Владимир Пяст - Собрание стихотворений
ДВА ОТРЫВКА
I. (В саду)
Четыре месяца назад
Здесь были ты и я,
Исполнив каждый шаг и взгляд
Блаженством бытия;
Я говорил: «Тебе я брат,
И ты – сестра моя».
День тот был праздником у всех:
И травы, и цветы
Околдовал твой светлый смех
И хвои, и листы
С игрою солнечных утех
Заворожила ты.
Любовно сон земной храня,
Мы не стремились ввысь.
К земле таинственно маня
Сосна с сосной сплелись.
И – что же? все же в блеске дня
Мы с неземным слились.
Раздвинув полог голубой,
Свободны стали мы;
С царевной князь, и раб – с рабой,
Мы вышли из тюрьмы;
Со стражей был недолог бой –
И взорваны холмы.
Когда прозрачных капель звон
Нам пал, струясь, в лицо, –
Нас не заставил, помнишь, он,
Спасаться под крыльцо.
Был мир – наш храм; земля – амвон;
И радуга – кольцо.
Весной по роще, взгляд во взгляд,
Бродил с тобою я;
Надела свадебный наряд
Природа, рай тая;
И выси пели: «Он – твой брат!» –
Тебе, сестра моя.
II.(На выставке)
Когда, из города гонимы,
Свой путь направили одни мы
В обетованные края, –
В нас были так неуловимы
И зов, и пламя бытия;
Мы были точно херувимы
В раю безгрешном – ты и я.
Но перед тем, по бездорожью,
Цветочной выхоленной ложью.
С тобой упились мы полно:
То не был луг с волнистой дрожью,
То не был миг, где все – одно,
И те часы нам волю Божью
Исполнить было не дано.
Тогда, роднясь с семьею лилий,
Мы не без тягостных усилий
Вдыхали пряный аромат;
Тогда предчувствия томили,
И в бое сердца бил набат,
И звуки чуждые рябили
Сквозь музыкальный водопад.
В цветах заслышали мы вместе
Змеиный шип ползучей мести
За оскорбленные мечты,
За то, что ими крыл невесте
Жених провалы пустоты;
За то, что воздух нес им вести,
Что в нем отрава жгучей лести,
И в ней мы никнем – я и ты.
ЯМБЫ
Я посетил страну святую. –
Как дорог мне здесь каждый куст!
Не всем ловлю, люблю, ревнуя,
След поцелуя
Ее кристально-чистых уст.
И весь я твой, земля родная.
Тебе одной мои мечты.
И мне чужда крася иная: —
Селенья рая
Прекрасны не были как ты.
И вижу я, восторжен, светел,
Что он — Властитель, он — Господь.
Из всех земель — тебя приветил,
Своими знаками отметил,
Тобой свою соделал Плоть.
И чую: в творческом подъеме
Предсозерцая бытие,
Он восхотел в воздушном доме,
Троих нас слить в единой дреме:
Тебя, земля; меня; ее.
КОШМАР
И только он стоял перед тобою,
Когда ты мне в тот вечер открывалась;
Конечно, я вполне владел собою,
Хотя на части сердце разрывалось.
Я говорил!.: «О, да! Он маг и властный,
И ты напрасно мыслишь, что изгнала
Его из сердца»… Речь, мольбою страстной,
Звуча, меня всего изобличала.
Мы разошлись. Был черен ночи полог.
Я проскользнул к себе неслышной тенью.
И лег. И спал. И был мой сонь так долог,
И все одно, давящее виденье.
В моих ушах твои стояли речи,
И видел я тебя одну сначала.
Но близость новой, неизбежной встречи
Внутри меня смущенье предвещало.
Да, вот и он. Ни ужаса, ни мысли.
Вдвоем в глухом томительном безлюдьи.
Мы друг пред другом грудами нависли,
Один с других сцепилися грудь с грудью.
И был твой лик подернут черной мглою
Нам мир предстал бесформенным хаосом.
И он стоял извечною скалою.
И я стоял несозданным утесом.
Упругих мышц безмерное усилье.
Сверканье глаз. Дрожанье губ бескровных.
Из недр души несметное обилье
Мы навлекли сокрытых сил духовных.
И лишь одно в сознании не тухнет,
Все существо сковавши в напряженье:
Прорвется ль шаг, родится ли движенье —
И я погиб, иль он громадой рухнет.
И длился, длился бой наш напряженный,
Бой существа, без мысли, без отчета.
…Я пробудился — весь изнеможенный,
Весь трепеща от холода и пота.
Когда ж потом, твоим отдавшись чарам,
С тобой бродил я в утреннике парка, —
Ты помнишь как мучительно, как ярко
Я сам тебе почудился кошмаром?
АНАНКЕ
Ah, Seigneur! Donnez moi la force
et le courage
De contempler mon coeur et
mon corpus sans degout
СОНЕТ
Мой Боже! я стою у вечного предела
И смело произнес мое моленье вслух:
Дай сил мне вынести и мой ничтожный дух,
Не меньше сдавленный и мерзостный, чем тело.
Пергаментом лица безжизненных старух
В его зеркальности правдивой отблестело
Все то, что на челе надменном тяготело,
И от чего мой плод довременный был сух.
Когда вокруг Тебя столпившиеся люди
Насытились вполне, и семь кошниц укрух,
Осталися немым вещанием о чуде, —
Я, стоя в стороне, Тебя еще алкал,
И, приковав свой взор к незыблемости скал,
Твердил с отчаяньем упорным: «Буди, буди!»
ОСТРОВ ПОЛИПОВ
Первый сознательный отпрыск немых поколений,
Первый побег, еле зримый, растительной жизни,
Вялый, тупой, и безвольно предавшийся лени,
О, не приняться тебе на томительной тризне
Предков — полипов, оставивших трупы и тени
В острове мертвом, твоей изначальной отчизне.
Выйдешь из этого мира застывших явлений
Всюду с тобой его лик и глядит на тебя в укоризне.
DIABOLI MANUSCRIPTUM
Чем виноват я, что доля такая досталась
Мне, не иному, отчаянным, страшным уделом?
О, за свои же долги, ты, Ананке, со мной расквиталась,
Злостный банкрот, этим дряблым и немощным телом!
Знаешь, тебе и самой настоящее место в темнице, —
Если бы правила светом одна Справедливость.
Ты возбуждаешь во мне не любовь — похотливость,
Мимо окна моего проходя в дорогой багрянице!..
Слышишь! Я о стену бьюсь головой, громыхая цепями.
Миг — и твои распадутся стальные, заклятые цепи.
Чую, не вечно сидеть мне в зловонной, подпочвенной яме, —
Знаю, не клином сошелся весь мир на поганом вертепе!
МЫ ДУШИ
Ничтожные люди, ничтожные мысли…
Да как это, как может быть?
О, люди, сознаем: над бездной мы виснем,
И бездны вовек не избыть.
Да где же спасенье! — повсюду удушье.
Задавлен оторванный крик:
«Мы люди, мы живы, мы сущи, мы души;
Полет наш высок и велик».
Да где же спасенье — нет силы, мы гибнем…
Мы цепи разрушить должны.
И — нет бытия без цепей. И подвинем
Себя в пустоту — сражены.
«Когда я, гордый раб, в безвыходном двуличье…»
Когда я, гордый раб, в безвыходном двуличье,
Благодарю тебя и падаю во прах
Перед лицом Твоим, – слепит бескрылый страх
Прозревшие глаза величием Величья.
СТОЙ! НИ ШАГУ!