KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Поэзия, Драматургия » Поэзия » Юнна Мориц - И в чёрных списках мне светло

Юнна Мориц - И в чёрных списках мне светло

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Юнна Мориц, "И в чёрных списках мне светло" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

«А птица пролетит над бездной, над потоком…»

А птица пролетит над бездной, над потоком,
Сквозь трещину в скале, где тонкий луч блестит.
И, если так мала и льнёт к небесным тропам, —
Никто, никто другой, а птица пролетит.

Гляди в такую высь, где птица воплотится
В благую весть, что есть земля и Бог простит.
Без птицы нет земли, которой ты — частица,
Никто, никто другой, а птица пролетит.

Её потом съедят, питаясь этой дичью,
И перья пустят в ход, где рукопись хрустит.
Но там, где эту дичь над бездной раскавычу,
Никто, никто другой, а птица пролетит.

Сквозь пыточный глазок всемирного гестапо,
Где пыточный гипноз победы тарахтит, —
Поэтство пролетит не шулерского крапа,
Никто, никто другой, а птица пролетит.

ЯМБЫ

Идут большие Ху из Ху,
Народы стран пытая страхом,
Чтоб насладиться страшным трахом
И, трахнув, превратить в труху.

Идут большие Ху из Ху,
У трахнутых есть два стремленья —
Достоинство Сопротивленья
И торг на дьявольском верху.

Идут большие Ху из Ху,
Показывая траха орган —
Войска и торг, чреватый моргом
Для тех, кто верит в шелуху

Свобод по спискам Ху из Ху,
Где страны числятся врагами
За то, что грязью под ногами
Не стали в царстве Ху из Ху,

Чей трах помпезный — на слуху,
А страхи стран полны размаха,
Для Ху из Ху они от страха
Готовы подковать блоху.

Идут большие Ху из Ху,
А страхи стран — дурная метка.
Отваги сок давай, Поэтка,
Чистейшей лирики стиху.

«И в чёрных списках было мне светло…»

И в чёрных списках было мне светло,
И в одиночестве мне было многодетно,
В квадрате чёрном Ангела крыло
Мне выбелило воздух разноцветно.

Глубокие старухи, старики
Мне виделись не возрастом отвратным,
А той глубокостью, чьи глуби глубоки —
Как знанье тайное, где свет подобен пятнам.

Из пятен света попадая в пятна тьмы,
Я покрывалась воздуха глазами,
Читая незабвенные псалмы
По книге звёздной, чьи глаза над нами.

Волнами сквозь меня, светясь, текло
Пространство ритмов, что гораздо глубже окон.
И в чёрных списках было мне светло
И многолюдно — в одиночестве глубоком.

Гадала по словарю…»

Гадала по словарю,
Выпало — «благородный».
Я ему говорю:
— Благородный, ты не голодный?

Он пишет в ответ — «преграда»
И добавляет — «лодка».
Преграду осилить рада
Лодка, в которой водка.

Океан Одиночества стонет,
Благородный сидит на вёслах, —
Словарь языка его понят
В этой книге детей для взрослых.

Благородный, ты будешь скоро?
Он пишет в ответ — «кольцо».
И в кольце — сквозь кристалл простора
Я вижу его лицо.

ВЕЛОСИПЕД

Велосипед, летящий в листопад
На крыльях красных, золотых и синих
В краю, где климат — не для апельсинов,
А снег и лёд — для ледорубов и лопат,
Ты — птица райская в аду кровобензинов,
Ты — упоительной свободы кровный брат.

Катись, прекрасный, — чтобы вечно быть вдали,
Сверкая спицами, дающими ответ
На — где же, где же (тут стоял!) велосипед,
Который мы давным-давно изобрели?…
Да там он, там он, в солнечной пыли,
И отовсюду виден на просвет.

Велосипед, летящий в листопад,
Где семицветный ветер конопат
От пыли солнечной небесного разброса, —
Листай дорогу!.. Мы в твои колёса
Поэтски вписаны, и вся цена вопроса —
Не впасть в засоса чёрного квадрат,
Над пьяным пламенем листвы летя с откоса.

ДРУГИЕ

Вдруг оказалось, что другие — те же самые,
И даже более, чем те, кто не другие.
Их масть всё теми же кровава чудесами,
И никакой у них на зверство аллергии.

Вдруг оказалось, что другие с той же своростью
Туда же рвутся и за теми же добычами,
Они людей перегрызают с той же скоростью,
С какой свергали спиногрызов с их величьями.

Вдруг оказалось, что другие — те же самые,
Их кровожадность — свойство вида, въезд в историю.
Когда их пение ликует и плясание,
Перегрызает стадион консерваторию.

Вдруг оказалось, что другие — та же секция
Событий в ящиках с архивными картонками,
А вся их другость — не другее, чем простецкая
Мечта о счастье быть священными подонками.

Вдруг оказалось, что другие — те же самые.
И те же строки, чьё бессмертье светом залито,
Они опять перегрызут в одно касание,
Опять от зависти, что это место занято.

«Особенно зимним утром, собирая себя в букетики…»

Особенно зимним утром, собирая себя в букетики
Из незабудок, ландышей и заповедных трав,
Когда в снегу по колено мрамор лёгкой атлетики
Делает бег на месте, одежду с себя содрав,

Особенно в это время, когда арабика пенится
И кофеварка медная на медленном дышит огне, —
Память становится острой и мстит, как беглая пленница,
И может убить, но кофе надобно ей, как мне,

Особенно в полумраке, где пахнет водой и окнами,
И так медленно вспоминаешь — какое число и день?…
Вспоминаешь всеми волокнами, всеми глазами мокрыми,
А день на глазах кончается, и венчается с тенью тень,

Особенно там, где блещут цветные снега и звёзды,
Зеленовато-синие, лиловые с желтизной,
А память лёгкой атлетики выбегает на свежий воздух,
Её стрелы, диски и дротики — это я, и никто иной.

БЛОК НОВОСТЕЙ

Шестнадцатый год прошлого века,
Матери пишет Александр Блок:
" Везде — свои, там — справа, тут — слева.
Просто людям место в жизни найти трудно».
С этой новости всё начинается,
Её вечная свежесть в том,
Что словами неописуемо.
Есть и другие, вечно свежие, новости:
Например, Гармония рождена
От союза бога войны Арея с Афродитой,
А сыновья Арея — Деймос (Ужас) и Фобос (Страх),
Сводные братья Гармонии — Страх и Ужас,
Такое родство проливает свет…
Надо любить своих детей и защищать их,
По крайней мере, от самих себя, —
Говорит мой возлюбленный, заваривая овёс.
Плавают окна в снегу, ходят и едут
Люди, никем не прочитанные…
Ещё одна, вечно свежая, новость:
Мастер античной вазы
Всегда её в землю закапывает,
Чтоб выдать потом за антику.

«Художник должен, должен, должен повторяться…»

Художник должен, должен, должен повторяться.
И должен, должен повторяться подорожник.
Орешник должен, должен, должен повторяться
И воробей, и воробей, и воробей,
И бражник-бабочка, и птица-пересмешник,
И заяц должен, должен, должен повторяться,
И волк, и агнец должен, должен повторяться,
И Бармалей, и Бармалей, и Бармалей!..

А кто уверен, что не должен повторяться
Поэт, художник, музыкант, артист и клоун, —
Тому приходится всё время притворяться,
Что не профессор он не кислых и не щей,
Что он — не муж, не муж, который груш объелся,
Объелся груш и запрещает повторяться
Несчастным грушам, чтобы впредь не засоряться
Повтором груш — столь издевательских вещей!..

Но, как ребёнок, должен, должен повторяться
Поэт, художник, музыкант, артист и клоун, —
Зато никто из них не должен притворяться,
Что их Борис не председатель дохлых крыс,
Что нету свежей новизны, когда творятся
Такие глупости, что здесь вот говорятся!..
Должна, должна, должна Поэтка повторяться,
Как ритмы космоса, где шарик наш повис.

БОЛЬШОЙ СЕКРЕТ

ДЛЯ МАЛЕНЬКОЙ КОМПАНИИ

У старушки поехала крыша,
А под крышей — такая среда,
Что какие-то ангелы свыше
Ей поэму напели туда.

А гуманные страны ГОВНАТО
В это время бомбили Белград
На потребу ковбойского брата,
Был который большой демократ.

У старушки поехала крыша,
А под крышей — такая среда,
Что какие-то ангелы свыше
Сербов ей запустили туда.

А гуманные страны ГОВНАТО
Объявили изгоем страну
Этих сербов,
С высот демократа
В ширину их бомбя и в длину.

У старушки поехала крыша,
А под крышей — такая среда,
Что напели ей ангелы свыше
Не гламур элегантный, — о, да,

Не романс, от которого ноет
Сердце сладко и слёзки висят,
Элегантные, как ельциноид
На гламурных пирах соросят.

У старушки поехала крыша,
А под крышей — такая среда,
Что поэтство, которое свыше,
Звёзды сербости сыплет сюда,

Звёзды лирики Сопротивленья
Наглой силе разбоя и лжи.
Крыша едет — для ангелов пенья,
Им спасибо за сербость скажи,

И, звезду надевая изгоя,
Остуди оккупантов апломб,
И не будь элегантней разбоя
Их свободы с гламурностью бомб!..

ВОТ УЖАС ВЕДЬ КАКОЙ!

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*