королей, королей.

Вы б сидели дома, вы б сидели дома,
Кумовья, кумовья.
Пиковая дама, пиковая дама —
Это я, это я.

Дождь и ветер. Лужи. Слякоть.
Дует холодом от окон.
Скучно думать. Скучно плакать.
Одиноко. Одиноко.

На привозе тоже пусто.
Мокнет зелень, утки, куры.
Мокнет свежая капуста.
Мокнут бабы. Бабы дуры.

Ряд истрепанных акаций
Сыпет листьями и гнется.
Нет, довольно, искушенью
Не хочу сопротивляться.

Я ложусь и укрываюсь
Теплой шубой с головою.
Дождь и ветер не мешают
Сновиденьям и покою.

И во сне, как в светлом парке,
Вижу я весну и счастье.
Как тепло (и даже жарко)
Мне под шубою в ненастье!

Морская равнина кажется мертвой.
Светящийся воздух чист и высок.
Ночным дождем освеженное утро.
Промытые камни. Мягкий песок.

Змея выползает из черной дырки
В нагретую солнцем тишину.
На мелкой гальке сухо и жарко,
Ничто вокруг не мешает сну.

Мы одинаково рады безлюдью,
Нам свободно и светло.
Я отдыхаю. Дышу всей грудью.
Она всем телом пьет тепло.

Город маячит сзади в тумане.
Я отдыхаю. Я живу.
Одно из безвреднейших созданий,
Змея – уходит в свою траву.

Проспавши двенадцать часов,
Проснулся я свеж и здоров,
Следов кутежа никаких —
Я даже не грустен. Я тих.

Зеленый желтеющий сад.
Гуляю. Я этому рад.
Покой, одиночество. Что же
Тоской пробирает по коже?

Трам-та-ра-рам! Какую ахинею
Ты создал за шесть дней, наш всемогущий Бог!
Ты что же, ничего умнее
Не мог?

Забитые, как сельди в бочку,
Кусаем землю, глядя в твердь.
Людей тошнит. Скоты глодают жвачку,
И сходства… и собачья смерть.

Нас утешают раем или адом,
И это всё, что нам дано.
Но рай и ад почти что рядом.
Весьма похоже. Всё одно.

Здесь пыль, жара и ротные ученья.
Как тошно духу моему!
Там долгие мученья и моленья,
А, собственно, за что и почему?

Ну хорошо, здесь можно застрелиться
И, предположим, избежать.
Но там как будто это будет длиться,
И надо жить, и надо ждать.

Бессмертие! Подумайте, вот шутка,
Вот анекдот!
Восхвалим, что хоть здесь всё шатко,
Что всё пройдёт.

Итак, друзья, воскликнем в заключенье:
Да, дело дрянь, всё клин, куда ни кинь.
Всё суета. Души томленье.
Хреновина с морковиной. Аминь!

Живи, кто умереть не может,
Но не хоти и не люби.
Божественных штанов не тереби,
Не стоит. Не поможет.
Он высоко, в штанах.
Ни лаской, ни щелчком
Он не откликнется на жалобы и вопли.
Мы так недолги. Нас такие толпы
Запущены волчком.
Нас просто не найти. Обрывки киноленты.
И будет голый труп земной
Вертеть над вечною зимой
Затейливые монументы.
Какому новому и чуждому уму,
Кому они расскажут? – Никому.