Владислав Холшевников - Мысль, вооруженная рифмами

Гремит орга́н на стогне трубный,
Пронзает нощь и тишину;
Очаровательный огнь чудный
Малюет на стене луну.
В ней ходят тени разнородны:
Волшебник мудрый, чудотворный,
Жезла движеньем, уст, очес
То их творит, то истребляет;
Народ толпами поспешает
Смотреть к нему таких чудес.

                  Явись!
                  И бысть.
Пещеры обитатель дикий,
Из тьмы ужасной превеликий
            Выходит лев.
Стоит, — по гриве лапой кудри
Златые чешет, вьет хвостом;
                  И ре́в
И взор его, как в мраке бури,
Как яры молнии, как гром,
Сверкая, по лесам грохочет.
Он рыщет, скачет, пищи хочет
            И, меж древес
Озетя агницу смире́нну,
Прыгнув, разверз уж челюсть гневну.
            Исчезнь! Исчез.

                  Явись!
                  И бысть.
Средь гладких океана сткляных,
Зарею утренней румяных
            Спокойных недр
Голубо-сизый, солнцеокой
Усатый, тучный рыбий князь,
                  Осе́тр,
Из влаги появись глубокой,
Пернатой лыстью вкруг струясь,
Сквозь водну дверь глядит, гуляет;
Но тут ужасный зверь всплывает
            К нему из бездн,
Стремит в свои вод реки трубы
И, как серпы, занес уж зубы…
            Исчезнь! Исчез.

                  Явись!
                  И бысть.
С долины мирныя, зеле́ны
В полудни лебедь, вознесе́нный
            Под облака,
Веселый глас свой ниспускает;
Его долина, роща, холм,
                  Река
Стократно эхом повторяет.
Но тут, как быстрый с свистом гром,
На рамена его сребристы
Орел прожорливый, кохтистый
            Упал с небес.
Клюет, терзает, бьет крылами,
И пух летит, как снег полями…
            Исчезнь! Исчез.

1804

Веют осенние ветры
       В мрачной дубраве;
С шумом на землю валятся
       Желтые листья.

Поле и сад опустели;
       Сетуют хо́лмы;
Пение в рощах умолкло —
       Скрылися птички.

Поздние гуси станицей
       К югу стремятся,
Плавным полетом несяся
       В горних пределах.

Вьются седые туманы
       В тихой долине;
С дымом в деревне мешаясь,
       К небу восходят.

Странник, стоящий на хо́лме,
       Взором унылым
Смотрит на бледную осень,
       Томно вздыхая.

Странник печальный, утешься!
       Вянет Природа
Только на малое время;
       Всё оживится,

Всё обновится весною;
       С гордой улыбкой
Снова Природа восстанет
       В брачной одежде.

Смертный, а́х! вянет навеки!
       Старец весною
Чувствует хладную зиму
       Ветхия жизни.

1789

Покойся, милый прах, до радостного утра!

1792

Законы осуждают
Предмет моей любви;
Но кто, о сердце, может
Противиться тебе?

Какой закон святее
Твоих врожденных чувств?
Какая власть сильнее
Любви и красоты?

Люблю — любить ввек буду.
Кляните страсть мою,
Безжалостные души,
Жестокие сердца!

Священная Природа!
Твой нежный друг и сын
Невинен пред тобою.
Ты сердце мне дала;

Твои дары благие
Украсили ее, —
Природа! ты хотела,
Чтоб Лилу я любил!

Твой гром гремел над нами,
Но нас не поражал,
Когда мы наслаждались
В объятиях любви.

О Бо́рнгольм, милый Бо́рнгольм!
К тебе душа моя
Стремится беспрестанно;
Но тщетно слезы лью,

Томлюся и вздыхаю!
Навек я удален
Родительскою клятвой
От берегов твоих!

Еще ли ты, о Лила,
Живешь в тоске своей?
Или в волнах шумящих
Скончала злую жизнь?

Явися мне, явися,
Любезнейшая тень!
Я сам в волнах шумящих
С тобою погребусь.

1793

Не хочу с поэтом Греции
звучным гласом Каллиопиным
петь вражды Агамемноновой
с храбрым правнуком Юпитера;
или, следуя Виргилию,
плыть от Трои разоренныя
с хитрым сыном Афродитиным
к злачным берегам Италии.
Не желаю в мифологии
черпать дивных, странных вымыслов.
Мы не греки и не римляне;
мы не верим их преданиям;
мы не верим, чтобы бог Сатурн
мог любезного родителя
превратить в урода жалкого;
чтобы Леды были — курицы
и несли весною яица;
чтобы По́ллуксы с Еленами
родились от белых лебедей.
Нам другие сказки надобны;
мы другие сказки слышали
от своих покойных мамушек.
Я намерен слогом древности
рассказать теперь одну из них
вам, любезные читатели.

1794

Напрасно говорят, что случай есть слепец:
Сию минуту он вручил тебе венец,
Тебе, рожденной быть царицею сердец.
Сей выбор доказал, что случай не слепец.

1796

«Лизета чудо в белом свете, —
Вздохнув, я сам себе сказал, —
Красой подобных нет Лизете;
Лизета чудо в белом свете;
Умом зрела в весеннем цвете».
Когда же злость ее узнал…
«Лизета чудо в белом свете!» —
Вздохнув, я сам себе сказал.

1796

     Из среды туманов серых
Времен бывших и протекших,
Из среды времен волшебных,
Где предметы все и лица,
Чародейной мглой прикрыты,
Окруженны нам казались
Блеском славы и сияньем;
Где являются все вещи
Исполинны и Иройски,
Как то в камере обскуре;
Я из сих времен желал бы
Рассказать старинну повесть,
И представить бы картину
Мнений, нравов, обычаев
Лет тех рыцарских преславных
Где кулак тяжеловесный
Степень был ко громкой славе,
А нередко — ко престолу;
Где с венцом всегда лавровым
Венец миртовой сплетался,
Где сражалися за славу
И любили постоянство.

<1799>

Довольно именем известна я своим;
Равно клянется плут и непорочный им;
Утехой в бедствиях всего бываю боле;
Жизнь сладостней при мне и в самой лучшей доле.
Блаженству чистых душ могу служить одна;
А меж злодеями — не быть я создана.

<?>