Артюр Рембо - Стихи (3)
И губы жаждут их доныне,
Но на запястьях цепь гремит...
И нас порой волнует странно,
Когда, загара смыв печать,
Ее рукам наносят рану
И пальцы их кровоточат...
Перевод П. Антокольского:
Ладони этих рук простертых
Дубил тяжелый летний зной.
Они бледны, как руки мертвых,
Они сквозят голубизной.
В какой дремоте вожделений,
В каких лучах какой луны
Они привыкли к вялой лени,
К стоячим водам тишины?
В заливе с промыслом жемчужным,
На грязной фабрике сигар
Иль на чужом базаре южном
Покрыл их варварский загар?
Иль у горячих ног мадонны
Их золотой завял цветок,
Иль это черной белладонны
Струится в них безумный сок?
Или подобно шелкопрядам
Сучили синий блеск они,
Иль к склянке с потаенным ядом
Склонялись в мертвенной тени?
Какой же бред околдовал их,
Какая льстила им мечта
О дальних странах небывалых
У азиатского хребта?
Нет, не на рынке апельсинном,
Не смуглые у ног божеств,
Не полоща в затоне синем
Пеленки крохотных существ;
Не у поденщицы сутулой
Такая жаркая ладонь,
Когда ей щеки жжет и скулы
Костра смолистого огонь.
Мизинцем ближнего не тронув,
Они крошат любой утес,
Они сильнее першеронов,
Жесточе поршней и колес.
Как в горнах красное железо,
Сверкает их нагая плоть
И запевает "Марсельезу"
И никогда "Спаси, господь".
Они еще свернут вам шею,
Богачки злобные, когда,
Румянясь, пудрясь, хорошея,
Хохочете вы без стыда!
Сиянье этих рук влюбленных
Мальчишкам голову кружит.
Под кожей пальцев опаленных
Огонь рубиновый бежит.
Обуглив их у топок чадных,
Голодный люд их создавал.
Грязь этих пальцев беспощадных
Мятеж недавно целовал.
Безжалостное сердце мая
Заставило их побледнеть,
Когда, восстанье поднимая,
Запела пушечная медь.
О, как мы к ним прижали губы,
Как трепетали дрожью их!
И вот их сковывает грубо
Кольцо наручников стальных.
И, вздрогнув словно от удара,
Внезапно видит человек,
Что, не смывая с них загара,
Он окровавил их навек.
XXXVI. Сестры милосердия
Впервые напечатано посмертно в "Ревю литтерэр де Пари э де Шампань" в октябре 1906 г.
Было послано Рембо Верлену в сентябре 1871 г.; сохранилась только копия Верлена.
В стихотворении проявилась свойственная затем Рембо в ближайшие годы мизогиния, носящая в данном случае, однако, не характер грубости, как в "Моих возлюбленных малютках", а литературно-философский характер, связанный с некоторыми сторонами романтической традиции Виньи и особенно бодлеровской традиции. В стихотворении встречаются глухие, но многочисленные реминисценции стихов Бодлера, а также "Дома пастуха" Виньи.
Читатель должен учитывать, что в стихотворении XXXVIII "Первые причастия" всю ответственность за невозможность для женщины стать "сестрой милосердия" Рембо возлагает на христианство.
Сведений о других переводах нет.
XXXVII. Искательницы вшей
Впервые и частично (строфы III и IV) напечатано без ведома автора в романе Фелисьена Шансора "Дина Самюэль" (1882), где дан полукарикатурный, полувосторженный портрет Рембо - в образе "величайшего из всех поэтов на земле Артюра Сэнбера" (см. Р - 54, р. 674-675), затем целиком - в "Лютэс" от 19-26 октября 1883 г. и в книге Верлена "Пр_о_клятые поэты" (1884).
История текста такая же, как у предыдущего. Печатается по копии Верлена.
Стихотворение стало весьма известным из-за своего заглавия, воспринимаемого как "эпатирующее" и неудобопроизносимое, и благодаря книге Верлена.
Между тем оно, видимо, относится к группе "бродяжнических" стихотворений Рембо осени 1870 г., может быть, начала 1871 г. и хронологически, вероятно, печатается не на месте. Почти несомненна связь стихотворения с пребыванием беглого Рембо в сентябре 1870 г. у теток учителя Изамбара мадмуазелей Жэндр, к которым он попал - после побега из дому и восьмидневного пребывания в тюрьме Мазас - грязным и завшивленным. Изамбар снабдил папку с письмами тетки Каролины Жэндр надписью "искательница вшей", что подтверждает реальную основу эпизода. Стихотворение - благодарный "крик души" подростка Рембо, лишенного материнской ласки.
Стихотворение не имеет мизогинической направленности и, напротив, свидетельствует, что мизогиния Рембо складывалась под влиянием внешних обстоятельств и еще в 1870-1871 гг. могла быть преодолена при ином ходе событий.
Другое дело, что, поминая добром "двух сестер, двух прекрасных женщин", Рембо бессознательно вел свой поэтический корабль, вооруженный всей совершенной оснасткой поэзии Леконт де Лиля и Бодлера, в совсем внепоэтическую сферу, чуждую автору "Цветов Зла".
Первый русский перевод, выполненный И. Анненским и опубликованный лишь посмертно, приводил стихотворение Рембо к привычным категориям поэтического. Намеренно было смягчено и заглавие - "Феи расчесанных голов", а произвольность рифмовки указывает, что Анненский считал перевод этюдом:
На лобик розовый и влажный от мучений
Сзывая белый рой несознанных влечений,
К ребенку нежная ведет сестру сестра,
Их ногти - жемчуга с отливом серебра.
И, посадив дитя пред рамою открытой,
Где в синем воздухе купаются цветы,
Они в тяжелый лен, прохладою омытый,
Впускают грозные и нежные персты.
Над ним мелодией дыханья слух балуя,
Незримо розовый их губы точат мед;
Когда же вздох порой его себе возьмет,
Он на губах журчит желаньем поцелуя.
Но черным веером ресниц их усыплен
И ароматами, и властью пальцев нежных,
Послушно отдает ребенок сестрам лен,
И жемчуга щитов уносят прах мятежных.
Тогда истомы в нем подъемлется вино,
Как мех гармонии, когда она вздыхает...
И в ритме ласки их волшебной заодно
Все время жажда слез, рождаясь, умирает.
Вскоре появились почти одновременно, незадолго до конца первой мировой войны, версии В. Брюсова и Б. Лившица, а также перевод И. Эренбурга, опубликованный в Париже.
Перевод В. Брюсова:
Дитя, когда ты полн мучений бледно-красных,
И вкруг витает рой бесформенных теней,
К тебе склоняется чета сестер прекрасных,
И руки тянутся с мерцанием ногтей.
Они ведут тебя к окну, где голубые
Теченья воздуха купают купы роз,
И пальцы тонкие, прелестные и злые,
Скользят с неспешностью в кудрях твоих волос.
Ты слышишь, как поет их робкое дыханье,
Лаская запахом и меда и весны:
В него врывается порою свист: желанье
Лобзаний или звук проглоченной слюны?
Ты слышишь, как стучат их черные ресницы,
Благоуханные; по звуку узнаешь,
Когда в неясной мгле всей этой небылицы
Под ногтем царственным вдруг громко хрустнет вошь.
И вот встает в тебе вино беспечной лени,
Как стон гармоники; тебе легко дремать
Под лаской двух сестер; а в сердце, в быстрой смене,
То гаснет, то горит желание рыдать.
Перевод Б. Лившица:
Когда на детский лоб, расчесанный до крови,
Нисходит облаком прозрачный рой теней,
Ребенок видит въявь склоненных наготове
Двух ласковых сестер с руками нежных фей.
Вот, усадив его вблизи оконной рамы,
Где в синем воздухе купаются цветы,
Они бестрепетно в его колтун упрямый
Вонзают дивные и страшные персты.
Он слышит, как поет тягуче и невнятно
Дыханья робкого невыразимый мед,
Как с легким присвистом вбирается обратно
Слюна иль поцелуй? - в полуоткрытый рот...
Пьянея, слышит он в безмолвии стоустом
Биенье их ресниц и тонких пальцев дрожь,
Едва испустит дух с чуть уловимым хрустом
Под ногтем царственным раздавленная вошь...
В нем пробуждается вино чудесной лени,
Как вздох гармоники, как бреда благодать,
И в сердце, млеющем от сладких вожделений,
То гаснет, то горит желанье зарыдать.
Перевод И. Эренбурга:
Когда ребенок, полный красной муки,
Оплакивает сказок белый дым,
Две старшие сестры, закинув руки,
К кровати маленькой идут за ним.
Ведут к окну, раскрытому широко,
Где листья моет вечер голубой,
И с нежностью, особенно жестокой,
Скользят в кудрях, обрызганных росой.
Он слушает, как сестры дышат ровно,
В дыханье их сокрыт цветочный мед.
И иногда одна из них любовно
Его тем ароматом обдает.
И в тишине трепещут их ресницы,
Исходит свист из их прилежных уст.
Когда ж их взор добычей насладится,
Под острыми ногтями слышен хруст.
Он чувствует вино сладчайшей лени,
Под ласками сестер не плачет он,
Обвеян негой медленных движений,
И словно погружаясь в тихий сон.
Неизданный перевод А. Бердникова:
Когда малыш со лбом в царапинах багровых
Неясных светлых снов готов вкусить добро,
Он видит двух сестер и нежных и суровых,
С перстами хрупкими, чьи ногти - серебро.
