Фердинанд Фингер - Любовь и жизнь, похожие на сон

Безумный двадцать первый век, когда

Безумцы Честь меняют на копейку,

Везде наживы грязная и мутная волна,

Где честный проклинает жизнь-злодейку.

Москвич всю жизнь копеечку копил,

Из коммуналки вырваться – в мечтах квартира,

Накопленные деньги маклеру он честно заплатил,

Украли, и теперь наградою ему могила.

Машина фыркает и дальше не везет,

Нью-Йорк и в баке плещется бензин с водою,

Стою на улице в недоумении, как идиот,

Досады на заправочную станцию не скрою.

Больница в Австрии – палат пустых полно.

А мне толкуют – только «Sonderklasse», [18]

Болею и ложиться надо все равно,

А кто теперь безумный долг погасит?

Ты в предвкушенье праздника – приход гостей,

От сердца хочешь вкусно приготовить,

А что готовить, ведь продукты все из генетических затей,

Без вкуса, как трава, ну, как себя не опозорить!

Такая жизнь сегодня у людей,

В окне, а ну-ка посмотри, Порше мелькает,

В нем руль побольше стоит «Жигулей»,

И в нем мошенник с наглою подружкой восседает.

Обман, везде один большой обман,

Замазывает правду цветом черным,

Как жить? Как лживости стереть изъян?

И как остаться человеком благородным?

Театр – цирк, ну, просто смехота,

Как будто мир весь заражен куриной слепотою,

Как дальше двигаться по жизни нам? Куда?

Ведь мы не «люмпены», мы не хотим идти дорогою такою.

Душа кричит, я не хочу прожить в обмане,

Хочу туда, где танго «Солнце утомленное» звучит,

Туда хочу, туда хочу, в то детство, утонувшее в тумане,

Туда, где патефон иголкою скрипит.

Там в детстве – солнца свет, там не было обмана.

Там счастливы мы были в детской суете,

Мы все хотим туда. Туда, где были мамы,

Где жизнь была богаче и честней, хотя и в нищете.

Во время «оно» Господом был сотворен и рай и ад.

Земля та, на которой расселились все народы,

С тех пор и существует нерушимый постулат,

О сохранении энергии в природе.

Энергия не исчезает и не возникает вновь,

И это в Мироздании является основой,

Закон извечен и незыблем, как Любовь,

Подарком для Земли быть молодой и вечно новой.

Когда с любовью ты сажаешь семена,

Которые по лету колосятся рожью,

И с васильковою голубизной колышется она,

Энергия, заложенная в ней, на море так похожа.

Когда со злом и не с любовью делаешь дела,

Из этих дел ты не получишь пищи,

На поле на твоем появится лишь сорная трава,

От дел твоих не будет ничего, ты будешь нищий.

Когда со злом и не любовью делаешь дела,

Не жди от них «пшеницею получишь»,

И с поля жизни ты получишь «плевела,»

Энергию любви ты злом озвучишь.

В тридцатые построены концлагеря везде,

И стон миллионов мученников раздается,

И отвратительное Зло, рассеянное по земле,

Оно ведь никуда не пропадает – остается.

Оно энергией от дьявола уходит ввысь,

И собирается злой тучей в атмосфере,

И при рожденьи новой жизни, как ни тщись,

Зло поселяется в ней в большей или меньшей мере.

Не делай никогда, что не желаешь сам себе.

Не делай никогда того, что человека обижает,

Не делай никогда того, что в страшном сне

Присниться может – этого Господь не одобряет!

С убийством Авеля вселенское возникло зло.

С тех пор убийство узаконено в природе.

Греховным человеком – вот оно,

Теперь почти везде явлением нормальным вроде.

Любовь и сострадание почти исчезли на земле,

И кажется, исчез сам смысл существованья,

А человечество, как плесневая корка, расползлось везде,

Забыло большинство, а где Любовь и Божие заданья?

Вот телевизор – самолетный точечный удар,

И там, где только что стояли человеки,

Нет ничего, столб пыли и пожар,

А ведь за этим матери, их слезы, горькие навеки.

И что увидели, забыли, пустяки.

Ведь через час увидим вдвое больше.

А раз нас это не волнует, мы уже не жители Земли.

Пусть марсиан волнует, и как можно дольше.

По Ледовитому, да на круизном корабле,

На льдине я увидел серенькие точки,

А это все равно, ну, как корабль на луне,

Хотя теперь я понимаю – это все цветочки.

Среди сияния арктического льда

Сидят уютненько два серых мишки,

Как из тайги они пришли сюда?

Загадка не для взрослого, а для мальчишки.

Разгадка происшедшего весьма проста,

«Топтыгины» ведь были белыми когда-то,

Не из Сибири появилась эта «красота»,

А из разломленного танкера пролилась нефть, ребята.

Какие мишки черные на льду!

Какие самолеты с точечным ударом!

Ведь гибнут сотни тысяч, тут конвейер на ходу,

Осточертело все, гори оно пожаром.

Эх! Надоело все, устал писать стихи,

Земли орбита вся погрязла в хламе,

В коррупции погрязли жители земли,

«О Господи, не покидай, останься с нами!»

Цунами – Фукусима – никого не возвратить.

Лежат на улицах, асфальт покрыв телами,

Из-за проклятой радиации – ведь их нельзя зарыть,

Лишь черный лебедь, пролетая, горестно взмахнет крылами.

Я к кассе подошел, чтоб попросить.

Кассиршу не хотел я удивить,

Продать талон на жизнь я попросил,

Чем милую кассиршу удивил.

Она сказала, что талона нет,

Махнула ручкой на прощанье, все, привет!

И это правда, смертный человек

За счет талона не продлит свой век.

Я не смогу купить на жизнь талон.

Цену талона знает только Он,

И нет такой цены, чтоб жизнь продлить,

За деньги – и секунды не купить.

Кипенье жизни, щебетанье птиц,

Уже не для меня, но есть одно желанье

Не нужен взгляд красивых глаз из-под ресниц,

И крики «Браво!» из толпы, поэту в обожанье.

Сегодня мой последний день,

Прощай навеки все, что оставляю,

Не двигаясь, лежу, вот накрывает тень,

Я смерти не боюсь, предстать пред Ним желаю.

Я так был избалован ласками Судьбы,

Ее блистательно-пленительною стороною,

Все высшие награды уж давно мои,

Хранитель-Ангел был всегда со мною.

Тихонечко открылась дверь, вошел мой друг,

Я жестом показал: «Смотри на полку»,

Он понял, подошел, открыл не вдруг,

Наверное, считал, что в этом мало толку.

А там без счета золотом сверкали ордена,

Те высшие от Родины награды.

Которые вручила мне моя страна,

Решив, что я их заслужил, мне было это надо.

Я шепотом сказал: «Готов их все отдать»

За три часа в лесу, о Боже, дай мне силы,

Успеть в осеннем золоте грибов собрать.

Поджарить, водочкой запить, и пусть горит огнем, что было.

Суть желаний – в исполнении желания,

То, которое в мечтах храню.

Той страны не знаю я названья,

Где осуществлю свою мечту.

Резвый поезд понесется к Счастью,

В даль зовущую – страну чудес,

И оставит позади несчастья,

Истерзавшие мне душу под обрез.

Вперемешку с рабством и свободой,

Жизнь прошла извилистой тропой,

Солнце в ней, сменяясь с непогодой,

Вдруг сияет ярко надо мной.

И ничуть о прошлом не жалея,

Там, где жизни должен быть предел,

Я б хотел, «чтоб вечно зеленея,

Темный дуб склонялся и шумел». [19]

Не получилось эдельвейсом насладиться не спеша,

И часто жизнь-судьба мне не давала остановку,

Без отдыха тогда, я быстро, чуть дыша,

Взбирался на гору, мне кажется, без толку.

А жизнь-судьба гнала наверх быстрей,

То черными, то белыми чередовалась полосами,

И обрушая вниз, и раня все больней,

Одаривала часто радостями, отдыхом и чудесами.

Но вот случилось все, я наверху,

Вершина – к солнцу, невозможно дальше,

Под нею половина жизни далеко внизу.

Мне повезло, с лавиною могла прерваться раньше.

Hy. надо за вторую половину браться начинать,

С горы спускаться вниз – в спокойную долину,

Мне альпеншток приходится почаще применять,

Наверх стремилась молодость, и да на вершину.