Вячеслав Лейкин - Действующие лица (сборник)
«Ни памяти, ни сил, ни сожалений…»
Удовольствие – благо, если оно не вызывает раскаяния.
АнтисфенНи памяти, ни сил, ни сожалений,
Ни честности, скоблящей, как наждак,
Ни жуткой безмятежности порока,
Ни поисков единственного шанса,
Ни повода для поисков, ни даже
Возможности ему образоваться.
Всё, слава богу, случаю, расчёту
Укантовалось. Лёгкая нужда
Мгновенно терпит. Учащенье пульса
Всего лишь результат касанья пульта:
Тычок – и загорается экран,
И возникает рвущий жилы триллер
Про то, как благородный киллер Миллер,
Которого играет Брюс Уиллер,
Такое выдает, что Фредди Шиллер
В гробу переворачивается…
Я перестал сводить себя на нет,
Клевать с руки и пользоваться речью
По пустякам. Я выучился жить
И замер в ожиданье результата,
Которого никто не обещал,
Никто не гарантировал, однако
Откуда ж этот спазм предвосхищенья,
И пятистопник, ровный, как дыханье,
И меркнущее золото заката,
И никуда не деться от личин,
Живущих, как, допустим, аксолотли,
Умеренно и долго. В саламандры
Им спеху нет. В зиянии огня
Вдруг истинное обрести лицо,
Переплясать безумную стихию
И стать легендой, формулой заклятья
Невыносимо…
Добрый Мусагет
И родовспомогательница Муза,
Зачем я вам понадобился? Полно,
Ведь я не Марсий, я не соревнуюсь,
Не потому, что собственная шкура
Дороже упоения победой
Минутного, а потому, что сладок
Нектар неутолимого желанья
Искать себе подобных в зеркалах,
На дне бутылей, на задворках жизни,
Проигранной себе же самому.
«Сорви сургуч. Цветные стёкла вымой…»
Сорви сургуч. Цветные стёкла вымой.
Продуй сифоны. Усложни аккорд.
Разметь и раздели, как делят торт:
Завод, лесоповал, торговый порт —
Оглодья жизни малоуловимой,
И сердца механизм непоправимый,
И молодость, похожая на спорт.
Шизою, косоглазою фузою,
И невдомёк: кусать или сосать
Смакуемое, от чего спасать
Пакуемое. Прошлое, осядь;
Откуда-то из толщ сперматозоя
Скользни слезою, оползи лозою,
Сумей неизгладимое стесать.
Трефовый фарт, фортеции фортуны:
Торговый порт, завод, лесоповал.
А помнится, ещё и ликовал,
Что на лету Пегаса уковал…
Как долго и легко мы были юны,
Как трепетно натягивали струны
На каждый подвернувшийся овал…
Ты мог бы стать хорьком, бараном, птицей,
Вонять и красть, пастись, нести яйцо
И даже завести в носу кольцо…
Далось тебе необщее лицо —
Похмелье бесконечных репетиций?
Пока не стала истина истицей,
Успей замолвить за себя словцо.
«Век с божьей помощью. А я ещё живу…»
Век с божьей помощью. А я ещё живу:
Впадаю, выпадаю, жгу траву
Забвения, навязанное рву,
И некогда воинственного лука
Почти не напрягаю тетиву,
Ну разве что для извлеченья звука.
Со слухом трудности, со зрением облом,
Из десяти через один с дуплом.
Взалкав утех, на девушку с веслом
Одну и посягнёшь воображеньем.
Самозабвенье стало ремеслом,
Изнанкой стиля, самовыраженьем.
Теперь о прошлом: прошлое почти
Определилось, то есть не сочти
За некий труд вот именно войти
В одну и ту же наподобье Стикса.
Узреть полней, чем было во плоти,
А там переозначился и свыкся…
Клопами переляпанный альков,
Руины духа, перезвон оков.
Не здесь ли оборзевших стариков
Прикармливает ветреная Геба?
Как сказывал классический Барков:
«Допустим, пальцем; но зачем же в небо?»
Театр уж пуст. Законная вдова,
Перевирая жесты и слова,
Играет коду. Пьеса не нова,
Но всякий раз по-разному фальшива.
И к падугам взлетают рукава
Весьма неординарного пошива.
Век перекинулся, а я ещё живой,
Угрюмо замерший на вехе межевой.
Часы ночные ухают совой,
Отцеживая вечность по секунде,
И глория, как говорится, мунди
Проходит с непокрытой головой.
Посвящается музе
Когда ты незримо паришь надо мной, моя дорогая,
Сгустки холодного пламени вот именно изрыгая,
Скорее всего, единственная в своём сокровенном роде,
Наперекор порядку, жизни, самой природе,
Когда невпопад порхаешь, роняя свои – теперь я
Отчетливо понимаю, что всё-таки это перья —
Когда, не имея случая сжечь себя на костре, ты
Бьёшься почти в истерике о стёкла, шкафы, портреты,
Когда ты взмываешь свечкою, чтоб тут же уйти в пике,
И вдруг замираешь жалобно в неведомом тупике,
Я вдруг понимаю, чувствую, что время мое – вода,
Текущая в разные стороны, но чаще всего туда,
Где вспять отследив небывшее, едва ли оставишь след,
А просто закроешь форточку, погасишь на кухне свет,
Свою, как чужую, голову обхватишь со всех сторон,
Вспугнёшь напоследок зеркало и медленно выйдешь вон.