Гарик Сукачёв - Моя бабушка курит трубку
Один демократ ехал в метрополитене. Он сидел среди сограждан и молча восхищался видом дверей с надписями «Не прислоняться к двери». Собственно, он сидел напротив этих дверей и поэтому восхищался. Еще он думал про народ, с которым он находился в данный момент. «Вот, вокруг как много людей в поезде метрополитена. И я среди них сижу, и ничего такого не происходит. Я в самой гуще событий».
Но демократ был настоящим, не каким-то там просто демократом, а всамделишным демократом с правильным лицом и зорким глазом. Этим самым глазом он мог, как аппаратом доктора Рентгена, посмотреть на все вокруг и сказать сразу свое рассуждение или даже прочитать доклад на вольную тему.
Когда поезд останавливался на станциях, из него выходили и входили граждане и гражданки. И демократ молча, но всей душой приветствовал передвижение сограждан и восхищался простой и незатейливой добротой простого народа.
На одном из перегонов между станциями демократ, не желая привлекать внимания и сохраняя инкогнито, чтобы быть в гуще событий, незаметно кашлянул в ладошку. Но, когда он кашлял, то сильно натужился и громко пернул. Человеческое стадо сразу пришло в движение и стало обращать на него внимание. Демократ смутился и весь покраснел. А гражданка, сидевшая рядом с ним, в цветастом платье, не стала зажимать нос, как все, хоть ей было противно. А участливо сказала: «Это ничего». Но демократ весь покраснел, потому что понял, что теперь его могут принять не за демократа, а за какого-нибудь исламского фундаменталиста или жидомасона. Он стал плакать и сморкаться в платок. На платке оставались зеленые сопли, и он брал их двумя пальцами с платка и нервно ел. Он всегда ел сопли, когда думал о судьбах страны. А гражданка в цветастом платье сказала, что сопли не так вкусны и предложила ему яблоко антоновку из авоськи, говоря в утешение, что оно тоже зеленое. Но демократ ей не поверил и все равно ел сопли и плакал.
А когда вагон метрополитена доехал до следующей станции, демократ вскочил на ноги и, обращаясь к дедушке с медалью за оборону Горы Шипка со словами «уйди, говно», выбежал из вагона.
Когда он пришел домой, он достал табельное оружие имени Стечкина и застрелился. Он не мог вынести той мысли, что он предал простой народ. Мораль: демократ поступил как патриот.
Дилер и брокер (д. и б.)
Однажды поссорились Д. и Б. Сначала они просто пихались, а потом стали бить друг друга по морде и обзываться Тришкой и Митрошкой.
Одна проститутка согласилась обслужить сразу двух граждан. Одного черного, а другого рыжего. Когда она с ними пошла в подъезд, то рыжий взял ее под правый локоток, а черный – под левый.
По дороге к подъезду между рыжим и черным возник спор на предмет первоочередности обладания телом. Рыжий очень радикально говорил, что первый – он, а черный не менее радикально опровергал рыжего. При подходе к подъезду разногласия радикально настроенных справа рыжего, а слева черного обострились, и они стали харкать друг другу на пиджаки. Проститутка, находясь между ними, видя, что разногласия обострились, сказала: «Не ссыте. Обоих обслужу одновременно».
Она была центристкой.
Синопсис художественного фильма «Дитя»
Я думаю, каждый человек или в какие-то минуты своей жизни, или только однажды сталкивается или даже оказывается внутри неких ощущений или чувств, которые невозможно передать словами. Примером может служить то состояние, что может возникнуть в каком-то конкретном бытовом месте, в котором Вы находитесь впервые и понимаете, что, действительно, никогда не были здесь прежде, но другое внутреннее чувство говорит Вам, что это уже было однажды, и все предметы, которые Вас сейчас окружают, уже существовали в той же структуре раньше. И Вы так же находитесь уже внутри этой структуры.
Такое состояние я когда-то назвал для себя «состоянием ожидания». Мне всегда казалось, когда это состояние посещало меня, что это некая подсказка, некий намек на что-то, чего я не могу понять сейчас. Я понимал, что передо мной возникает реальный образ, воплощенный в конкретные осязаемые, окружающие бытовые предметы и обстоятельства – который подталкивает меня через визуальное узнавание к более глубокой сути.
Может быть, наиболее «простым» примером могут являться сны, которые мы видим. Бывает, что наутро мы не помним, что видели во сне, бывает, что помним, но это не вызывает в нас никаких эмоций, которые можно назвать словом «странные». Но бывают сны, которые мы долго не можем забыть, к которым долгое время возвращаемся в мыслях, ища в них смысл, чувствуя, что смысл зашифрован, и если расшифровать его, то мы сможем узнать нечто важное для себя. Сны являются мыслями души, превращенными в образы, и самое интересное, что только после того, как мы увидим образ – рождаются в нас слова, которыми мы пытаемся сформулировать для себя этот образ.
То есть, только после того, как мы увидим конкретный образ, появляются слова. Это относится к снам. Но бывает, что мы можем чувствовать только образами, и эти образы не превращаются, собственно, в слова, хотя имеют свои названия, и это происходит в нашей реальной, повседневной жизни.
В фильме «Дитя» герой сталкивается с ситуацией, которая приводит его к таким ощущениям. Очень важно, чтобы Вы поняли, что эти ощущения, прежде всего, не мистические, они иные.
Я назвал эту историю для себя детективной. Но слово «детектив» для меня лишь удобное слово, т. к. оно предполагает динамическое развитие событийного ряда фильма.
В некотором городе происходит ряд смертей. Смертей разных: убийство, несчастный случай, болезнь, старость. Но неизменно рядом с мертвым телом находится новорожденный ребенок.
Это случается вначале картины, когда супруги каждый вечер, приходя домой после работы, слышат детский плач за дверью старухи-соседки. Это случается, когда случайный прохожий находит труп убитого старика-антиквара у дверей магазина и т. д. Но когда, как в первом случае, представители властей взламывают дверь в комнату старухи, почувствовав запах разложения человеческого тела: или, как во втором, когда юноша бежит звонить, чтобы сообщить о случившемся, и потом возвращается на место происшествия, ребенка никто не находит. Он исчезает. Хотя в первом случае слышали его плач, а во втором – видели.
Эти необычные обстоятельства будят в герое фильма, судебном эксперте криминалисте, переживания, о которых сказано выше.
Он пытается разобраться в своих чувствах и начинает расследование, свое собственное. Но ничего выяснить не удается, хотя он постоянно чувствует, что близок к разгадке происходящих событий. Он мучается и переживает, пытаясь понять, почему это происходит, и чувствуя, что он должен это знать.
Уже к финалу картины, его старая знакомая, которую он знает с детства, бросает ему случайную мысль о том, что для того, чтобы родился ребенок, другой человек должен умереть.
Она рассказывает ему эту сказку, которую он сам сочинил для нее в детстве, чтобы она не боялась похорон и мертвых.
Эти-то случайные слова и объясняют герою все. Он понимает, что, наконец, может объяснить себе суть странных происшествий в городе. Он спешит проверить свою версию.
Он звонит, но все родильные дома, чтобы ему сообщили о родах, которые должны произойти в ближайшие минуты, требует по городскому селектору, чтобы ему сообщили о фактах смертей.
И когда он узнает, что в одном из городских родильных домов родился ребенок, он с отчаянием ждет сообщения о чьей-либо смерти. Но селектор молчит.
Ребенок родился, и никто не умер.
На этом заканчивается фильм.
Я хочу сказать, что тот поток сознания, который превратился в конкретный объект – дитя, и сформи-ровался в логическую систему, разрушил сам ребенок, т. е. он появился, когда захотел и исчез, когда захотел, и с нами осталось только осознание. Осознание того, что мы ЭТО видели.
В заключении я хочу сказать, что мне невозможно объяснить самому себе до конца, о чем этот фильм.
Записки баталиста
От автора
Я долго думал, стоит ли опубликовывать эти рассказы. С одной стороны, прошло уже несколько лет. С другой – читатель увидит в них элементы подражания известным писателям прошлого. Но все-таки я решился. Потому что с этими рассказами, а, точнее, со временем их написания у меня связаны теплые и уже, отчасти, ностальгические чувства… В 1986 году в силу определенных обстоятельств я около полугода жил в семье моих друзей в Кунцеве. Семья состояла из Олега Сальхова, его очаровательной жены Ираиды и не менее очаровательной тещи Тамары Петровны. Еще в доме присутствовала собака под романтическим именем Гнида. Мы были молоды и не обеспечены, и если случались деньги, то они тут же превращались в еду и сигареты. Но так как у меня деньги случались реже всех, то меня просто кормили, что, впрочем, никого не тяготило и меня в том числе. Тогда мы зачитывались Хармсом и Зощенко. Хармс был только в «Самиздате», поэтому читать его было вдвойне интересно. И вот не помню когда, в какой день, я начал писать биографию гибели Славного Гвардейского Полка. Я набросал сначала пару рассказов и прочел их вечером на кухне, за сигаретой и чашкой чая под всеобщее одобрение. Так как мои литературные испражнения были приняты с большой теплотой, я обнаглел и начал писать рассказы поточным методом. Так случился цикл с большим количеством персонажей, от нижних чинов Русской армии до Императора. Олег Сальхов придумал для него название: «Записки баталиста».
