Николай Ладыгин - И лад, и дали
Поэзия и живопись в произведениях Ладыгина причудливым образом переплетаются, проникают друг в друга, оказывая активное воздействие. Так, например, исследователи его поэтического творчества отмечают, что «Н. Ладыгин — поэт очень изобразительный»[5], что «соотношение графики, цвета и света» в его стихах «находится в гармоническом единстве»[6]. Художественная терминология здесь очень точно соотносится с самим явлением. Стихи поэта действительно насыщены образами света, цвета, тонов и полутонов, теней, камерных пейзажных описаний, широких горизонтальных панорам.
Живописные картины Николая Ладыгина воспринимаются авторскими иллюстрациями его стихотворных произведений. Они помогают наглядно раскрыть смысл палиндромических строк. То, что остается непонятным в стихах поэта, его пейзажные работы представляют просто и ясно, а именно — восхищение красотой окружающего мира, незыблемая вера в чудодейственную силу природы. Многим произведениям поэта[7] легко находится аналог среди его пейзажных работ. На живописных полотнах перед взглядом зрителя мерной чередой проходят все двенадцать месяцев. Природа предстает в разных своих ипостасях: заснеженная снегом или омытая весенними дождями, обласканная горячими лучами летнего солнца или одетая в осенний багрянец. Художник хорошо чувствовал пейзажный образ и воплощал его в своих работах.
Николаю Ладыгину не удалось окончить художественное училище в Петрограде, где он начинал учиться в начале 1920-х годов. Однако отсутствие профессионального опыта в композиции и рисунке он с успехом восполнял незаурядным даром колориста. В работе над картинами, портретами и пейзажами ему также помогали точный глаз и большие аналитические способности.
Каждая живописная работа Николая Ладыгина при всей своей конкретности обязательно несет долю условности и некой таинственности. Вот, к примеру, осенний пейзаж. Тронуло нежным румянцем осенние листья на деревьях, словно щеки девицы зарделись они на солнце. Распустила Краса-природа свои золотые косы-ветви, расчесанные осенним ветром, и, взглянув в прозрачное зеркало голубых озер, залюбовалась собой: «Хороша! Ой, как хороша!» Залюбовалась собой, да так и застыла в вечной неизменности как по мановению волшебной палочки, скованная первыми заморозками. Пейзаж, как эхо в лесу, повторяется в стихах художника и поэта:
У сел воля. И сияло в лесу
Золото лоз.
Живописному пейзажу, изображающему более позднюю осень, соответствуют другие, не менее выразительные, обратимые строки стихотворения:
Голо. День недолог.
На поле мело. Пан —
Мороз взором
Нес осень.
Осенние пейзажи художника, следуя круговороту времен года, сменяются зимними пейзажами, прозрачно-голубыми. Любопытно, что в них нет ощущения одиночества и холода. Теплоту в них обязательно привносит элемент незримого присутствия человека: то обледеневшая и припорошенная снегом лодка, оставленная рыбаком среди хрупкого льда лесного озера, то уютный деревенский дом на опушке леса с клубами теплого дыма, мирно струящимися из его трубы:
Там холм лохмат
В инее нив,
Тут
Мороз узором
Окно тонко
Лепил. И пел
У сел, в лесу.
Следующая серия живописных и поэтических работ Ладыгина отсылает зрителя к переходному состоянию природы. Зима начинает медленно клониться к закату, все более и более чувствуется приближение весны. Тает снег под настойчивыми лучами теплого солнца, бегут от сугробов первые веселые ручьи, очнулись от зимнего сна деревья. Прошло некоторое время, и земля полностью обнажилась от ледяного покрова. То здесь, то там сквозь мягкий ковер прелых прошлогодних листьев пробились первые травы и нежные цветы. Лес ожил, замахал и зашумел ветками, запел разными голосами под воздействием налетевшего озорного ветра. И вот уже кажется, что не ветер это, а сама Весна летит и алеет теплыми зорями, согревая своим легким дыханием землю:
У города на дорогу
Ураган нагару
Летел,
У голого лога
Лен еле зеленел.
<…>
Туг
Не вид дивен,
Не день
Тот от
Леса насел, —
А летела,
Алела
Весна. Дан сев.
За весной и лето подоспело со своими богатыми дарами. На картинах Ладыгина оно несет то образ яркого буйства красок, то горячей неги, знойного томления и ожидания чуда:
Хорошело поле. Шорох
И лад вдали.
Ах, это поле! Не лопот эха,
А сок и сок. Коси, коса.
От живописных пейзажей Ладыгина веет каким-то простым и тихим счастьем, которое можно столь остро ощущать только в детстве и юности. На протяжении всего жизненного пути Николай Иванович умел бережно сохранять молодость своей души, признаваясь зрителям и читателям:
Как
Ром, юмор
У ребят я беру.
Более всего в своих пейзажах Ладыгин любил изображать лес, который неизменно манил и притягивал его к себе:
Ты пой, опыт,
О лесе. Все лес! Весело
У сел в лесу.
В жизни Николая Ладыгина был период, когда он жил в заповедном Воронинском лесу. Так, в июле 1941 года он вместе со своей семьей покинул опаленную военным огнем Смоленщину. Из-за серьезной травмы ноги он плохо ходил и был совершенно не пригоден для фронта, а поэтому вместе с детским домом, в котором его жена Александра Ивановна работала воспитательницей, а затем директором, был вынужден эвакуироваться в тыл.
Из Рославля эшелон смоленских беженцев прибыл на станцию города Кирсанов и был направлен в село Вельможка Гавриловского района Тамбовской области. Воспитатели и дети разместились в двухэтажном флигеле, чудом сохранившемся от дворянской усадьбы Горяниных. Николай Иванович устроился работать учителем черчения и рисования в сельской школе, а в свободное время сочинял пьесы и ставил любительские спектакли с воспитанниками детского дома, рисовал декорации, добывал дрова для топки флигеля, строил ветряные двигатели и спортивные площадки. Неиссякаемая творческая энергия Ладыгина настойчиво требовала выхода.
Места, где располагалась Вельможка, были поистине замечательными по своей живописности и природному разнообразию: река Ворона с крутым обрывистым берегом, дремучий лес, граничащий со степью… Восхищение чудом природы Николай Иванович неизменно выражал в своей поэзии. В тот период он еще не писал палиндромы. Его стихи, естественно льющиеся из глубины сердца, просто и искренне воспевали чувство любви к миру, чувство трепетного благоговения перед всем, что его окружало, — перед голубым небом, деревом, поющими птицами, цветами:
Небо в голубых улыбках,
В переливах звуков и тонов.
И поют на синих ветках скрипки
Самых нежных, тонких мастеров.
Чуть колеблет воздух влажный, пряный
На березах клейкие листы.
Зажигает солнце на полянах,
Словно свечи, первые цветы.
Желтые, оранжевые штуки
Прямо на глазах растут с земли.
Я не знаю, по какой науке,
Из каких краев они пришли.
Все равно я как друзей встречаю
Каждую былинку и цветок,
Голубому поклоняюсь маю
И молюсь утрами на восток.
К тому времени Николай Ладыгин уже был безоглядно влюблен в живопись. Еще в Рославле вместе со своим другом Иваном Степановым он создал художественную студию имени М. А. Врубеля. И теперь, поселившись в лесу, Николай Иванович с упоением взялся за краски и кисти. В его семье сохранилась фотография тех лет, на которой запечатлен пишущий пейзаж Ладыгин. Сохранилась и небольшая пейзажная работа Николая Ивановича, увековечивающая вельможеский дом, дорогу, лесную поляну, освещенную ровным солнечным светом.
В любимый всем сердцем лес приглашает Ладыгин своих читателей и в поэтическом сборнике палиндромов «И лад, и дали». С самых первых его страниц мы оказываемся в таинственном пространстве, окруженном стеной высоких деревьев. Поэт как бы заставляет остановиться и вместе с ним полюбоваться чистыми красками осеннего вечернего пейзажа, взглянуть на него глазами художника, увидеть в нем сказочную красоту, которую порой трудно выразить словами:
