Владимир Пяст - Собрание стихотворений

Одетая солнцем опушка,
И утра стыдливый покой,
И клонится ивы верхушка
Над радостно-зыбкой рекой.

Над зоркой открытой поляной
Древесный всклокочен навес;
Лазурными тайнами пьяный,
Весь в таинстве шелеста лес.

Чуть тронуты розовой краской
Изгибы зеленой каймы,
И — трепетной скрытые маской —
Капризно призывны холмы.

Всегда неразлучные — мы —
— Пускай это кажется сказкой —
И в сонности мягкой зимы,
И в поступи осени вязкой,

Завязаны нитью чудес,
Блуждаем с улыбкой румяной
Все там, где нахмуренный лес
Граничит с беспечной поляной.

Разгадана яви людской
Нелепая, злая ловушка —
И радужен утра покой,
И рядится в солнце опушка.

Я не знала тебя, я не знала;
Ты был чужд мне, смешон, незнаком;
Я бездумно, бесцельно бросала
За ограду цветок за цветком.

Трое вас было в саде соседнем, –
Я седьмой уронила цветок;
С этим лишним, ненужным, последним;
К вам упал мой ажурный платок.

Ты, с какой-то забавной опаской,
Подбежав, поднял оба с земли;
Залились неестественной краской
Опушенные щеки твои.

Осторожно ты подал соседке
Чуть душистый платок кружевной.
Наклоняясь на перила беседки,
Я смотрела, какой ты смешной.

А теперь… я весь день в лихорадке,
Не услышу ль неловкую речь;
Не удастся ль – за шторой, украдкой,
Как проходишь ты в сад, подстеречь.

Вокруг все было так необъяснимо дивно,
Как будто снизошли на землю небеса.
Приветом сказочным манили в глубь леса,
И птиц неведомых звучали голоса

Так обольстительно, так ропотно-призывно,
Что мнилось: шаг еще, и в чаще чудеса,
На берегу реки, струящейся извивно…
И только ты одна… ты мне была противна.

Ты глушь вплетала в новь непочатой поры
Своей фигурою, и шутками, и смехом.
Я не хотел служить бессмысленным утехам.
Я не хотел твоей бесчувственной игры.
Но отчего теперь – целую прах горы,
Где крепнул голос твой, отброшен зычным эхо?

На памяти моей горят, как пламень, ярко
Те дни блаженные, – о, как немного дней! –
Когда по вечерам бродил я рядом с ней
В аллеях древнего задумчивого парка.

Грозила осень. Было под вечер не жарко,
И по ночам сиял Юпитер все властней,
И каждый вечер клал все более теней
На длинный ряд аллей таинственного парка.

Мы шли. Я наблюдал – молясь и не дыша,
Как оставлял след на всем ее душа,
И я молил ее последнего подарка:

«Будь в осень иногда душой со мною здесь, –
И буду я как парк – тобой исполнен весь,
Бродя в безмолвии поблекнувшего парка».

Подступает предслезная дрожь,
Срыв звенящего голоса…

Чуть колышется светлая рожь,
Отделяется колос от колоса.

Манит в тень удлиненную стог
Сена слабо душистого.
Изнемог. Подошел и прилег.
Барабанит кузнечик неистово.

Подошла. И присела. И взор
Затенила ресницами,
Оглядев желтоватый узор,
Испещренный согбенными жницами.

Вновь затворы опущенных вежд
Светозарно раздвинула.
Взором, полным бесплотных надежд,
Отуманенным взором окинула.

Не колыхнется спелая рожь.
Колос ластится к колосу.

Подступила предслезная дрожь.
Близок срыв напряженного голоса.

Вновь увидав ее, к которой, так мятежно
Волнуяся, рвалось все существо мое;
Которую познав, постиг я бытие,
В одной узрев весь мир, раскрывшимся безбрежно;
В которой видел я мерцание свое
Преобразившимся так радужно и нежно, –
Вновь увидав, вновь увидав ее,
Я должен был сюда явиться неизбежно,
Вновь увидав ее.

Явиться в те места, где оба наши сада
Один с другим слились, как с нею красота,
И между ними ввысь воздушно поднята
Была волнистая дощатая ограда;
И где была она прозрачна и чиста,
Где былью облеклась волшебная баллада, –
Явиться в те места,
Где в каждый миг влилась небесная услада.

Теперь уже весна. С берез, дубов и елок
Давно фата зимы на землю сметена;
Пусть на земле слепит покрова белизна –
Под ним, истонченным, отчетливо слышна
Гульливая струя, она буравит полог,
А солнце сверху жжет, а день так дивно долог…
Теперь уже весна,
Сосна и кипарис льют аромат с иголок.

Недвижимо стою я долго пред решеткой,
Воспоминаний рой творит мечту мою;
То в ветре аромат ее волос я пью,
То в ветках лик ее рисуется мне чёткий.
То слухом уловив журчащую струю,
Я грежу, что ручей звучит ее походкой.
Недвижимо стою,
Не чуя времени, сияющий и кроткий.

Вернутся ли они, – дни Августа, не Мая, –
Когда – она и я – бродили мы одни,
То молча, то в речах всю душу изливая;
Когда зажглися нам бессмертные огни,
И воплотилась в нас вся Тайна мировая? –
О, эти вечера! О, сказочные дни!
Вернутся ли, вернутся ли они,
Дни несказанного исполненные рая, –
Вернутся ли они?..