Александра Паркау - Огонь неугасимый
Туда — к чужим
Вокзал… Толпа… Мелькают лица, руки…
И поезд тронулся… Метнулся синий дым…
От милых мест вагон с чеканным стуком
Уносит вдаль… Туда — к чужим?
Заборы, домики, заброшенные дачи,
Фанзенки ветхие, подгнивший серый тын…
Прощай, мой друг, печальный и невзрачный,
Нескладный беженский Харбин.
Ты столько раз в годины испытаний,
В смертельный час волнений и тревог
Давал приют уставшим от скитаний
И душу русскую берег.
В суровый век разгула и наживы
Хранил, как клад, все то, чем дорожим,
Чем ценен мир и люди в мире живы…
Ну, а теперь туда — к чужим!
Лежат на столике охапкой хризантемы,
Бегут в окне равнины и леса,
Все гуще дым… Конец, конец поэмы, —
Твердят колес стальные голоса.
Скитальцев горестных не кончена дорога,
Так много стран, но солнце в них одно…
И путь домой один… Путей в чужбину много
И дымом застлано окно.
Прощай Харбин! Со всем, что сердцу мило
Союз души навек нерасторжим.
Слепая, жуткая неведомая сила
Несет нас вдаль… Туда — к чужим!
Серебряный Дайрен
Туман, туман над городом клубится,
В жемчужной дымке тонет пароход…
Серебряным крылом серебряная птица
Чертит стекло завороженных вод.
На ржавых петлях заскрипели сходни,
Качнулась пристань, двинулась назад…
И вот плывем по милости Господней, —
Скользит в воде отпущенный канат.
Протяжный гонг сзывает вниз к обеду,
Забыт земли привычный, старый плен.
Там впереди — печали-ли, победы?
Там, позади — серебряный Дайрен…
Плывем, плывем в молочные туманы,
За бортом брызг курчавится ажур,
Мелькнул вдали, в час утренний и ранний
За пеленой, как призрак, Порт-Артур…
В неясной мгле заколебались тени,
Из серых бездн простерлись сотни рук…
Тяжелых лет тяжелые ступени
Замкнули жизнь в нерасторжимый круг.
И снова гонг… Не звон-ли погребальный?
Вобрал туман все звуки и лучи…
Кругом мертво, пустынно и печально…
Земное сердце — замолчи.
В море
Пеною ветер брызжет, —
Весел, лукав, силен…
Памятью в сердце выжжен
Ряд дорогих имен.
Небо безбрежно сине,
Море еще синей, —
На водяной пустыне
Белый сполох гребней.
Ветер упрямо гонит
Полчища волн к борту…
Если мечта утонет,
Как нам спасать мечту?
С криком несутся птицы,
Жизни и смерти нет,
Лишь за кормой ложится
Светлый широкий след.
Издалека
Так любовно, так грустно и нежно
Вспоминаю ушедшие дни…
Скоро там среди россыпи снежной
Ярких елок зажгутся огни.
На зеленых пушистых иголках
Засверкают гирлянды свечей,
Сор от хвои пахучий и колкий
Затрещит в красных жерлах печей.
Ну, а здесь — серый дождик осенний
Мочит охру разбухшую стен,
И ложатся лиловые тени
На широкие листья драцен.
Из под арок, увитых цветами,
В прокопченный нуждой бординг-хауз
Ходит спешно большими шагами
Чужеземный старик Санта-Клаус.
Нет ни елок, ни льдин, ни морозов,
Неизвестен наш мягкий уют.
Китаянки шафранные розы
У калитки за коппер дают.
И, садясь за трапезу святую,
Я в Сочельник одна, ввечеру,
Вместо елки кудрявую тую
Золотой мишурой уберу.
Буду думать, что жизнь все печальней,
Что покой вожделенный далек,
И какой нибудь русский — на пальме
Зажигает сейчас огонек.
Другу
На крыльях полночи морозной
Слетит надежд заветный час…
Мы Новый Год встречаем розно.
Встречаем розно в первый раз.
Легла над праздничным бокалом
Разлуки тайная печаль…
В окно мерцающим опалом
Манит загадочная даль.
Бок о бок шли дороги наши,
Мой незабытый старый друг,
И жизнь казалась вместе краше
И неразрывней кольца рук.
Там, в Петербурге в дымке синей
Горели заревом дворцы
И серебрил пушистый иней
Восьмиугольные торцы.
Нам мир тогда казался прочным,
Сияли шапки куполов…
И все ушло, как сон полночный,
Как тучек призрачный покров.
Срываясь в бездну, жизнь катилась
По буеракам, на авось…
Так много ценного разбилось,
Так много крови пролилось.
И в Харбине привычек милых
Последний отзвук замирал…
За все, что искрилось и жило,
Я поднимаю свой бокал!
Кругом опять дома и башни
И новых улиц суета.
Мой старый друг, мой день вчерашний,
К тебе летит моя мечта.
Туда, где стынет в мгле морозной
Туманных звезд иконостас…
Мы Новый Год встречаем розно,
Встречаем розно в первый раз.
Сказанье о молодом охотнике
На могилу убитого друга Шуры Минаева.
Если в песне есть власть и сила,
Если жив наших предков Бог,
Друг убитый, я на могилу
Положу тебе свой венок.
Тихо шепчут о прошлом руны
И печальна игра теней…
Жил когда — то охотник юный
На рассвете весенних дней.
Взял он лук свой колчан и стрелы,
Двух друзей захватил с собой
И ушел он в доспехах белых
И назад не пришел домой.
Золотая есть книга — Эдды
И преданье она хранит…
Его звали Сигурдом шведы
А Германцы зовут Зигфрид.
В день недобрый кустарник ржавый
Шелестел на горе крутой,
Был сражен он в бою неправом,
Был злодейской убит рукой.
И восстали тогда народы
С горьким мщеньем сплелась любовь,
И рубились, рубились годы
За пролитую тайно кровь.
Но у Русских другое имя
Негасимым горит огнем.
Александра мы со святыми
И героями помянем.
Мальчик милый, красивый ловкий,
Светлых локонов ореол,
На охоту ушел с винтовкой
И с друзьями двумя ушел.
И в Маньчжурских сугробах белых
В страшных сопках чужой земли
В фанзе черной и обгорелой
Его тело к утру нашли.
Долгих лет неразрывны узы,
Пусть безмолвна слепая твердь…
Кто сказал, что его хунхузы
Обрекли на лихую смерть.?
Нет… Молитв не шепчу напрасно,
Петь не буду — За упокой…
Он убит на границе красной,
Он злодейской убит рукой.
Дым пожарищ в тайге маячит,
Смерть и гибель в родных краях,
А Россия о детях плачет,
О замученных сыновьях.
Если в песне есть власть и сила,
Правой мести святой залог,
Свой призыв — на твою могилу
Положу, как живой венок.
На чужбине
У русского светлого храма,
У тонких резных ворот
Под черной вуалью дама
На рикше сидит и ждет.
Другая с большим букетом
К ней вышла, не пряча слез…
Цветов здесь так много летом
Тюльпанов, гвоздик и роз.
Какие быть могут вопросы? —
Заплаканы лица дам….
У младшей тяжелые косы
Метнулись по узким плечам.
И двинулись обе рикши
В раскачку тихонько вперед,
Кричал что то вслед охрипший
Басок у резных ворот,
Цвет неба был темно синий
И колокол глухо звонил…
Сказала я: На чужбине
Еще эмигрант — почил?..
Король Альберт
Как страшен мир и как темна дорога
От ясных зорь до горького конца.
Стояла смерть на страже у порога.
Когда он вышел из дворца.
И волн речных мелькали бурно гривы,
И ветер выл, тоскуя, по горам,
Когда слуге он бросил торопливо:
— Приедете… к шести часам.
И он ушел и больше не вернулся…
Свивала ночь немую жуть теней,
Голодный страх предчувствием коснулся
Сердец испуганных друзей.
Он был не юн, но так силен и строен,
Так детски чист, так чутко милосерд,
Король-герой, король солдат и воин,
Защитник Бельгии — Альберт,
Суровых скал спускались вниз террасы,
И Старый Бог задумался вдали…
Здесь у креста, на берегу Мааса
Его безжизненным нашли.
Как страшен мир и как пути случайны…
Редел туман, погожий день суля.
Легла навек тревожащая тайна
На черной смерти короля.
И долгих лет бессменная подруга
Не о герое, скальде и борце,
О сказках юности, разбитых злобной вьюгой,
Рыдала в сумрачном дворце.
Сто лет прошло