Юрий Оболенцев - Океан. Выпуск двенадцатый
— Вот ведь, черти, достают же где-то, — удивляется командир. — В городе не продавали ее лет пять, на корабль не получали месяцев восемь, а все сосут. Где же вы ее, старшина, все-таки достали?
— Не имей сто рублей, а имей сто друзей, — уклоняется от прямого ответа старшина.
— Я вот проверю ваших друзей, — обещает командир. — Эти интенданты — как мыши, в каждом углу у них что-нибудь да припрятано.
Под шумок очищаю воблу. И верно, от соленого становится немного легче.
А за стеклом рубки качается полосатый океан, гюйсшток вычерчивает в небе замысловатые кривые. Волна то и дело окатывает палубу, и впередсмотрящий каждый раз отряхивается, как утка. Мне становится жаль его. Даже если мы и встретим другой корабль или обнаружим нарушителя наших морских границ в этом походе, то первым его заметит не впередсмотрящий. Радиометристы, сигнальщики, акустики прощупывают небо и океан намного дальше, чем можно увидеть простым глазом.
Но морскую границу охраняют пограничные корабли. А большой противолодочный корабль предназначен для того, чтобы обнаруживать и уничтожать подводные лодки. Вот бы и нам обнаружить чужую подводную лодку, притаившуюся в глубине наших территориальных вод.
Словно подслушав мои мысли, командир корабля, вроде бы ни к кому не обращаясь, говорит:
— К любому делу можно привыкнуть, хотя и не всякое можно полюбить. Но хорошо исполнять можно любое, если сознаешь его значимость. А в нашем деле главное вовсе не в том, чтобы задержать нарушителя, а в том, чтобы ни один чужой корабль не полез в наши воды. Не посмел. И никогда не смог…
Я понимаю, что эти слова предназначаются сейчас главным образом мне. Вроде бы ничего нового в них нет, об этом же нам не раз твердили и в учебном отряде. Но здесь, в океане, они звучат как-то более весомо.
— Разрешите я еще постою на руле, товарищ командир? — прошу я.
— Разрешаю.
Охрименков уступает мне место. Корабль опять начинает рыскать на курсе, но теперь я действую спокойнее и увереннее и постепенно приспосабливаюсь, картушка компаса тоже успокаивается, курсовая черта лишь слегка подрагивает возле цифры «45». Конечно, лежать на прямом курсе не то что проводить корабль через извилистую узкость, а все-таки приятно, что хоть что-то да я умею.
Сменившись с вахты, выбегаю на крыло мостика и смотрю на кильватерный след.
Он, конечно, не такой ровный, как у старшины второй статьи Охрименкова, но и не такой загогулистый, как в первый раз.
На палубе меня окатило водой. Спустившись в кубрик, переодеваюсь в сухое. Доставая из рундука носки, нащупываю на полочке боцманскую дудку. Потихоньку высвистываю «Захождение» и мысленно клянусь, что научусь водить корабль не хуже старшины.
В. Белозеров
АППЕНДИЦИТ
Опасен
Даже малый промах.
Вода
Тверда,
Как антрацит…
И надо ж так:
Схватил старпома,
Согнул в дугу
Аппендицит.
На стол, под скальпель…
В медицине
Пока другого средства
Нет.
Врач лодки —
В лейтенантском чине —
Единственный авторитет.
По боевому расписанью,
Забыв про отдых,
Каждый встал.
Минер
Латинские названья
Заносит в вахтенный журнал.
Жарища —
Череп распирает:
Софит
В пятьсот свечей
Палит.
Лоб лейтенанту
Вытирает
В халате белом
Замполит.
«Щадящим» курсом,
Дизелями,
Наклоном легким
На корму,
Горизонтальными рулями —
Все
Ассистируют ему.
Накрытый
Простыней стерильной,
Вдыхая
Нашатырный спирт,
Старпом —
По должности двужильный —
Зубами,
Как швартов,
Скрипит.
Нашел!
Чуть-чуть пинцет продвинул.
Легки
Прикосновенья рук.
Как невзорвавшуюся мину,
Аппендикс
«Вытралил» хирург.
…Старпом —
Измучен и распарен —
Потрогал бережно живот:
— Спасибо, док,
Ты — флотский парень…
Не беспокойся —
Заживет.
С. Каменев
УЛЬТИМАТУМ ШТУРМАНА ГОЛОВАНОВА
Рассказ
…Было бы лучше, если бы эту радиограмму не приняли. Но, видимо, радист пароходства был опытным. Прижав плотнее телефоны, он весь поглотился в слух — вызов был еле слышен. Сигналы то появлялись, то куда-то уплывали. Включив тумблер ограничителя помех, радист пароходства услышал вызов яснее. Тут же поставил номер радиограммы, начал заполнять бланк. Дав подтверждение на принятую радиограмму, радист пробежал глазами текст и вздрогнул. Машинально открыл ящик стола, вынул брошюру «Указания по организации судовой радиосвязи», волнуясь перелистал ее и, найдя раздел о кратких указаниях по радиообмену, прочел перечень сведений, которые запрещается передавать в эфир…
Капитан плотовода «Крылов» информировал начальника пароходства о том, что старший штурман Голованов самовольно покинул судно.
Вложив радиограмму в папку с надписью «Срочно», радист вышел из диспетчерской и заспешил к кабинету начальника пароходства. Без стука вошел, молчаливо положил на стол папку и вышел. Начальник, слушавший своего заместителя по перевозкам и движению флота, раскрыл папку…
— Николай Михайлович, у меня все, — почувствовав, что его не слушают, сказал заместитель.
— Хорошо, оставьте мне ваши записи, — думая уже о своем, попросил начальник. — Я разберусь.
Как только заместитель вышел, Николай Михайлович откинулся на спинку кресла, взглянул еще раз на текст радиограммы, встал и подошел к карте бассейна реки. Где-то здесь плотовод «Крылов», лидер соревнования, шел за рекордным плотом. О судне, его экипаже передавали по радио, печатали в газетах. Успехами плотовода интересовался министр. И тут такое ЧП.
Николай Михайлович сжал кулаки, резко разжал их и потер пальцами виски. Что и говорить, ни один навигационный год не проходит без происшествий. Все вначале идет хорошо — и раз… Попытался представить себе этого штурмана Голованова и не мог. Нажал кнопку селекторной связи.
— Василий Яковлевич, — обратился он к кадровику, — какие суда сейчас в районе «Крылова»?
— «Пламя» буксирует плот, на подходе буксировщик «Бойкий».
— Вы еще ничего не знаете про Голованова? — спросил он.
— Не-ет, а что?
— Да вот отмочил он тут. Захватите-ка его дело, пожалуйста, да зайдите ко мне.
— Хорошо, сейчас.
И вновь задумался, но теперь уже о другом, о пароходстве. Сравнить его нельзя ни с каким другим учреждением. Потому как в любом учреждении в нужный момент можно всех собрать сразу, а тут он один, суда разбросаны на тысячи километров друг от друга. Из пароходства идет координация их движения. Вот что случилось на «Крылове»? Почему в такой момент, когда весь экипаж на хорошем счету, когда список с их фамилиями отправлен в Москву для поощрения, случилось такое?
Тем временем кадровик, волнуясь, перелистывал личное дело штурмана Голованова. Убедившись, что оно аккуратно подшито, пронумеровано, встал из-за стола.
«Голованов, Голованов, что же ты натворил?» — терялся он в догадках, идя по коридору.
Навстречу попадались сослуживцы, здоровались, кадровик лишь машинально кивал в ответ головой. Беспокоила неизвестность. Он сам ведь направил Голованова на плотовод.
— Бойко! Там же матрос Бойко! Не он ли всему виной? — Кадровик вернулся назад, решив взять еще и дело матроса.
…Бойко был простым матросом речного пароходства, но его личное дело было пухлым, как рукопись романа: докладные капитанов, различные справки, объяснительные, выписки из приказов.
Проще было бы уволить его, материалов хватало, но оставался всего год до призыва его в армию. Жаль было парня.
Перед тем как войти в кабинет, Василий Яковлевич осмотрел себя, одернул китель.
— Разрешите, Николай Михайлович?
— Давайте, давайте. — Начальник пароходства нетерпеливо протянул руку. — А почему два?
— Второе матроса Бойко, — волнуясь, пояснил кадровик. — Мне кажется, что все могло произойти из-за него.
— Это почему же?
— Матроса Бойко штурман Голованов взял под свою ответственность. Мы его хотели увольнять, а он взял на исправление.
— Вот как? — Начальник удивленно покачал головой и стал листать дело. — Так натворил-то Голованов, а не Бойко. Он самовольно покинул судно. Один.
Кадровик лихорадочно вспоминал все прежние поступки штурмана и ничего понять не мог.
