Игорь Бойков - Пародии

Я не даром вздрогнул
не осиное
жало
Пронзило
меня
до самого
пола

По Тверской
на санях
летом
деревня
въезжала

Подоткнув
за пояс
подолы

Мужик
бил
телегой
ворота,

Что
лаяли
невпопад

Я
понял
через
четыре
года

Здесь
будет
Город-Сад.

Я видел осень в сумраке фрамуги,
Деревня в стольный град издалека
Спешила на свои, как видно, круги,
В околице оставив мужика.

Бежала через топи и болота
По бездорожью лесом напрямик.
Из-под собаки лаяли ворота,
За что телегой их лупил мужик.

Я пробудился и, приняв за ворот,
Взглянул в окно – исчезла благодать.
Деревня на рысях въезжала в город
Лаптями бланманже и щи хлебать.

Начинается бег селенья
Вдоль дороги мимо идальго
Будет долго бежать по кругу
Под гитары звуки в Гранаду

Будут гнать её хриплым лаем
Из-под здешних собак ворота
Все неверные жёны округи
Убежали давно в Севилью

Но недолго думал идальго
Под кнутами нащупал повозку
Как кинжалы блеснули оси
И обрушились на ворота

Заскулили ворота и сдохли
Жеребцы на луну завыли
Кобылицу целует идальго
О селение
бедная жертва
пяти проворных колёс.

Я улыбаться перестала,
Холодный ветер губы студит
Одной деревней меньше стало,
Одним мужчиной больше будет.

Решила глупая: «Довольно
Любовной насладилась негой».
Мужик остался: видеть больно,
Как ворота он бьёт телегой.

Мужчина, моя хата с краю.
Мы все здесь бражники, блудницы.
Приди, стихи я почитаю,
А после дам опохмелиться.

Я глупая, а ты умён,
Мужик, а я – деревенелая.
О, вопль женщин всех времён:
Что ж не уехала с деревней я?

Бог им судья, я не ханжа.
Мчась к жизни новой, явной, тайной ли,
Поржала напослед. Брюзжа,
Из-под подруг ворота лаяли.

Ты знаешь, я уже не та,
Так принимай меня коллегою,
Меня хлещи, не ворота
С оттяжкой липовой телегою.

Мужичок наш горько плачет —
Мимо вскачь деревня скачет.
Из-под Бобика до рвоты
Лают ей вдогон ворота.
Из-под плётки сани взял
И ворота отстегал.
Мужичок, не плачь, ну что ты,
Лучьше смазывай ворота.
Себя, миленький, не дрючь, —
Не утонет в речке ключ.

Хвоёй мы отравились и озоном,
Обычные российские ЗэКа,
Полярной ночью подхватили зону,
И с ней рванули мимо мужика.

Эх, шконочки, малявочки,
Эх, гуночки и нычки.
Я серым волком бешеным
По тундре просную,
А после в сером батничке
В три дня с одной чумичкой
Просаживаю волюшку свою.

Встречай, свобода – мачеха и злючка,
На жизненной заснеженной тропе.
Из-под легавых в лай зашлась колючка,
А из-под вертухаев – ка-пе-пе.

Эх, шконочки, малявочки,
Эх, гуночки и нычки.
Я серым волком бешеным
По тундре просную,
А после в сером батничке
В три дня с одной чумичкой
Просаживаю волюшку свою.

Мужик, козёл, остался в раскорячку.
Ему сидеть аж до седых бровей.
Мужик, достань из-под подушки тачку,
Периметр на зоне перебей.

В Среднерусской волости,
В центральной её части,
Беды всё, да горести,
А тут ещё – несчастье.
Поп сказал не разобрав:
Видно, быть потопу!
Вобщем, так – деревня Грязь
Двинула в Европу.
Ворота зашлися в лай,
И только дьякон Ермолай
Злобно зыкнул за забор:
Деревня – дрянь, и город – вор.

Что же, что в бегах она,
Кричал мужик любовно,
Раскатавши ворота
С банькою на брёвна.
Но, подписку взяв с него,
Повязали остолопа.
И ушла деревня жить
С арабами в Европу.
Тут начался балдёж и хай,
И только дьякон Ермолай
Пьяно крикнул из дверей:
Деревня – дрянь, и хрен-то с ней.

В бананово-лимонном Сингапуре, в бурю
Когда шипит в бокалах оранжад,
Я вспоминаю, как деревни-дуры
Сбежали много лет назад.

Где ж вы теперь? С кем стали заголяться?
Нас с вами нет, а прочих замели.
Кто любит вас? Ужель азербайджанцы?
А может быть, таджики к вам пришли?

В последний раз из дальнего далечья
Я видел вас благодаря судьбе:
В гнуснейшем стриптиз-баре Москворечья
Лиловый негр крутил вас на столбе.

В бананово-лимонном Сингапуре, в бурю,
Когда шипит в бокалах оранжад,
Я вспоминаю, как деревни-дуры
Сбежали много лет назад.

В окрестностях Лионов и Лозанн
Что новый день, то новые пропажи:
Как дамы на балу, летят виллажи
В Париж, смущая сумрачных пейзан.

Ворота лают зло на горожан.
Повозкой их крестьянин лупит в раже.
Ты знаешь, милый, свет был в эпатаже,
Когда ты, как последний куртизан,

Меня огрел, не оплатив монетой,
Из-под хлыста припрятанной каретой...
Не давит моя рана и не жмёт.

До свадьбы засосётся, заживёт.
А ты отныне до самой могилы
Зализывай, что дверью прищемило.