Роберт Рождественский - Вся жизнь впереди… (сборник)

Над толпой откуда-то сбоку
бабий визг взлетел и пропал.
Образ
многострадального Бога
тащит
непротрезвевший амбал.
Я не слышал, о чем говорили…
…Только плыл над сопеньем рядов
лик
еврейки Девы Марии
рядом с лозунгом:
«Бей жидов!»

Неожиданный и благодатный
дождь беснуется в нашем дворе…
Между датой рожденья
и датой
смерти
кто-то поставит тире.
Тонкий прочерк.
Осколок пунктира.
За пределом положенных дней
руки мастера
неотвратимо
выбьют минус на жизни твоей.
Ты живешь,
негодуешь,
пророчишь.
Ты кричишь и впадаешь в восторг.
…Так неужто малюсенький прочерк —
не простое тире,
а итог?!

Такая жизненная полоса,
а может быть, предначертанье свыше:
других
я различаю голоса,
а собственного голоса
не слышу.
И все же он, как близкая родня,
единственный,
кто согревает в стужу.
До смерти будет он
внутри меня.
Да и потом
не вырвется наружу.

Будем горевать
в стол.
Душу открывать
в стол.
Будем рисовать
в стол.
Даже танцевать —
в стол.
Будем голосить
в стол!
Злиться и грозить —
в стол!
Будем сочинять
в стол…
И слышать из стола
стон.

Дружище, поспеши.
Пока округа спит,
сними
нагар с души,
нагар пустых обид.
Страшась никчемных фраз,
на мотылек свечи,
как будто в первый раз,
взгляни
и промолчи…
Придет заря, шепча.
Но —
что ни говори —
бывает, что свеча
горит
светлей зари.

Сначала в груди возникает надежда,
неведомый гул посреди тишины.
Хоть строки
еще существуют отдельно,
они еще только наитьем слышны.
Есть эхо.
Предчувствие притяженья.
Почти что смертельное баловство…
И – точка.
И не было стихотворенья.
Была лишь попытка.
Желанье его.

«…Мы идем, несмотря на любые наветы!..»
(аплодисменты).
«…все заметнее будущего приметы!..»
(аплодисменты).
«…огромнейшая экономия сметы!..»
(аплодисменты).
«…А врагов народа – к собачьей смерти!!.»
(аплодисменты).
«…как городские, так и сельские жители!..»
(бурные, продолжительные).
«…приняв указания руководящие!..»
(бурные, переходящие).
«…что весь наш народ в едином порыве!..»
(аплодисменты).
Чай в перерыве…
«…от души поздравляем Родного-Родимого!..»
(овации).
Помню, как сам аплодировал.
«…что счастливы и народы, и нации!..»
(овации).
«…и в колоннах праздничной демонстрации!..»
(овации).
«…что построено общество новой формации!..»
(овации).
«…и сегодня жизнь веселей, чем вчера!..»
(овации, крики: «ура!»).
«…нашим прадедам это не снилось даже!!.»
(все встают).
…И не знают, что делать дальше.

Уезжали из моей страны таланты,
увозя с собой достоинство свое.
Кое-кто
откушав лагерной баланды,
а другие —
за неделю до нее.
Уезжали не какие-то герои —
(впрочем, как понять: герой иль не герой?..).
Просто люди не умели думать
строем, —
даже если это самый лучший
строй…
Уезжали.
Снисхожденья не просили.
Ведь была у них у всех одна беда:
«шибко умными» считались.
А в России
«шибко умных»
не любили никогда!..
Уезжали сквозь «нельзя» и сквозь «не можно»
не на год, а на остаток дней и лет.
Их шмонала
знаменитая таможня,
пограничники, скривясь, глядели вслед…
Не по зову сердца, —
ох, как не по зову! —
уезжали, —
а иначе не могли.
Покидали это небо.
Эту зону.
Незабвенную шестую часть земли…
Час усталости.
Неправедной расплаты.
Шереметьево.
Поземка.
Жесткий снег…
…Уезжали из моей страны таланты.
Уезжали,
чтоб остаться в ней навек.

А они идут к самолету слепыми шагами.
А они это небо и землю от себя отрешают.
И, обернувшись,
растерянно машут руками.
А они уезжают.
Они уезжают.
Навсегда уезжают…
Я с ними прощаюсь,
не веря нагрянувшей правде.
Плачу тихонько,
как будто молю о пощаде.
Не уезжайте! – шепчу я.
А слышится: «Не умирайте!..»
Будто бы я сам себе говорю:
«Не уезжайте!..»

Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле…
Что-то я делал не так?
Извините:
жил я впервые
на этой Земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь.
И по-другому прожить обещаю,
если вернусь…
Но ведь я
не вернусь.

«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!..»
РВС, ГОЭЛРО, ВЧК…
Наши марши взлетают до самых небес!
ЧТЗ, ГТО, МТС…
Кровь течет на бетон из разорванных вен.
КПЗ, ЧСШ, ВМН…
Обожженной, обугленной станет душа.
ПВО, РГК, ППШ…
Снова музыка в небе. Пора перемен.
АПК, ЭВМ, КВН…
«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!»
SOS.
тчк

Израсходовался.
Пуст.
Выдохся.
Почти смолк.
Кто-нибудь другой пусть
скажет то, что я не смог.
Кто-нибудь другой
вдруг
бросит пусть родной дом.
И шагнет в шальной круг.
И сойдет с ума в нем…
Воет пусть на свой
лад,
пусть ведет свою
грань.
Пусть узнает свой
ад
и отыщет свой
рай!
Пусть дотянется строкой
до глубин небытия…
Это – кто-нибудь другой.
Кто-нибудь другой.
Не я.

Кричал:
«Я еще не хочу умирать!..»
А руки вдоль тела текли устало.
И снежная,
непобедимая рать
уже заметала его,
заметала…
А он шептал:
«Я еще живой…»
А он гадал:
орел или решка?..
Пока не сошлись над его головой
черная бездна, —
Вторая Речка.

Ты меня в поход не зови, —
мы и так
по пояс в крови!
Над Россией сквозь годы-века
шли
кровавые облака.
Умывалися кровью мы,
причащалися кровью мы.
Воздвигали мы на крови
гнезда
ненависти и любви.
На крови посреди земли
тюрьмы строили
и Кремли.
Рекам крови потерян счет…
А она все течет и течет.

Бренный мир,
будто лодка, раскачивается.
Непонятно, – где низ, где верх…
Он заканчивается,
заканчивается —
долгий,
совесть продавший —
век.
Это в нем,
по ранжиру построясь,
волей жребия своего,
мы, забыв про душу, боролись,
надрывая пупки, боролись,
выбиваясь из сил, боролись
то – за это,
то – против того!..
Как ребенок, из дома выгнанный,
мы в своей заплутались судьбе…
Жизнь заканчивается,
будто проигранный,
страшный
чемпионат по борьбе!

Друзья мои, давайте захотим!
Давайте захотим и соберемся.
И стопками гранеными толкнемся,
и, как бывало,
славно «загудим»!
Естественно, с поправками на возраст,
на чертову одышку,
на колит.
Поговорим о небе в синих звездах.
Чуть-чуть о том,
что у кого болит.
О том, что в этом мире многоликом
мы тишины
нигде не обретем…
Потом порассуждаем о великом.
О том, куда идем.
Зачем идем.
О нашей
интеллектуальной нише,
которая нелепа, как везде…
Поговорим о Пушкине.
О Ницше.
О пенсиях.
О ценах.
О еде.

Ветер.
И чайки летящей крыло.
Ложь во спасение.
Правда во зло.
Странно шуршащие камыши.
Бездна желаний
над бездной души.
Длинный откат шелестящей волны.
Звон
оглушительной тишины.
Цепкость корней
и движение глыб.
Ржанье коней.
И молчание рыб.
Парус,
который свистит, накренясь…
Господи,
сколько намешано в нас!

Надоело: «Долой!..»
Надоело: «Ура!..»
Дождь идет, как вчера.
И как позавчера.
Я поверил,
что эта дождливая слизь
нам дана в наказанье, что мы родились…
Но однажды —
пришельцем из сказочных книг —
яркий солнечный луч на мгновенье возник!
Он пронзил эту морось блестящей иглой…
Тонкий солнечный луч.
Без «ура» и «долой».

За датою – дата.
Простой человеческий путь…
Все больше
«когда-то».
Все меньше
«когда-нибудь».
Погода внезапна,
но к людям, как прежде, добра.
Все крохотней
«завтра».
И все необъятней
«вчера».
Найти бы опору
для этой предзимней поры.
Как долго мы —
в гору.
За что же так быстро —
с горы?!
Остаток терпенья
колотится в левом боку…
Все реже:
«успею».
И все невозможней:
«смогу».