Николай Ладыгин - И лад, и дали
В одну из своих последних поездок в Москву, в 1974 году, отец был в гостях у Егора Исаева, который подарил ему свою книгу «Суд памяти» с автографом: «Николаю Ивановичу Ладыгину — Человеку, с которым просто по душе, а по делу сложно. Как тут быть? Пусть Бог рассудит. С уважением искренне Ваш Егор Исаев. 26/IV-74». Через год отца не стало, а немного позднее, 1 января 1979 года, в газете «Комсомольская правда» вышла статья А. Левиной «А роза упала на лапу Азора» о папиных стихах. После этого мы, его дети, живущие в Тамбове, решили организовать творческий вечер поэта Ладыгина. Нас поддержали близкие друзья отца — Двинянинов и Милосердов. Во время подготовки к вечеру возникла проблема: кто сможет хорошо и профессионально прочесть палиндромические стихи? Мы пригласили из Москвы артиста Вячеслава Кузнецова, который любезно откликнулся на нашу просьбу.
Вечер поэзии Николая Ивановича Ладыгина состоялся в 1980 году в Доме творчества имени Луначарского при Тамбовском драматическом театре. На стенах зала были развешаны живописные этюды Николая Ивановича, фотографии поэтической жизни Тамбова 1970-х годов. В адрес отца было сказано много хороших и добрых слов. Выступали Борис Двинянинов, Семен Милосердов, московская поэтесса Нина Эскович, врач Владимир Дронов, художник Евгений Соловьев и многие другие. Вячеслав Кузнецов блестяще декламировал стихи Ладыгина. Был показан любительский фильм про Николая Ивановича, звучала запись его голоса.
В то время мы познакомились с молодым тамбовским филологом Сергеем Бирюковым, который, вдохновившись творчеством отца, написал ряд статей и опубликовал их в альманахе «Поэзия» (1987, № 48) и журналах «Волга» (1988, № 7), «В мире книг» (1988, № 4), «Слово» (1998, № 3). К великому сожалению, отец не прочел этих публикаций. Вместо него мы, его дети, хотим выразить искреннюю благодарность Сергею Бирюкову, который вывел палиндромы Ладыгина в большую печать. Если бы не он, то лежали бы стихи отца в тумбочке и неизвестно, были бы они когда-нибудь опубликованы.
Бирюков написал предисловие и подготовил сборник стихов нашего отца под названием «И жар и миражи», который был подписан к печати в издательстве «Современник». Однако пока шла подготовка к публикации, издательство закрылось. В стране началась так называемая «перестройка», и широкая издательская деятельность прекращалась. Но Бирюков от своей идеи выпустить книгу стихов Ладыгина не отступил и вместе с Г. Юсуповым обратился к мэру Тамбова В. Ковалю, рассказав об уникальности рукописи. Коваль по-человечески и финансово поддержал издание, сказав: «Я Ладыгина знал». Оказалось, что он был воспитанником детского дома в Вельможке, попав в него после отъезда нашей семьи в Тамбов. От старших детей, воспитателей и местных жителей он слышал рассказы о человеческих качествах Николая Ивановича, а также о его творчестве.
Таким образом, благодаря поддержке В. Коваля в 1993 году появилась на свет первая в России книга палиндромических стихов «Золото лоз». Вскоре она получила положительный отзыв в среде российских литературных критиков. Так, например, в журнале «Новое литературное обозрение» (1994, № 7) была опубликована рецензия В. Кулакова.
Постепенно палиндромические стихи стали завоевывать сердца читателей, и в 2000 году в Москве вышла знаменательная книга «Антология русского палиндрома». В ней представлено около 180 поэтов, создавших произведения в виде обратимых стихов, и лишь против фамилии нашего отца, Николая Ивановича Ладыгина, написано: «Классик русского палиндрома».
Борис ЛАДЫГИН. Литературная версия М. КлимковойПутеводитель по Ладыгину
Часть I
При обращении к стихам Н. И. Ладыгина надо учитывать, что он был не только поэтом, но и самобытным художником. Близкое к живописному спокойное созерцание мы находим и в стихах Ладыгина. Но тут вмешивается палиндром. Воспринятый Ладыгиным поначалу как прием, он под его пером обрастает художественной плотью. Через палиндром Ладыгин практически вышел к свободному стиху, хотя жестокость ограничений тут была буквально удвоенной. Речь идет не о верлибре, а о том, что можно назвать «русским свободным стихом», в котором не возбраняется ни рифма, ни возникающий время от времени метр. Именно такой стих характерен, например, для В. Хлебникова.
Палиндромическая строка первого раздела не только зримо передает гармонию природы, но и акцентирует какие-то кульминационные точки жизни природы. Первое же и одно из самых сильных у Ладыгина стихотворений «Осенний сон» начинается сразу с кульминации:
Не сова ли била в осень
Лапой? И опал
Лист от сил
Ее?
Это неожиданное: «Не сова ли била в осень / Лапой?» — заставляет вздрогнуть и остановиться. Образ совы — образ мудрости — его неожиданность и неслучайность подкрепляются строкой: «Лист от сил». Посмотрим на всю первую строфу и увидим, как падает, воронкой закручивается лист в последней строке-слове: «Ее».
Вторая строфа дана как бы одним мазком, в котором четко прорисован лишь «колер елок». А свет идет откуда-то сверху, из-за ветвей. «Золотисто, вот, сито лоз». И, наконец, в третьей строфе, после взрыва алого (калина!), все медленно гаснет и погружается в сон. Соотношение графики, цвета и света находится в таком гармоническом единстве, что пейзажи художника-поэта кажутся подготовительными этюдами к этой работе.
В стихотворении «Поле» с первой же строки возникает ощущение почти музыкально переданного древнего обряда жатвы. И не только потому, что тут появляется древнегреческая Геба — богиня юности, дочь Зевса и Геры (посылающей урожай). Это явление само по себе достаточно символично и не может быть расценено как случайное слово, подошедшее для создания строки. Замечательно то, что все тут реально, и в то же время чуть-чуть странно, как бы в дымке рисуется эта пастораль.
Странность не исчезнет, не рассеется, даже если вы заглянете в четвертый том Даля и прочтете, что «шурга» — это «летний столбовой вихрь», он знаком каждому сельскому жителю, только всюду по-разному называется. Не случайно залетел сюда и Див. Он из «Слова о полку Игореве…». Вероятно, нуждается в объяснении фразы «у ракиты быт и карусель», но для тех, кто уже не помнит, что когда-то весь полевой быт мог крутиться возле какой-нибудь ракиты на опушке леса.
Третья строфа притягивала меня всегда своей тайной. Воля как опыт! Кажется, мы сейчас спохватились и пошли по следу воли и опыта. Ладыгин размышлял об этом еще в 70-х годах, он-то волю и опыт хорошо помнил.
Из просторов «Поля» легко перейдем в семантически ясный цикл из четырех стихотворений, где даны четкие графические картины времен года. И оттуда — прямо на Север. Стихотворение «На Севере» с секретом. В нем описывается природа в единении с человеком. Несколько тяжеловатая инверсия в первой строке требует небольшой расшифровки: сила романа вовсе не в морали. А слово «роман» можно понимать в двух значениях, хотите, как любовный роман, хотите, как литературное произведение. Первое все-таки предпочтительнее. Речь идет о единстве и естественности всего природного. Как открыта, хочется сказать, «палиндромична» эта дева, отождествляющая себя с лугом, месяцем, семенем, способная дать жизнь будущим душам. Спокойное равновесие человека и природы, где продолжение рода столь же естественно, как свет солнца или звезд.
Николай Иванович часто обращался в стихах о природе к одним и тем же мотивам, но решал их по-разному. У него есть несколько стихотворений «весенних», «зимних», «осенних». В стихотворении «Весеннее» запечатлено переходное, колеблющееся время года. Время превращений, странных видений: «Солнечен лось, Как Леший шел…». Эта тема превращений продолжается и в стихотворении «В мае», где живет, движется «толпяся, плоть», где «Вырос… Как / Колесо, лопух…».
Поэт легко поддается этому веселому бурленью и счастливому лепету природы и вместе с дедом из стихотворения «У реки» поет «о лесе весело», воспевает в стихотворении «Лань», «Рода задор». Розами у него расцветает зима («Начало зимы»). И на этом фоне особенно уродливо выглядят порубщики бора, ворующие в «резерв». Истина сказалась обратимой строкой: «В омуте нет умов». Поэтому бор превращается в гроб.
