Брейтен Брейтенбах - Не пером, но пулеметом
ПО ДОРОГЕ К ЮЖНОМУ КРЕСТУ
Там больше нет ни прожекторов
ни городов срастающихся друг с другом
ни дворцов с гаремами ни великанов-стражей
последние нефтяные факелы Сахары позади
и за толстым стеклом лишь бледные пятна света
над крылом и фюзеляжем
намек на фонарики звезд
Сияющее облако на вершине горы
по левому борту: божество витания в эмпиреях
чуть ли не суть белизны
и в то же время молитва о ливне
Потому что вот так пролететь над Африкой
чистой воды абстракция
разговаривать в металлическом брюхе птицы
на мягких сиденьях
над жгучим континентом воплей совы
пота пигмеев руин пирамид джунглей
и внезапных прозрений о страхе и самозабвении
таковы птицы моего языка
Внизу теплынь - я знаю
мы видим отсюда лишь серебристую пыль звезд и романтики
внизу же в земной пыли запыхались распарившись серые звери
там не зеленеют ни трава ни деревья
Зелень это Европа уход и орошение:
каждая амстердамская лужа располагает
личными корабликами облаком и голубой невинностью;
базельский снег как нашествие
мирной саранчи
мягкий и нежный скрип втиснутый между землей и подошвой
чтобы установить принадлежность и предназначить
только щемит временами от голоса Боба Дилана
(сие уже кунсткамера Америки и колба
заспиртованного психоза: может быть и это
квинтэссенция белизны и молитва о плодородии?)
Но в Бенгази висит африканская пыль так
что не продохнуть там иные деревья дышат и плодоносят
и возносят к небу облачки белых плодов
десерт Южного Креста:
где скорее всего я в себе свой исток и теченье
смогу сочетать
чтобы вновь познавать: как-никак познание
оно бесконечно
(или нет?)
Африка моя Африка
земля воплотившая Бога
ты не должна быть абстракцией
во плоти моих плодоносящих звездами
воспоминаний
ты плазма крови моей ты мой костный мозг
мое семя облачная оболочка соитие
беспредельный цветок твоей ночи о титан концентрации
паук твоего дня горе бездонного сердца
ты можешь не существовать как понятие
но должна - выпадая в осадок
Африка - составлять мое я
ЧЕРНЫЙ ГОРОД
прежде всего защитись от горечи, черное дитя,
забудь, что такое мечтать;
старайся не задохнуться, когда будешь шарить
воспаленными глазами в ведре для отбросов;
не растолстей, не дай разлиться желчи,
что течет по твоим фосфорно-синим венам
(ведь у тела и трупа общего - только первая буква),
лучше подрезай и держи в порядке свою папайю
и помни, что облака плывут и для тебя тоже
и крысы едят уличное дерьмо
я хочу вспомнить о черном городе, черное дитя,
где ты среди других созреваешь для мрачного света;
морские чайки танцуют над берегом, как алые воздушные шары
ты тоже можешь смеяться и не церемониться,
ласкать море и строить деревни из песка
и бегать, высунув язык, от развлечения к развлечению
особенно берегись горечи липкой черной папайи,
черное дитя,
тот, кто вкусит ее, умирает на штыке
или в одиночестве
умирает в библиотеке
взгляни, над морем восходит солнце
и у него есть правая и левая рука
оно будет коричневым
таким теплым и таким коричневым как петушиное горло
(Лоренсу-Маркес)
ДО ВСТРЕЧИ, КАПСТАД
чудище с черным горбом на спине: гора
бледные саваны скал и холмов: город
скатерть восточная пестрая ткань: море
горная твердь место для кладбища данное
вечная остановка на полпути
норная тварь приданое
да будет позволено мне отыскать вне пределов твоих
целебное древо Ионы
будь ты женщиной я сошел бы с ума
от запаха кожи твоей от пульса рыжих веснушек
любовь моя допотопная девка
пошлая вертихвостка замарашка вздорная ведьма
но ты даже не думаешь о материнстве
ты убиваешь себя выкидывая младенцев
хлещет вода из раны между набережной и бортом парохода
о Капстад, Кап-капризница, капсула слез,
ты что ловишь капканом капли сердец
я хотел бы воспеть тебя шепотом розы
но уста и язык мой остались с тобой
Парень с тачкой ржавой в пыли: город
проткнувший воздух подъемный кран законодательства: гора
бутылочные осколки сценической оргии: море
от еще не развернутого но уже разделившего нас расстояния
до свирели сатира в зеленой ладони листвы обнимающей бухту
и квартала малайского припавшего к желчным сосцам
всю тебя так люблю я в эту минуту
словно ты мне пригрезилась
заплесневевшая роза у ног народа
О Капстад, Кап-капризница, капсула слез
ты что ловишь капканом капли сердец
я хотел бы воспеть тебя любящими устами
но ты оставила мне лишь рану на месте уст
Самый прекрасный берег на всем побережьи
самое страстное солнце во всем полушарии
самый лазурный ветер какого нигде не найдешь
цивилизация мстит крысы твои еще не бегут
но смерть выжидает в воде
о Капстад, Кап-капище, Кап-капризница, капсула слез
теперь мы разлучены
ты подернута слабым мерцанием мутно-соленых жемчужин
но я обернусь и буду смотреть на тебя
поверх заповедников с заключенными там временами года
и фейерверков клокочущих в горле морской чайки
и однажды взорву раковину твоих зрачков
и створки с трудом приоткрыв
подставлю ветру твои смертельно раненые глаза
чтобы ты стала землею доброй надежды
СЕНТЯБРЬСКОЕ МОРЕ
Башану
Изгнанье - суровое ремесло
Назым Хикмет
от долгих скитаний
сердце замолкло набрякло водой
как черепаха морская
что выберет берег подальше и там
шарики теплых яиц зарывает в песок
чтоб потом до воды дотащиться уплыть в слепоту
- но нужны ли слова у которых еще не успела застыть оболочка?
здесь тоже есть море:
над горизонтом акулий плавник рыбацкая лодка
капля с ресницы зеленого глаза
только здесь непривычное плоское море
в нем ни тунцов ни бурунов
вспомни еще
- это кажется было на мысе Игольном
луч маяка словно длинная желтая кисть
окоем подметает ритмично и мы в полудреме
и катер почтовый торопится прочь вдалеке
где кровавой стрелой пролегает закат
и уходит тропа на чужбину кто знает куда?
вспомни лунную пену высоких валов
набегавших одни за другим
как на выставке волны зевак набегают
набегали валы и шипя отбегали
вспомни как катались на них
как в рот набивался песок
вспомни еще
лиловатое брюхо небес
прибрежный тростник и плесень у кромки прилива
Стрейсбай
и первый дымок обращенный в простор говорящий о том
что здесь далеко не спокойно
что прожорливы в море акулы
вспомни еще
- это кажется было зимой
мы с отцом уезжали в Херманус
темно-индиговый яростно-синий живой океан
рвущийся пеной через гряду тростников
высоко непривычно звуча
и отец козырьком задержав над глазами ладонь
произнес: "Будто белые лошади скачут"
мы услышали ржанье коней что встают на дыбы
...но к чему это мне...
вспомни еще... воспоминанья прекрасны
ты обязан сейчас вспоминать за двоих
- ибо я
в скитаниях вечных кто знает откуда куда
приукрашивать вынужден все чего вспомнить не в силах:
высокий прилив
только здесь берега бережливо закутаны в гальку
и волна еле слышно плеснув надо мною смеясь
возвращает земле неизвестно какие обломки
люди ходят вокруг приседают на корточки ищут
и за скалы что дикой опунцией густо покрыты
- словно детские шапочки алые гроздья плодов
каждый день неприкаянно шляюсь хожу размышляю
воспоминанья прекрасны
нынче вечером жизнь переполнила пеной меня
я стою у воды и копаю грядущему ямку
чтобы прошлое бросить туда
день у моря, застывший навеки;
горечи полный глоток
утешенье побыть на ветру
(Пестум, Италия)
ГРОБ ТИБЕРИЯ В ЛАЦИУМЕ
Тиберий - Римлянин и Император
восседал здесь на своих подаграх проводя
летние каникулы в окружении произведений искусства
в залах вырубленный в скале
Здесь кутили и веселились
больше чем заключали сделок
а в это время снаружи Римляне Подданные
сидели и потели на солнцепеке
маленькие и коричневые словно кучки навоза
Его глубоко посаженное око могло зорко блуждать
над миром приведенным в порядок
над стенами и дамбами в воде
за которыми разводили рыб и черепах
для обеда или просто так
для удовольствия
чтобы сделать запасец впрок
и дальше блуждало оно там где по зеленому как стекло пастбищу
его корабли бежали на длинных веслах
так что по вечерам - когда алый бог
