Евгений Евтушенко - Братская ГЭС

Я -
    египетская пирамида.
Я легендами перевита.
И писаки
         меня
              разглядывают,
и музеи
        меня
             раскрадывают,
и ученые возятся с лупами,
пыль пинцетами робко сколупывая,
и туристы,
           потея,
                  теснятся,
чтоб на фоне бессмертия сняться.
Отчего же пословицу древнюю
повторяют феллахи и птицы,
что боятся все люди
                    времени,
а оно -
        пирамид боится!
Люди, страх вековой укротите!
Стану доброй,
             только молю:
украдите,
          украдите,
                    украдите память мою!
Я вбираю в молчанье суровом
всю взрывную силу веков.
Кораблем космическим
                    с ревом
отрываюсь
           я
            от песков.
Я плыву марсианским таинством
над землей,
            над людьми-букашками,
лишь какой-то туристик болтается,
за меня зацепившись подтяжками.
Вижу я сквозь нейлонно-неоновое:
государства лишь внешне новы.
Все до ужаса в мире не новое -
тот же древний Египет -
                        увы!
Та же подлость в ее оголтении.
Те же тюрьмы -
               только модерные.
То же самое угнетение,
только более лицемерное.
Те же воры,
            жадюги,
                    сплетники,
торгаши...
           Переделать их!
                          Дудки!
Пирамиды недаром скептики.
Пирамиды -
           они не дуры.
Облака я углами раздвину
и прорежусь,
             как призрак, из них.
Ну-ка, сфинкс под названием Россия,
покажи свой таинственный лик!
Вновь знакомое вижу воочию -
лишь сугробы вместо песков.
Есть крестьяне,
                и есть рабочие,
и писцы -
          очень много писцов.
Есть чиновники,
                есть и армия.
Есть, наверное,
               свой фараон.
Вижу знамя какое-то...
                       Алое!
А, -
     я столько знавала знамен!
Вижу,
      здания новые грудятся,
вижу,
      горы встают на дыбы.
Вижу,
      трудятся...
                   Невидаль - трудятся!
Раньше тоже трудились рабы...
Слышу я -
          шумит первобытно
их
   тайгой называемый лес.
Вижу что-то...
               Никак, пирамида!
«Эй, ты кто?»
              «Я - Братская ГЭС».
«А, слыхала:
             ты первая в мире
и по мощности,
                и т.п.
Ты послушай меня,
                  пирамиду.
Кое-что расскажу я тебе.
Я, египетская пирамида,
как сестре, тебе душу открою.
Я дождями песка перемыта,
но еще не отмыта от крови.
Я бессмертна,
              но в мыслях безверье,
и внутри все кричит и рыдает.
Проклинаю любое бессмертье,
если смерти -
              его фундамент!
Помню я,
          как рабы со стонами
волокли под плетями и палками,
поднатужась,
             глыбу стотонную
по песку
         на полозьях пальмовых.
Встала глыба...
                Но в поисках выхода
им велели без всякой запинки
для полозьев ложбинки выкопать
и ложиться в эти ложбинки.
И ложились рабы в покорности
под полозья:
             так бог захотел...
Сразу двинулась глыба по скользкости
их раздавливаемых тел.
Жрец являлся...
                С ухмылкой пакостной
озирая рабов труды,
волосок, умащеньями пахнущий,
он выдергивал из бороды.
Самолично он плетью сек
и визжал:
          «Переделывать, гниды!» -
если вдруг проходил волосок
между глыбами пирамиды.
И -
    наискосок
в лоб или висок:
«Отдохнуть часок?
Хлеба хоть кусок?
Жрите песок!
Пейте сучий сок!
Чтоб - ни волосок!
Чтоб - ни волосок!»
А надсмотрщики жрали,
                      толстели
и плетьми свою песню свистели.

Мы надсмотрщики,
мы -
     твои ножки,
                 трон.
При виде нас
             морщится
                      брезгливо
                                фараон.
А что он без нас?
Без наших глаз?
Без наших глоток?
Без наших плеток?
Плетка -
         лекарство,
хотя она не мед.
Основа государства -
надсмотр,
         надсмотр.
Народ без назидания
работать бы не смог.
Основа созидания -
надсмотр,
         надсмотр.
И воины, раскиснув,
бежали бы, как сброд.
Основа героизма -
надсмотр,
         надсмотр.
Опасны,
        кто задумчивы.
Всех мыслящих -
                к закланью.
Надсмотр за душами
важней,
         чем над телами.
Вы что-то загалдели?
Вы снова за нытье?
Свободы захотели?
А разве нет ее?
(И звучат не слишком бодро
голоса:
        «Есть!
                Есть!» -
то ли есть у них свобода,
то ли хочется им есть!)
Мы -
     надсмотрщики.
Мы гуманно грубые.
Мы вас бьем не до смерти,
для вашей пользы, глупые.
Плетками
          по черным
спинам
       рубя,
внушаем:
         «Почетна
работа
       раба».
Что о свободе грезить?
Имеете вы, дурни,
свободу -
          сколько влезет
молчать,
         о чем вы думаете.
Мы - надсмотрщики.
С нас тоже
           пот ручьем.
Рабы,
      вы нас не можете
упрекнуть
          ни в чем.
Мы смотрим настороженно.
Мы псы -
         лишь без намордников.
Но ведь и мы,
              надсмотрщики, -
рабы других надсмотрщиков.
А над рабами стонущими, -
раб Амона он -
надсмотрщик всех надсмотрщиков,
наш бедный фараон.

Но за рабство рабы не признательны.
Несознательны рабы,
                     несознательны.
Им не жалко надсмотрщиков,
                           рабам,
им не жалко фараона,
                     рабам, -
на себя не хватает жалости.
И проходит стон по рядам,
стон усталости.

Мы рабы... Мы рабы... Мы рабы...
Как земля, наши руки грубы.
Наши хижины - наши гробы.
Наши спины тверды, как горбы.
Мы животные. Мы для косьбы,
молотьбы, а еще городьбы
пирамид, - возвеличить дабы
фараонов надменные лбы.
Вы смеетесь во время гульбы
среди женщин, вина, похвальбы,
ну а раб - он таскает столбы
и камней пирамидных кубы.
Неужели нет сил для борьбы,
чтоб когда-нибудь встать на дыбы?
Неужели в глазах голытьбы -
предначертанность вечной судьбы
повторять: «Мы рабы... Мы рабы...»?

А потом рабы восставали,
фараонам за все воздавали,
их швыряли под ноги толп...
А какой из этого толк?
Я,
   египетская пирамида,
говорю тебе,
             Братская ГЭС:
столько в бунтах рабов перебито,
но не вижу я что-то чудес.
Говорят,
          уничтожено рабство...
Не согласна:
             еще мощней
рабство
         всех предрассудков классовых,
рабство денег,
                рабство вещей.
Да,
    цепей старомодных нет,
но другие на людях цепи -
цепи лживой политики,
                      церкви
и бумажные цепи газет.
Вот живет человечек маленький.
Скажем, клерк.
              Собирает он марки.
Он имеет свой домик в рассрочку.
Он имеет жену и дочку.
Он в постели начальство поносит,
ну а утром доклады подносит
изгибаясь, кивает:
                    «Йес...»
Он свободен,
             Братская ГЭС!
Ты жестоко его не суди.
Бедный малый,
              он раб семьи.
Ну а вот
          в президентском кресле
человечек другой,
                   и если,
предположим, он даже не сволочь,
что он сделать хорошего сможет?
Ведь, как трон фараона,
                        без новшеств
кресло -
         в рабстве у собственных ножек.
Ну а ножки -
             те, кто поддерживают
и когда им надо,
                 придерживают.
Президенту надоедает,
что над ним
             чье-то «надо!» витает,
но бороться поздно:
                     в их лести
кулаки увязают,
                как в тесте.
Президент сопит обессиленно:
«Ну их к черту!
                 Все опостылело...»
Гаснут в нем благородные страсти...
Кто он?
        Раб своей собственной власти.
Ты подумай,
            Братская ГЭС,
в скольких людях -
                   забитость,
                              запуганность.
Люди,
      где ваш хваленый прогресс?
Люди,
      люди,
            как вы запутались!
Наблюдаю гранями строгими
и потрескавшимися сфинксами
за великими вашими стройками,
за великими вашими свинствами.
Вижу:
      дух человеческий слаб.
В человеке
           нельзя
                  не извериться.
Человек -
          по природе раб.
Человек
        никогда не изменится.
Нет,
     отказываюсь наотрез
ждать чего-то...
                 Прямо,
                        открыто
говорю это,
           Братская ГЭС,
я, египетская пирамида.