Велимир Хлебников - Том 2. Стихотворения 1917-1922

– Стой, девушки, жди!
Ля! паны! на дереве,
Как сомашечие, целуются, гляди!
Девочки, матушки, ля!
Да, Верочка, что ты?
Ума решилась?
Тебе на воздухе земля?
Да спрячьтесь в пещере вы!
На поцелуи в дереве охота?
Девушки, ай!
Ах вы, сени, мои сени,
Да в черемухе весенней! –
Качались гибко ветки,
И дева спрыгнула стыдливо
И в чаще яблоней исчезла.
А дым весны звездою жезла
Давал ей знаки шаловливо.
Сияй невестой в белой сетке,
Черемуха моя!
Ты трепетала, черемуха моя!
Шмели гудят. Летит оса.
Пчела летит за небеса.
И свист гудящий тысяч жал
Собором светлым окружал
Цветов весенних образа.
Гудят, как в полночи гроза,
Висят, как божии глаза,
Пчелы медовые обеды,
Искали в воздухе победы.
И то не ложь, и это истина!
Я плакал на воздушной пристани.
Жучок цветок весны пилил,
А я же тихи слезы лил.
Вы не птицы и не звери вы!
До распустившихся листов
Медовым пламенем цветов
Все дерево горело.
Глазам – веселая дорога,
Украденным в семействе бога!
Черней, дыра в пещере,
Нет Богоматери, есть череп!
Вершина дерева качается,
Здесь не показываются люди,
Хребты изученных оков.
Кругом нее дрожащий студень
Прекрасных белых лепестков.
Она цепляется за ветки,
Она кого-то в небе ждет,
Русалка веток – выстрел меткий –
Сейчас на землю упадет.
Как птица дикая
Иль сельской улицы девчонка,
Ее синеет рубашонка,
Глазами черными поводит,
Как парой неги словарей,
Как по морю, по веткам ходит.
Она стоит, она идет
И взором юношу зовет.
На ветке черной и трясучей
Она стоит одна меж сучей
И, черным пузом загорелая, нагая
Сквозит в рубахе синей и подоле.
Рабыней сдалась синей воле
В окне черемухи – невесты гая,
Ногами голыми шагая,
Русалка воздуха, пугая
Вдруг пролетевших снегирей.
И девы звонко хохотали
И побежали землю рыть.
Что делать им? мы не испытали,
Как можно птичей жизнью жить.
А дым весны зовет медами
Людей и пчел идти стадами,
Лететь сюда, как в белый дом.
На теле глиняно-гнедом
Горела синяя рубашка.
Вэ веток было гулко.
О, сумасшедшая прогулка!
Кормил медами шаловливо.
К чему, откуда, зачем?
Откуда нравы? малиновки? ракла?
Огнем горячим
Рубашка синяя пекла.
Чернело пузо в промежутке.
А первые шаги так жутки.
Внизу же юноша стоял,
Лучистой радостью сиял
И, написав в глазах мольбу,
Не знал, что вылетит в трубу
Девичьего мяса.
И корень груди тоже трясся.
– Нашли, где целоваться!
А девка неплохая цаца!

И шлюха ровных улиц слов,
Созвучий потаскушка
Правительством черных очей
Пришла и явилась: «Мы тут!»
Пожаром души силачей
Ресницы поют на лету.

Он голубой, как день.
Она черна, как ночь.
Вы нежны, вы невинны.
Вы суток половины.

Там, где солнце чистоганом
Светит доброму и злому,
Я одна с моим цыганом
Делю время и солому.
День голубой, а ночь темна,
Две суток половины.
И я у ног твоих раба,
Мы оба, мы невинны.

Где волосы, развеянные сечью,
И мимо глаз и на плечах,
И время, вспугнутое речью,
Дрожит в молчания лучах.
Лоб черепа немного вогнут
И бычей брови очерк тверд,
И губы дерзкие не дрогнут,
Как полководцы страстных орд.
Она к нему близка за то ли,
Что он недвижен, видя кровь?

Щека бела, как снег, и неприятна.
Чахотки алой пятна.
И на мелу ее скулы
И волков бешеным укусом
Алели губы красным бусам.

Девы сумрачной хребет,
Он прекрасно и угрюмо
На полях зеленых цвел,
Леса сумрачные думы
Тенью божеской обвел.

Слышишь ли шум, о мой друг?
Это Бог прыгнул в Буг.

Воздушистый воздухан
Воздухее воздухеи,
Воздухее воздухини.
Сидушистый сидухан
Сидухее сидухини,
Сидухее сидухеи.
Колышистый колыхан
Колыхее колыхини,
Колыхее колыхеи.
Едушистый едухан
Едухее едухеи.
Видушистый видухан
Видухее видухеи,
Видухее видухини.

Сегодня вещи
Нежны и вещи.
Неженки-беженки
В небе плывут.

На, дубину в зубы –
Мой поцелуй.
Красней,
Алей
Рябиной грубой.
Разбрызганные брызги
Оглобли красной.
Вишневые цветы –
Раздавленные губы.
И воздух в визге.

Где засыпает невозможность на ладонях поучения,
Чтоб реки вольные, земного тела жилы,
Их оторвали бы от умных рук могилы.
Так ловит мать своих сынов
Под лезвием взбесившихся коров.
Мешайте всё в напитке общем,
Слова «мы нежны!», «любим!», «ропщем!»
И пенье нежной мглы моряны голубой
Бросайте чугуну с бычачьей головой!
С венком купен – волчицы челюсть,
С убийцею – задумчивое ладо,
С столетьями – мгновений легкий шелест,
И с хмелем лоз – стаканы яда,
Со скотской дворовой жижей – голубое,
И пенье дев – с глухонемым с разодранной губою,
Железу острому – березу
И борову – святую грезу.
Чтоб два конца речей
Слились в один ручей
И вдруг легли, как времени трупы,
У певучих бревен халупы.

В тяжелых сапогах
Рабочие завода песни,
Тех зданий, где ремень проходит мысли,
Носите грузы слов,
Тяжелые посылки,
Где брачные венцы,
А может, мертвецы,
Укрытые в опилки.
И ящики с клеймом
«Умершая любовь»,
И с ним железный лом
Остатков гневной мысли
И девы умиравшей «ах!»,
Упавшей на подушки,
Вселенной блеск на коромысле
У озера стрекоз,
И жемчуг радостный в губах
Носите и возите дорогою подземной.
Кошелки шорохов и шумов,
И цоканья и свистов,
И тьмы таинственных, как полночь, звуков –
Очам закрытым.
Они стоят такой веселой кучей,
Что хочется, подумав,
Бежать туда, где бог неистов,
А страсть нацелилась из луков
И смотрит хмельными
И пьяными от полночи глазами
Былых путей и перечерченных широт.
Пусть останутся знаки клади.
Приклеенные клейма и печати
Другим расскажут про дороги.
Чёрт, бог, невеста, и чума,
Зачатие, и мор, и вера, и божба
Ножом в груди у бога.

Мой череп – путестан, где сложены слова,
Глыбы ума, понятий клади
И весь умерших дум обоз,
Как боги лба и звери сзади,
Полей неведомых извоз.
Рабочие! кладите, как колосья в тяжелые стога,
И дайте им походку, и радость, и бега.
Вот эти кажутся челом мыслителя
И громких песен книгой – те!
Рабочие, завода думы жители,
Работайте, косите, двигайте!
Давайте им простор, военной силы бег,
И ярость драки, и движенье.
Пошлите на ночлег
И беды, и сраженье.
Чтоб неподвижным камнем снов
Лежал бы на девичьем сене
Порядок мерных слов,
Усталый и весенний.