Виктор Боков - Собрание сочинений. Том 3. Песни. Поэмы. Над рекой Истермой (Записки поэта).

Пошла девка во лесок,
Позабыла туесок,
Как на девкину беду —
Гриб на самом на виду.

  Ой, ой, боровик,
  Прямо в руки норовит.

Ухватила, сорвала,
Гриб-грибочек назвала,
До чего же ты хорош,
До чего же ты пригож.

  Ой, ой, боровик,
  Обнять девку норовит.

Как от этого гриба
Приключилася беда,
Приключилася беда,
Девка сына родила.

  Ой, ой, боровик,
  Греховодный ты мужик!

Не ходите, девки, в лес,
Что ни гриб, то чистый бес,
Поиграла с ним шутя —
Плачет малое дитя.

  Ой, ой, боровик,
  Обнять девку норовит!

Сани, сани на раскат,
Все девчонки нарасхват!
Умницы и модницы
Из Московской области.

Снег, снег, снег, снег
Сыплется и валится.
Нет, нет, нет, нет,
Парень мне не нравится,

Малоидейный,
Разве не так?
Шапку наденет,
И то кое-как!

С поцелуями не лезь,
Убери ручищи-грабли.
Ты мне сразу виден весь.
Ошибаюсь? Милый, вряд ли!

Отойди, отзынь, оставь,
Что ты колешься, как хвоя!
Если буду я ласкать,
То уж сокола-героя!

А гармонь поет взахлеб,
И в санях ничуть не тесно.
Если вылетим в сугроб,
Только с музыкой и песней!

Россия всех спаяла воедино,
Красу и гордость гор и свет равнин,
И потому она непобедима,
Народ ее вовек неодолим.

Кто шел с мечом в Россию, гибнул сразу,
В бессильной злобе корчился и слеп,
Кто доброту дарил и светлый разум,
Тот получал очаг и добрый хлеб.

Озера, родники, ручьи и реки,
Холодные и теплые моря
Россия отдала теперь навеки
Своим народам, а они друзья.

Подумать да получше разобраться,
То вывод можно сделать лишь один:
Мы все несем в сердцах святое братство,
Одна у нас планета, мир един!

— Пришло пополненье.
— Отлично.—
Комдив был доволен:
— В России
Резерв человечий
По алгебрам неисчислим.—
Ввалился детина в землянку.
— Как имя? — тотчас же спросили.
Он бросил пилотку.
Разделся. Разулся.
— Максим!

Спросили ребята:
— Чего твоя душенька хочет?
— Пожрать бы…
Простите, ошибся: поесть.
— Какая твоя специальность?
— А я… пулеметчик…
Воюем полгода всего,
А успел приобресть!

Волгарь коренной я,
Служил на барже водоливом.
Воды от меня утекло —
Не испить никакому полку.
Мои сапоги
Походили по волжским долинам.
Ну, вы извините, а я прикорну в уголку.

Румянец, улыбка
Лицом водолива блуждали.
Душа, как младенец
Невинно во чреве, спала.
Такого детинушку
Где-нибудь
Крепенько ждали.
Невесты коль не было, с матерью —
Волга ждала!

Его подвели к пулемету, сказали:
— Примай и знакомься
Заранее с ним.
Обнимешь покрепче,
Согреет заместо казармы.
— Я знаю его!
Ну, здорово, «максим»!

— Задача:
Поддерживать с левого фланга
Своих, а противника напрочь косить,
Чтоб было ему не в отдельности —
Вместе повадно
В земле нашей русской
Своими костьми погостить.

Легло пулеметное тело
На бруствер.
Ромашка склонила к нему лепестки.
— А ну-ка, «максим»,
По желанью Максима,
За русских,
Ударь-ка свинцом
В оловянные эти мозги!

Связались навечно теперь
Мы с тобою.
Так, так! Не отказывай,
Верно служи!
Чуму моровую к чему нам?
Не пустим! А здесь остановим.
Ага!
Захлебнулся?
Наелся землицы?
Лежи!

Отбита атака.
К врагу засылают разведку.
Стальному помощнику
Надо от боя остыть.
А тут политрук объявился.
— А я вам… газетку…
Она воевать помогает
И кадры растить.

Глядит на Максима
Портрет земляка с папиросой.
Он долго не думал,
Отрезал, приклеил к щитку.
— Здорово, Максим!
Поживи, будем вместе бороться,
Твои словеса

Мы давно приравняли к штыку.
Обжились,
Обжались
В земле,
В пулеметной ячейке,
И быстро легенду разнес
По окопам народ:
Три имени славных
Воюют с врагами как черти:
Писатель Максим,
Пулеметчик Максим
И «максим» пулемет.

— Ну, как поживаете,
Братцы Максимушки наши? —
Нет-нет да окрикнут
Бойцы
Между воинских дел.
— От щей, — отвечает Максим, —
И от гречневой каши,
У повара справьтесь,
Отказов еще не имел!

Эй, в сторону шутки!
Так-так! Побежали!
Так-так! Догоняй!
Растатак твою, бей! —
И оба Максима
Железною злостью дрожали.
А третий задорил их
Вместе с собой: — Не робей!

Ого!
Поддают огоньку на Максима!
И сверху и снизу, с обоих боков.
— Умру, а не сдамся!
Запомни мой лозунг, Россия!
Не хочешь, а все же придется
Припомнить богов.

Бегут и горят по земле,
Разрываясь, термиты.
Набросил огонь на Максима
Свою огневую петлю.
Не мать ли ему говорит:
— Потерпи ты! —
Не ад ли кромешный
Из сердца извлек:
— Потерплю!

Так-так!
Ничего уж не видно за дымом.
Так-так!
Ничего не слыхать за огнем.
— Максимушка, милый,
Ужели с тобою загинем?
Нет!
Огненный обруч врага
Богатырской рукой разогнем!

И встал он тогда
Неземным исполином.
И голос взорвался его неземной:
— Не трусом земля меня наша вспоила.
Максим никогда не сдается!
За мной!

Их видели вместе
На травке зеленой.
И в грозной, жестокой красе
Представлялися взглядам мужским:
Портрет горьковчанина,
В прах пепелённый,
И пепел стальной,
Перемешанный с пеплом людским.

Комдив прикусил
Побледневшие губы.
Хотел помолчать, по привычке,
И все же не смог:
— Какая тяжелая, страшная убыль,
И как еще много военных дорог.

Эх, жить бы ему!
Он двадцатого года.
Максимы уж, видно, такие в роду:
Все трое сгорели во имя народа.
Эй, кто там заплакал?
Огонь по врагу!

Пешочком, с сумочкой простой,
В пилотке выгоревшей,
Идет тропинкой полевой
Товарищ выздоровевший.

«За Кенигсберг», «За Будапешт»
Медали светятся.
О, край родной! О, край надежд,
Гадал ли встретиться?!

Земля!
Ты вновь шумишь в хлебах,
Не опозорена.
Теперь походный пот рубах
Нам снять позволено.

Старушка встретилась в меже.
— Домой, соколики?
Отвоевалися?
— Уже.
— Далече?
— В Дворики.

И прячет старая глаза
От солнца яркого.
— Не узнаешь?
— Узнать нельзя.
— Сынок Пояркова!

— Племянник! — кинулася.
— Он!
А звать — Василием.
— А я подумала: Семен,
Обозналась, прости меня!

Огаркова Семена ждут,
Сулился к праздникам.
— А что в колхозе?
— Видишь: жнут,
Не знаешь разве ты?

Ах, то-то снилися ерши,
А с ними — омуты…
А ты, племянник, не спеши,
Все в поле… дома-то.

— Ну что же, можно и шажком,
Дорога ровная…—
Вот сельсовет махнул флажком,
И сердце дрогнуло.

— Такого ж точно цвета флаг
Над всеми крышами
Мы там… на самый на рейхстаг,
Наверно, слышали?

Через лицо широкий шрам,
Оно замечено.
— Где угораздило?
— А там…—
Махнул:
— Неметчина.

Да!
Много ночек не спалось,
Кошмары мучили…
Все действует, и все срослось,
Ведь мы живучие!

На то и русский человек:
Свинцовой порцией
Его не умертвишь вовек,
Коль он упорствует.

Твое крыльцо родное.
Сядь.
Ступеньки дряблые.
Зато куда разросся сад,
Какие яблони!

А сажен сад его рукой,
Самим Василием.
— Узнать не можешь, кто такой?
Так пригласи меня!

Он под антоновкою сел.
— Жива, любимица? —
И позавидовали все:
«Он с ней обнимется?»

«Апорт… аркатные… анис…
Не хуже, кажется?!»
— Ну, да и ты сюда нагнись,
Не будешь каяться!

Ах, боже мой, как хорошо!
Как много отнято
Утех, кто к цели не дошел
С гранатой поднятой.

Он грудью полною вздохнул,
Кричать бы голосом,
Кудрями весело тряхнул:
— Не падать, волосы!

Пришлось и много перенесть,
Но живы силушки.
Готов сейчас на жатку сесть,
Вперед по нивушке!

А вот и мать:
— Что ж не послал? —
И подкосилася.
Отец покрепче:
— Я как знал,
Мы отпросилися.

И после хоженых дорог
В секреты минные
Легко ль переступить порог
Во время мирное?!

И льется в самовар вода.
— Сыночек! Васенька! —
Еще не знали никогда
Такого праздника.

Отец… тот чувства бережет,
Ему бы знания:
— Как хлебопашество… народ…
И вся Германия?!

— Ну, вот Германия далась,
Тебе не стыдно ли?!
Расскажет все не в этот раз.
Сыночек, сытно ли?

Сальцо… яички…
Хочешь — пей…
Вкрутую сделаю?
Да осторожно, не облей
Рубашку белую!

Постель постелена ему
С крыла лебяжьего —
Все самолучшее в дому,
Что в век свой нажили.

А ты чего сверчишь, сверчок?
А ну, замри скорей!
Не знаешь, что уснул сынок
Среди избы своей?!

— Молчу! Молчу! —
И тишина
Такая строгая.
А за окошком вышина,
Луна двурогая.

Переплелись и сон и явь,
И пруд и звездочки.
Луна осмелилась и вплавь
Плывет без лодочки.

Березки высветленный стан,
А рядом вербочки.
— Поярков спит?
Еще не встал?
— Мам, кто там?
— Девочки!

О родина! Так это ты?
Твои видения
Дают высокой частоты
Сердцебиения?

— Вставай, Василий! —
Самовар
Толкует запросто.
Давно так поздно не вставал
Поярков к завтраку.

Не говорят ему:
— Подъем! —
О, жизнь наивная!
И самовар не с тем огнем,
Не с поля минного.

Приятно выйти на крыльцо,
На пенье кочета.
Пусть поглядят в твое лицо,
Кому захочется.

Пускай найдут, что постарел,
А кто не старится?
Коль десять раз в огне горел —
И черту станется!

Звенят медали. Твердый шаг.
Седо родимое.
А сердце все, как этот флаг,
Непобедимое.

А сколько глаз через стекло
Ласкает воина.
А старики:
— Добро, добро,
Приехал вовремя!

А девушки…
Не описать
Восторга чистого.
Увидят Васю — и плясать
И петь неистово.

А предколхоза — тот с утра
Хотел к Василию,
Да вот и сам идет:
— Ура!
Спаси, спаси меня!

Василий крепко руку жмет:
— Привет Огаркову! —
Покрепче нажимает тот:
— Привет Пояркову!

— Здоров?
— Да, вишь, не оплошал,
Коль встал из пламени.
— А я вот здесь… за урожай…
С посевом… с планами.

— Как будто, больше седины
Теперь у Нилыча?
— Есть, есть,
А все из-за войны…
Я к вашей милости.

Ветряк бездействует у нас.
Как ты на призыве,
Чинили мы его не раз,
А он — с капризами!

«За Кенигсберг», «За Будапешт»
Медали светятся.
— Ужели никаких надежд?
Пойдем, завертится!

Забастовали шестерни?
Ай-яй, неладные!
А что, вот эти пятерни
Для вас желанные?

И он ручищами потряс:
— Смотри, крестьянские!
Сберег их целыми для вас,
Хоть долго странствовал.

Не колдовал и полчаса
Ключом он гаечным —
Ветряк работать принялся
С желаньем давешним.

По Дворикам идут они,
Тут их владычество.
Василий ладит про огни,
Про электричество.

— Довольно лампою коптить,
Теперь года не те:
По-новому взялися жить,
А тут — гадаете?

На ферме лишние труды —
Ведром потаскивать…
Насос поставить, две трубы —
И будьте ласковы!

— Поярков Вася!
— Сколько зим!
— Вот замечательно! —
В кругу Тамар, Любаш и Зин
Он встал с девчатами.

Смеются девушки:
— Живой?
— А как же думали!
— Какими ветрами домой?
— Свои задунули.

— Надолго ль, Вася?
— Лет на сто…
Покамест выстоим!
— Один приехал-то?
— А что?
— Так… любопытствуем!..