Борис Гребенщиков - Песни (сборник)

На каменных кострах
Ветер целует траву семи ветров.
Вернулся в небеса
Путник, одетый в шелк змеиных слов.

Чудовища в ночи
Не властны имена твои назвать.
Прошла пора любви.
Кто здесь твоим любимым должен стать?

Время любви пришло.

Тайным царем и скитальцем,
Что скорбен и устал –
Путь свой пройти не пытайся,
Не зная, кем ты стал
В династии зеркал.

Знают они изначально –
Что голос твой хранит;
Но в красках огня и печали
В сияньи черных крыл
От взоров их сокрыт

Всадник между небом и землей.

Птицу тебя окольцует
Их вера, что веры нет;
Но белая дева танцует
С магистром непрожитых лет,
Закованным в лунный свет.

Всадник между небом и землей.

Ты – конь,
Ты прекрасный конь.
Я был бы рад
Скакать на тебе все дни.
И я почел бы за честь,
Я почел бы за честь,
Но люди, пришедшие из можжевельника,
Велели мне быть, как они;
Быть, как они.

Ты здесь,
Ты виртуально здесь,
Ты Awop-bab-a-lu-bab,
И я рад, что ты здесь.
Все тает, как лед.
Все тает, как лед.
Но в самом сердце моих сердец
Ты вышит звериной иглой
На шелке небес.

Ты храм –
Первый и последний храм.
И я молюсь в тебе век,
И я молюсь в тебе час.
Я мог бы быть слеп,
Я мог бы быть слеп,
Но боги, пришедшие с нижнего неба,
Велели мне не закрывать
Моих глаз.

Я знаю места,
Где в тени золотой
Бредут янычары посмертной тропой;
Где дом покорен,
Где соленый забор,
Где проповедь вишням
Читает прибор.

Я знаю места,
Где цветет концентрат, –
Последний изгнанник,
Не ждущий заплат;
Где роза в слезах,
А калган – в серебре;
Где пляшут налджорпы
На заднем дворе…

Ежели в доме расцвел камыш –
Значит, в доме разлом;
А ежели череп прогрызла мышь –
Время забыть о былом.
Может быть, в наших сердцах

Пляшут зайчики,
Может быть – воют волки;
А может быть, ангел дождя трубит.
Время снимать потолки.

В пурпурных снегах
Потерян наш след;
Мы уйдем за дождем,
Разбив зеркала.
Наш город лежит
На краю тишины;
Полночь, наш друг,
Укажет нам путь;

По другую сторону дня
Мы уйдем
В ту страну, где ветер
Вернет нам глаза;
По другую сторону дня
Мы уйдем
В этот город,
Где времени нет…

Как пленительно пахнет развратом
В глубине моих гордых идей;
Я родился безумным солдатом,
Чтоб над миром не прыгал злодей.

В глубине моей девственной кельи
Сиротливо зияет свеча –
Но душа моя жаждет веселья
И душа моя ждет скрипача.

Мои двери – из твердого клена,
Мои окна выходят на юг,
Я живу бесконечно влюбленный
В неизвестных, но верных подруг.

И когда, озаряя полмира,
Звезды гаснут в небесном огне –
Раздается нездешняя лира
И они прилетают ко мне.

Магистраль, пощади непутевых своих сыновей.

Бьет колокол, похожий на окно.
Все птицы обескрылены давно.
В саду судьбы распахнута калитка;
Из скорлупы родится махасиддха.
И даже драхма, старый бог,
Здоровьем стал на редкость плох:
Все потерял свои он лики
И гонит спирт из земляники.

Вавилонскую башню до крошки склевал коростель.
Стадо древних богов перегрызло все братские узы.
Бледный гуру сказал, что прекрасны любые союзы,
А особенно те, для которых ложатся в постель.

Тихо из мрака грядет с перстами пурпурными Павлов,
Весь запряженный зарей, с дрелью святого Фомы;
Много он видел всего – тихо идет, улыбаясь.
Сзади архангел с веслом неслышно сметает следы.

Не след лежать столбом, папа; не след охотиться на коз;
Пора себя спасать, папа, – спасать себя всерьез;
Где твой третий глаз, папа, – я твой духовный паровоз.

Не будь духовно слеп, папа, – не доводи меня до слез;
Не будь духовно слеп, папа, – не доводи меня до слез;
Папа, папа – я твой духовный паровоз.

Господи, помилуй, папа;
Я твой духовный паровоз.

Я родился однолюбом.
У меня семнадцать жен.
Красотой людской, как шилом,
Я всемирно поражен.
Я устал с собой бороться,
Я себе сдаюся в плен;
Ой ты, жизнь моя, самсара,
Ой, подружки, горький хрен.

Нет бы мне сидеть в остроге,
Созерцать судьбу светил;
Иль найти забвенье в Боге,
Чтобы спас и просветил –
Нет, я маюсь, как Бетховен,
Не стеснясь своих седин –
Убери рояль подальше,
Клавиш много, я один.

Оставь свои грехи – она сказала тихо,
Ничем нельзя владеть по эту сторону дня;
Иначе – три сестры и Баба Бабариха;
Так брось домкрат мечты и бейся лбом в меня.

Певца простой любви давно зарыли в клумбу,
В людской доят козу, забыв прекрасных дам;
Прислуга подалась на корабли к Колумбу,
Не выдержав страстей, присущих господам.

Но будет день, когда им всем одно приснится;
Ни слово, ни глагол не вылетят из уст;
Кто рухнет, как стоял, а кто взлетит, как птица,
И ржавый жбан судьбы навеки станет пуст.

За гранью тайных сфер, насквозь того, что в мире,
Лежит мой дивный сад, и вход увит плющом;
Ищи меня и знай, что три всегда четыре.
Когда ты станешь цел, мы встретимся еще.

Быстрый Светлый, на этой земле,
Где трава ростом как день;
Быстрый Светлый, когда придут те, кто придут, –
Мы уйдем в тень.

Быстрый Светлый, на этой земле,
Где Луне только семь дней;
Быстрый Светлый, когда придет Та, кто придет, –
Мы уйдем с ней.

Разве мы могли знать,
Какая здесь жуть;
Разве мы могли знать и верить?
Разве мы могли знать,
Что это наш путь;
Разве мы могли?

Когда Луна глядит на меня, как совесть,
Когда тошнит от пошлости своей правоты,
Я не знаю, куда б я плыл, – я бы пил и пил,
Я бы выпил все, над чем летал дух, если бы не ты.

Когда жажда джихада разлита в чаши завета
И Моисей с брандспойтом поливает кусты,
И на каждой пуле выбита фигура гимнаста,
Я бы стал атеистом, если бы не ты.

В наше время, когда крылья – это признак паденья,
В этом городе нервных сердец и запертых глаз,
Ты одна знаешь, что у Бога нет денег,
Ты одна помнишь, что нет никакого завтра, есть только сейчас.

Когда каждый пароход, сходящий с этой верфи – «Титаник»,
Когда команда – медведи, а капитаны – шуты,
И порт назначенья нигде, я сошел и иду по воде,
Но я бы не ушел далеко, если бы не ты.

Я вошел сюда с помощью двери,
Я пришел сюда с помощью ног,
Я пришел, чтоб опять восхититься
Совершенством железных дорог
Даже странно подумать, что раньше
Каждый шел, как хотел – а теперь
Паровоз, как мессия, несет нас вперед –
По пути из Калинина в Тверь.

Проводница проста, как Джоконда,
И питье у ней слаще, чем мед,
И она отвечает за качество шпал,
И что никто никогда не умрет.
Между нами – я знал ее раньше,
Рядом с ней отдыхал дикий зверь,
А теперь она стелет нежнее, чем пух,
По пути из Калинина в Тверь.

Машинист зарубает Вивальди,
И музыка летит меж дерев.
В синем с золотом тендере вместо угля –
Души тургеневских дев.
В стопудовом чугунном окладе
Богоизбранный (хочешь – проверь)
Этот поезд летит, как апостольский чин,
По пути из Калинина в Тверь

Не смотри, что моя речь невнятна
И я неаутентично одет –
Я пришел, чтобы сделать приятно
И еще соблюсти свой обет.
Если все хорошо, так и Бог с ним,
Но я один знаю, как открыть дверь,
Если ты спросишь себя – на хрена мы летим
По пути из Калинина в Тверь.