Владимир Каменцев - Океан. Выпуск пятый
Ревел мощный двигатель. Шлюпка со все нарастающей скоростью неслась к берегу. Вдруг я уловил запах земли. Втянул с жадностью носом воздух: пахло сеном! Ах, какой запах!.. Все ближе берег, все ближе. Я уже слышал тяжкий гром наката и весь сжался, приготовился к броску через борт, как только шлюпка коснется килем дна. Люди что-то кричали с берега, махали руками. Среди них там плясала и прыгала девочка, метались над ее худенькими плечиками расплеснутые ветром, вздыбленные желтые, как песок дюн, волосы.
Шлюпка взлетела на гребень пенной волны и вместе с ней ринулась к пляжу.. Гром, плеск, скрежет днища о гальку С неожиданной для такого громоздкого тела сноровкой толстяк Джо махнул в воду и, вцепившись в левый борт медвежьей хваткой, со страшной силой поволок шлюпку на песок. И Бен и рыжий выскочили из шлюпки. Рывок, еще один… Пенный, остро пахнущий морскими глубинами, насыщенный песком и клочьями морских водорослей вал поднялся стеной, стеклянно заблестел и рухнул. Шлюпка, омытая бурлящей пеной, шевельнулась, вода потянула ее в океан, но люди оказались сильнее воды. «Хоп!» — заорал толстяк Джо и затопал в воде, поволок шлюпку.
Все. Здравствуй, незнакомый, таинственный остров Сейбл!
Мы быстро шли по нагретому солнцем песку. Время от времени я посматривал в океан: траулер уже скрылся за горизонтом. Мужчины шли молча, а девочка, мелькая синей юбчонкой и загорелыми икрами, то забегала вперед и, оборачиваясь, разглядывала меня, то вприпрыжку спешила рядом. Лицо у нее было озабоченным, а широко расставленные глаза сияли лучиками солнца. Отбрасывая со лба тяжелые пряди волос, она выкрикивала:
— Эй, а вы действительно врач?
— Врач, врач. Если ты болеешь — вылечу.
— Ха-ха, я никогда не болею! Я даже зимой, когда выпадает снег, бегаю босиком. И все — ничего! Но вы смотрите вылечите отца, капитана Френсиса. Слышите?
— Что, это твой отец?
— Иес! И толстяк Джо, он тоже мой отец. И вот Бен — тоже. И мистер Хофпул, и рыжий Алекс. Эй, Алекс, ведь верно?
— Что верно, то верно: мы все ее отцы, а она — наша дочь, — сказал рыжий Алекс. И прикрикнул на девочку: — Перестань-ка болтать. А то русский хирург укоротит тебе язык.
— Ха-ха! Русский? Он добрый. Я это вижу по его лицу. — Девочка подбежала ко мне, улыбнувшись своим большим веселым ртом, заглянула в мои глаза и потянула сумку. — Давай понесу. Ты действительно русский, да?
— Послушай-ка, отстань от русского, — сказал рыжий Алекс и, опережая всех, направился к крайнему из трех дому.
Груда поплавков-бобинцев. Красных, синих, желтых, круглых, квадратных, четырехугольных. Гора спасательных кругов. «Омега», «Бисмарк», «Санта-Катарина» — уловили глаза надписи на некоторых из них… Куча полузасыпанных песком спасательных поясов и жилетов. Обломки весел, шлюпочных рулей, пробитые и целые бочонки-анкерки для пресной воды. Откуда все это? Океан повыбрасывал на берег?
— Вот мы и пришли, — сказала девочка. — Входите!
Рыжий Алекс толкнул дверь бревенчатого дома, и я вошел в сумеречную, остро пахнущую валерьянкой прохладность.
Больной лежал на громоздкой деревянной кровати в большой комнате дома, возле окна. Это был костлявый, широкоплечий мужчина. Мутные от боли, страдающие глаза, сухие, искусанные губы, короткое, жаркое дыхание. Я осторожно дотронулся до низа живота больного, и тот замычал сквозь крепко стиснутые, желтые от табака зубы. У двери комнаты столпились, затихли мужчины; толстяк Джо мял в своих ручищах кепку, улыбаясь жалко и растерянно, девочка стояла чуть в сторонке, настороженно сверкали ее глаза.
— Быстро освободите стол от посуды, — сказал я и стал стягивать куртку. — Необходима срочная операция. Кто будет помогать?..
Рыжий Алекс, рванувшись к уставленному тарелками и бутылками столу, ухватился за края грязной скатерти, потянул ее и, оглядываясь, отрицательно покачал головой: нет-нет, я не могу. Он вышел из комнаты. За ним ушел и Бен, и еще один из мужчин, а толстяк Джо показал мне свои громадные, неповоротливые ручищи, и я сам понял: какой же из него помощник?
— Эй, давайте я! — окликнула меня девочка и слизнула розовым языком росинки с верхней губы. — Я ничего не боюсь. И крови не боюсь. Когда толстяк Джо разрезал себе руку ножом, я ее быстро забинтовала.
— Хорошо. Подойди ко мне, — сказал я, торопливо вынимая из сумки инструменты и бутылки со спиртом, эфиром, йодом. — Как тебя звать?
— Виктория. Хотя нет: меня звать… — Девочка нахмурила лоб, сосредоточилась. — Вот! Для тебя я буду — Арика. Рика!
— Что значит для меня? Ну хорошо. Вода готова?
— Эй, Джо! Русский спрашивает, вода готова? — крикнула девочка в приоткрытую дверь.
— Иес, сэр! — медведем проревел из кухни толстяк Джо. Что-то там зазвенело, стукнуло, послышался тихий вздох — ошпарился, что ли? — и в комнату просунулся Джо с громадным медным чайником: — Вот, сэр. Горячая вода…
— Быстрее таз. Лейте мне на руки.
— Иди, Джо, я сама. Но далеко не уходи! — скомандовала девочка с именем — для меня — Рика.
Она поставила на табуретке тазик, я намылил руки, и она начала лить воду. Спросила:
— А вы сделаете так, чтобы капитану Френсису не было больно? Он мой отец, и я очень его люблю.
— Что ты болтаешь? Лей-лей… Этот у тебя отец, тот отец… Хорошо. Спасибо. Ну-ка, намыливай лапки и ты. И мой как следует. Так кто же твой отец? Джо? Бен?
— Они все мои отцы. Все, кто живет тут, на станции Майн-Стейшен, — Джо, Бен, Алекс, и капитан Френсис, и мистер Грегори — они все мои отцы, а я их дочь. Вот! И еще у меня есть отцы: трое на станции Ист-Пойнт, двое — на Уэст-Пойнт и двое на станции Уоллес. Двенадцать отцов! А я их дочь. Но это и так и не так, все они мне отцы и… И никто!
— Ну, всё, Рика, кончай свои сказки. Завязывай мне халат. Так, теперь надевай вот этот халат. Он длинноват, правда… Держи. Это марлевая маска на лицо… А, черт! Джо и кто-нибудь там еще! Положите больного на стол и разденьте. Осторожнее. Да не топочите вы ногами!.. Потерпи, дружок, потерпи. Сейчас, я сделаю уколы, и боль пройдет. Выйдите все! Рика, лей на живот Френку…
— Мистеру капитану Френсису, сэр.
— …Лей капитану спирт на живот. Вот так. Молодец. Подай теперь вон ту марлевую подушечку. Спокойно, не торопись. Минутку… Как себя чувствуете, капитан? Вот я тут жму, боли не ощущаете?
— Не-ет… — пробормотал больной. — Боль отошла. Так хорошо.
— Закройте глаза. Рика, бутылочку с эфиром. Да, вот эту. Капитан, считайте до десяти.
— Раз… два… три… четыре… пя-ать… ше…
— Заснул капитан. Рика — скальпель. Нет, другой. Если тебе будет неприятно, не гляди, что я тут делаю. Хорошо?
— Хорошо. А вы…
— Все. Больше ни слова!
Вовремя мы тут оказались, у острова Сейбл, со своим траулером. И вовремя я высадился на берег. Час-два промедления — и отправился бы капитан Френсис к праотцам. Повозился я с ним! А девчушка — чудо! Чертовски понятливая: уже в середине операции она знала названия инструментов и безошибочно подавала мне то, что я просил. Смелая. Глядела на располосованное брюхо капитана и только белела да зубы сжимала. Много у меня было добровольных помощников при таких делах, и помню, как мертвели от вида страшной раны бравые штурманы и отчаянные боцманы, как валились они с ног в самый ответственный момент.
Ну, вот и все, капитан. Можете улыбаться. «Ведь улыбка — это флаг корабля-аа…» Жив будешь, правда, денька два-три придется понаблюдать за тобой; что ж, побуду на острове, подышу земным воздухом, на травке поваляюсь. Стягивая рану нитками, я тихонечко засвистел сквозь зубы, улыбнулся Рике, и та тоже улыбнулась, вздохнула облегченно, а потом, хватаясь за спинки стульев, пошла из дома на чистый воздух.
И мне бы передохнуть. Как устали ноги. Ч-черт, ну и духота!
— Эй, Джо, — позвал я, и когда боком-боком, будто опасаясь, как бы не своротить своим крутым плечищем косяк двери, вошел Джо, а за ним показалась и рыжая голова Алекса, я сказал: — Вот что, ребята, осторожненько положите капитана на койку. Подождите, уже и схватили! Поправлю простыни… Во-от так… Что? Все будет о’кэй, Джо. Настанет день, и капитан Френсис поднимется в ходовую рубку своего корабля.
— Сэр, глотните, — сказал Джо, вытягивая из заднего кармана обвислых брюк плоскую, с выемкой для ягодицы бутылку. — Лучшее виски, какое есть на этом острове, сэр.
— Спасибо, Джо… Б-р-рр, ну и гадость. Это виски, случаем, не настояно на старых галошах и еловых шишках? И все же: спасибо. Пойду и я на воздух, поброжу.
— В одиночку бы не ходили, сэр.
— Нет-нет, все же один. Я недалеко.
— Не задерживайтесь, сэр. Мы готовим большой ужин, сэр. И потом… — Джо, поддергивая штаны, проводил меня до двери и махнул рукой в сторону океана: — Видите те белесые тучки? Боюсь, что к вечеру подует северный ветер и разыграется буря, сэр.
