Юрий Щеглов - Проза. Поэзия. Поэтика. Избранные работы
[…первый начал чернеть Медон, и его хребет стал отчетливо изгибаться. Ликабант сказал: «В какое чудо ты превращаешься?» И пока он говорил, у него стал широкий рот и изогнутая ноздря, а затвердевшая кожа покрылась чешуей. Либис, желая убрать мешающие весла, увидел, что его руки укорачиваются, и уже это не руки, а скорее перья.]
Что происходит в этом эпизоде? Тело Медона чернеет, и его спина изгибается. Далее, изгибаются ноздри Ликабанта, кожа его затвердевает. Руки третьего разбойника внезапно укорачиваются. Все эти превращения, как видим, касаются именно тех физико-пространственных признаков, которые обычно выделяются Овидием в предметах и вне метаморфозы (ср. «твердый камень», «длинное тело», «изогнутая спина» и т. п.). В приведенном отрывке мы можем наблюдать самый процесс образования этих качеств. Благодаря знанию поэтом свойств вещей он ведет превращение по кратчайшему пути, так как ему заранее известно, что у человека общее с дельфином, чего у него недостает и что лишнее по сравнению с дельфином. Существенно, что благодаря представлению всего мира как системы элементарных свойств процесс превращения – это неправдоподобное и фантастическое явление – сводится к последовательности весьма простых и достаточно реальных процессов. Сказочный факт представляется как сумма привычных и правдоподобных фактов (рост, убывание, затвердевание, размягчение, изгибание, выпрямление, срастание, разрежение и т. п.). Эти последовательные этапы метаморфозы являются как бы «чудесами первой степени»; такие явления, как рост, изгибание и т. п., каждый наблюдает в реальном мире. Конечно, например, происходящее на глазах увеличение или уменьшение человека в размерах не является реальным: такого никогда не случалось ни в одной жизненной ситуации. Но следует различать правдоподобность и представимость. Быстрый рост легко себе представить, так как человек вообще часто видит быстрое движение разного рода. Но вот превращение человека в лягушку представить себе нельзя, так как неясно, что для этого нужно. Заслуга автора «Метаморфоз» в том, что он и такой сложный и непредставимый процесс заставляет увидеть и ощутить, разлагая его на более простые превращения, совместимые с человеческими представлениями. Превращение человека в лягушку в «Метаморфозах» – явление того же порядка, что и, например, превращение воды в лед, а льда – в воду. Характерно, что в знаменитой элегии «Зима у гетов» (Tristia, III, X) Овидий сумел извлечь из этого последнего превращения – воды в лед – не меньший эффект, чем эффекты его классических метаморфоз.
А вот еще один характерный пример овидиевской метаморфозы. В рассказе об омоложении Эзона так описывается исчезновение морщин: adiectoque cavae supplentur corpore rugae [«и добавленной плотью заполняются полые морщины»] (VII, 291). Наличие у морщин признака «полый» подсказывает путь превращения: они должны «заполниться».
Внимание читателя оказывается прикованным к этим последовательным простым этапам метаморфозы, так что в конце его как бы ставят перед совершившимся фактом, говоря: «Если ты поверил всему этому, то, значит, ты поверил тому, что А превратилось в В, так как В состоит из соответственно измененных признаков А». Читатель покорно идет по проложенным автором вехам и в результате становится соучастником чудесного события.
8. Частным случаем метаморфозы описанного типа является тот случай, когда признаки предметов А и В полностью или частично совпадают. Тогда предмет А просто переименовывается в предмет В, и соответственно части предмета А переименовываются в сходные с ними, например по положению, части В. Чтобы не утруждать читателя статьи абстрактными формулами, приведем типичный пример. Брошенные Девкалионом и Пиррой после потопа камни превращаются в людей (I, 400–402, 407–410):
Saxa – quis hoc credat, nisi sit pro teste vetustas? —
Ponere duritiem coepere suumque rigorem,
Mollirique mora, mollitaque ducere formam.
<…>
Quae tamen ex illis aliquo pars humida suco
Et terrena fuit, versa est in corporis usum:
Quod solidum est flectique nequit, mutatur in ossa:
Quae modo vena fuit, sub eodem nomine mansit.
Камни, – кто бы поверил, когда б не свидетельство древних? —
Начали твердость свою покидать и свою загрубелость,
И, понемногу смягчаяся, формы затем восприяли.
<…>
Но те части у них, в которых был сок или влага
Или земля, то они обратились в создание тела,
А что гнуться не может, по твердости стало костями;
То, что жилами было, осталось при том же названьи.
Камни превращаются в людей. При этом в ст. 400–402 превращение идет аналогично описанному в предыдущих примерах, т. е. твердость превращается в мягкость, бесформенное приобретает форму. Но в ст. 407–409 описывается, как остаются неизменными те признаки, которые общи камням и людям. Превращение здесь как бы «значаще нулевое», и подобно тому, как в предыдущих строках внимание читателя приковано к изменению признаков, здесь оно сосредоточено на сохранении признаков. Твердые части камней служат рождающимся людям костями, землистые и мягкие – телом. Наконец, вершиной этого фрагмента является стих quae modo vena fuit, sub eodem nomine mansit, т. е. жила даже не меняет своего названия.
9. Итак, превращение одной вещи в другую – глубинный процесс, меняющий самый принцип строения вещи, элементарные дифференциальные признаки, из которых она состоит. Такое изменение отдельных свойств оказывается легко осуществимым, а, с другой стороны, значение его в мире огромно. Немногочисленные абстрактные свойства, вроде перечисленных выше, пронизывают собою весь мир и лежат в основе всех разнообразных конкретных проявлений отдельных вещей. Поэтому изменение какого-нибудь из этих абстрактных свойств немедленно сказывается в удесятеренном виде на более конкретных уровнях вещей, вызывая здесь целую гамму разнотипных перемен. Вещь сразу же меняется в десяти отношениях, выходит из одних рядов и становится в новые. Классический пример этого есть в описании зимы в овидиевской элегии «Зима у гетов», которому нами посвящен специальный разбор (Щеглов 1967). Менее яркий, но также типичный пример из «Метаморфоз» – превращение Ниобы в камень (VI, 300–308). Ее тело затвердевает (deriguitque malis). Это превращение только одного признака сразу дает себя знать во многих различных симптомах: ветер не шевелит волосы, глаза остановились, в лице «ни кровинки», шея не гнется, руки не движутся, ноги не могут идти и т. п. Твердость приводит к прекращению всех типов движения, свойственных живому телу. Превращение распространяется на все человеческие проявления, подобно такой болезни, которая поражает не отдельный орган, а кровь или нервную систему.
При метаморфозе меняется весь облик вещи, до мельчайших деталей. Она может стать вовсе непохожей на прежнюю вещь, перейти в другую среду, занять новое место в системе мира, приобрести совершенно новые «привычки». Все эти перемены оказываются неизбежным последствием изменения простейших свойств, лежащих в основе всякой вещи. Поэтому овидиевская метаморфоза производит столь ошеломляющее впечатление.
10. Пространственные и физические признаки описывают вещи лишь как абстрактные фигуры, как бы оставляя в стороне их функцию и место в природе. Но и в более конкретных сферах описания вещей – таких, как животный и растительный мир, неживая природа и т. п., – у Овидия имеются элементы системного восприятия мира, и здесь в предметах, животных и т. п. выделяются некоторые элементарные свойства, относящиеся к их строению, поведению и пр., например: lente gradientis aselli [«медленно шагающего ослика»] (XI, 179); velox equus [«быстрый конь»] в стихе profuit equis velocibus esse (VIII, 555), pigra radix [«медленный корень»] (I, 551): здесь в качестве различительного признака выделяется быстрота или медленность. В описании поведения животных также есть стремление к выявлению типовых признаков: свирепость (лев), робость (олень, заяц), трудолюбие (муравьи), пристрастие к той или другой пище и т. п. Ср. iracundique leones [«и свирепые львы»] (XV, 86) и др.; ср. также taciti pisces [«молчаливые рыбы»] в стихе Verterit in tacitos juvenilia corpora pisces (IV, 50). Эти элементы поведения также настолько общи, что «годятся» для характеристики самых различных живых существ, включая человека.
Нередки эпитеты, фиксирующие наличие (или отсутствие) какой-либо типовой детали в строении тела, например: corniger taurus [«рогатый бык»] (XV, 511); lanigerosve greges [«или шерстеносные стада»] (III, 585); hirsuti leonis [«мохнатые львы»] (XIV, 207) и т. п. Особенно типичен для иллюстрации овидиевского мышления пример sine sanguine silex [«бескровный камень»] в стихе silicem sine sanguine fecit (V, 249). В обычной речи такое определение камня показалось бы странным, но в овидиевском мире соизмеримых и сравнимых вещей оно воспринимается как очень точное.
