Анатолий Либерман - Новые переводы сонетов Шекспира

В сиянье видел утро я не раз,
Осыпавшее золотом вершины;
Целует с высоты монарший глаз
Зеленый дол и темные стремнины.
Бывает, туч чернейших череда
Замажет неба блещущее око,
И видит безутешный мир тогда,
Как оскорбленный свет бежит с востока.
И мне лучи упали на чело,
Лучи меня согревшего светила,
Но через час сияние ушло:
Ближайших туч его завеса скрыла.

Но и с пятном возлюбленный приятен:
Земному солнцу как прожить без пятен!

Ты обещал мне, что я в путь пойду
При ярком солнце: «Плащ оставь другим».
Но злобных туч я вижу череду,
И скрыл твой светлый лик зловещий дым.
Твой редкий взгляд в разрыве туч — обман;
Пусть на лице от ливня капель нет,
Что проку в мазях, лечащих от ран,
Когда не смыт от униженья след?
Нет снадобья от горя моего;
Твое раскаянье — красивый жест.
Обидчик плачет? Что мне до того?
Извечна мука и бессрочен крест.

Ах нет! Как жемчуг, каждая слеза;
Бесценен выкуп, и прошла гроза.

Я так скажу тебе: хотя нас двое,
Делим ли разделенных чувств союз?
На мне есть пятна. Я их не отмою;
Ты не поможешь мне нести их груз.
Сильно добро — меж любящими нить;
Сильно и зло, не знающее права:
Любви оно не может отменить,
Но, где оно, там горькая отрава.
Тебя увидев, мимо я пройду;
Позор оплакан — что нам делать рядом?
И ты пройдешь, чтоб отвести беду,
И честь свою не запятнаешь ядом.

Мне эта перемена не нужна!
Раз мой ты весь, молва о нас одна.[1]

Пока тот день не наступил для нас,
Когда любовь, не вняв моей заботе,
Грехам, нахмурясь, подведет баланс
Вернее, чем в финансовом отчете;
Когда (случится ль это?) ты пройдешь,
Согрев лучами глаз твоих другого,
И для любви я стану нехорош
И веско лягут обвиненья снова;
Пока тот день не наступил, в войне
За то, кто без греха, мы с миром квиты.
Но я борюсь с самим собой, и мне
Не быть в суде свидетелем защиты.

Закон: обратно друга не зови;
Бессильна казуистика в любви.

Твой раб, я времени веду отсчет
Лишь по твоим часам — что день, что вечер;
Без дел твоих нет у меня забот,
И сутки больше мне заполнить нечем.
Тягуче время. Это не упрек:
Следить за ходом стрелок негодуя,
Сердиться на тебя какой мне прок?
Хозяин, ты велел мне ждать, и жду я.
И мысль моя ревниво не бежит
Тебе вослед: что делаешь, и где ты?
Печальный раб пространство сторожит
И рад: тобой твои друзья согреты.

Любовь, как шут; всем дураку ты мил:
Закон — лишь то, что ты постановил.[2]

Избавь меня продавший в рабство бог[3]
От мысли направлять твои желанья,
Следить ревниво, где и с кем ты лег:
Вассал лишь исполняет приказанья.
Позволь же мне остаться взаперти,
Блаженствуя (ты избежал неволи!),
Привычно оскорбление снести
И не искать в тебе причину боли.
Не отменить твоих прерогатив,
И не тебе давать другим отчет.
Ты вправе, самого себя простив,
Быть там и с тем, куда тебя влечет.

Суров ты или милостив, я жду,
Хотя, чем ждать, я лучше б жил в аду.

Неужто все, что есть, как мир, старо?
В самообмане ум встречает беды;
Изобретая новое добро,
Он не дитя рожает, а последы.
О, повернуть бы солнца круговерть
На пять веков и новыми глазами
В древнейшей книге образ твой узреть,
Запечатленный теми письменами!
Узнать, что думали в былые дни
О красоте — тобою ставшем чуде;
Из нас кто лучше: мы или они,
А может быть, не изменились люди?

Уверен я: неотразимей стал
Красы и совершенства идеал.

Оплачу ль я над гробом твой уход
Иль первым я в сырой земле истлею,
Тебя отсюда смерть не заберет,
Когда меня забудут, не жалея.
Отсюда жди признанья на века,
А все мои дела, как сам я, — прах.
Моя судьба — могила бедняка,
Твоя — расти у вечности в глазах.
Я памятник тебе воздвиг из слов
Для уст поэтов будущих эпох,
Для глаз потомков — ревностных чтецов,
Когда мы выдохнем последний вдох.

Из уст в уста пойдут мои слова:
Без устали их разнесет молва.

Кто скажет всё, кто всех велеречивей?
Ты лишь один ниспослан нам судьбой.
Что в похвалах сказать об этом диве?
Твой подражатель должен стать тобой!
Перу — гипербол россыпи пристали,
Когда оно объект достойный славит,
Но ты один такой меж нас. Едва ли
Другой поэт мои слова исправит.
Пусть не ухудшит он того, что есть,
О красоту не изломавши копий;
Весь мир художнику окажет честь,
Творцу прекрасных, как природа, копий.

Ты к похвалам питаешь сам пристрастье,
Да плохо хвалим мы — вот в чем несчастье.

Ты дорог для меня, ты всех дороже.
Прощай! Себе ты, верно, знаешь цену,
Но ценность акций очевидна тоже,
И их держателю найдут замену.
Насильно как остаться лучшим другом?
И среди прочих чем я был отмечен?
Твой дар я получил не по заслугам;
Теперь мой срок истек. Заем не вечен.
Возможно, знал себя ты слишком мало,
А может быть, меня судил превратно;
Я на проценты жил от капитала —
Но по ошибке. Всё возьми обратно.

Я обладал тобою в сновиденье:
Король во сне, бедняк при пробужденье.

Когда меня ты сбросишь со счетов,
Как груз, достойный твоего презренья,
Я буду защищать тебя готов —
Я, ставший жертвой клятвопреступленья.
Свои пороки зная достоверно,
Все тайное смогу я сделать явным,
И пусть тебя моя прославит скверна,
А мой конец пусть назовут бесславным.
Но вижу выигрыш я в конце пути.
Я занят в мыслях лишь одним тобою;
Себе вредя, чтобы тебя спасти,
Я пользу для обоих нас удвою.

Так велика к тебе любовь во мне,
Что рад я сгинуть по твоей вине.

Уйди; скажи: «Ты плох», — и я смогу
Тебе разумно что-нибудь ответить.
Скажи: «Не прям ты», — я согнусь в дугу
И кривизны сумею не заметить.
Как хочешь, обесславь. Изобрази
В тонах благопристойных вероломство.
Тебе в угоду утону в грязи,
Забуду прежнее, прерву знакомство.
Беги моих путей. Из всех имен
Сладчайшее не вырвется признаньем;
Не причинить бы мне ему урон
Кощунственным о нас напоминаньем.

Но я защитник твой. Зови судей:
Твой враг в любви — и для меня злодей.

Чем люди хвалятся? Что первородны;
Тем, что мошну кидают на весы;
У тех одежды не сидят, но модны,
У этих ловкость, лошади и псы.
Есть темперамент — есть и примененье.
Богатство, сила, выучка, охота —
Достойная, но не моя забота:
Взять в лучшем лучшее — мое стремленье.
Могу ли быть судьбе я благодарней!
Что мне камзола гордого покрой?
А предки, ловкость, ловчие и псарни —
К чему они? Я тоже горд: ты мой!

Но бедность есть. От мысли той немею:
Все потерять в беде, что я имею.

Что ж, сделай худшее: уйди, убей.
Мне жизнь поставила одно условье:
Живи, пока жив ты. Я весь в тебе
И связан намертво с твоей любовью.
Чего бояться мне с таким щитом?
Пусть я погибну в зряшнем столкновенье,
Всё будет лучше, что придет потом,
Чем в страхе ждать измен и измененья.
Непостоянен ты — я раздражен,
Но нет мне жизни без твоих капризов.
То жребий мой, и как прекрасен он!
Пока я твой, пусть смерть бросает вызов.

Без пятен есть ли в мире естество?
Ты лжешь? Нет, я не слышу ничего.