Шарль Бодлер - Цветы зла

Ты от меня не жди укора.
Будь ясно-грустною. Слеза
Дает живую прелесть взору,
Как реки — сонному простору,
И оживляет сад гроза.

Люблю тебя, когда твой стонет
Дух и чело зимы бледней,
Когда во мраке сердце тонет
И над тобою тучи гонит
Жестокий ветер прошлых дней.

Люблю тебя, когда ты слезы
Льешь тихо, теплые, как кровь,
И не могу навеять грезы,
Но горя тяжкого угрозы,
Как хрип предсмертный, слышу вновь.

Впиваю (дивное слиянье!
Глубокий и прелестный зов!)
Груди измученной рыданья
И верю, в ней горит сиянье
Тобой пролитых жемчугов.

Я знаю, грудь твоя — кладбище
Былых, загубленных страстей.
В них для огней жестоких пища,
И сердце — тайное жилище
Надменных, пламенных затей.

Но, друг, пока твои мечтанья
Всех адских мук не отразят
И в тяжком сне, средь содроганий
И гневных, гибельных желаний,
Взлюбивши порох и булат,

Дверь раскрывая осторожно,
Несчастье чувствуя везде,
Дрожа под зовы тьмы острожной,
Ты близость казни непреложной
Не испытуешь на себе,

Не сможешь мне, раба царица,
Любовью робкою полна,
Сказать, когда душа стремится
Вздохнуть и жуткий мрак струится:
«Тебе, о царь мой, я равна!»

Засела желтая Змея
На троне, как владыка некий,
В смущенном сердца человека.
Он ей: «Хочу». Она: «Нельзя».

Взор погружай в немые взгляды
Русалки, нимфы иль дриады.
Зуб скажет: «Долг свой вспомяни».

Плоди детей, сажай растенья,
Пиши стихи, шлифуй каменья.
А зуб: «Твои неверны дни».

Среди надежд и вожделений
Пусть человек жизнь проведет,
Но каждый миг его гнетет
Ехидны злой предупрежденье.

Нога твоя тонка, бока полны, и смело
С сестрою северной поспорить ты б сумела.
Мечты художника влечешь красой своей.
Глаза глубокие груди твоей черней.
В краю лазоревом твоем твой труд единый
Искусно разжигать кальян для господина,
Елеем и водой кувшины наполнять,
Докучных комаров от ложа прогонять
И, только поутру вновь запоют платаны,
На рынке покупать кокосы и бананы.
Весь день мелькает след ступни твоей босой;
Бежишь и стих поешь старинный и простой;
Когда же спустится закат багрянородный,
Циновка свежая даст отдых беззаботный
Тебе, и райских птиц сны легкие полны
И вечно, как и ты, цветущи и ясны.
Счастливое дитя, к чему твое желанье
Увидеть родину мою, тот край страданья,
И, жизнь доверивши заботам моряков,
Проститься навсегда с листвой твоих лесов.

Полураздетая под хрупкими шелками,
Под градом вся дрожа иль зимними снегами,
Оплакала бы ты досуг страны родной,
Когда, бока стеснив безжалостной броней,
Ты стала б добывать еду средь грязи вязкой
И продавать за хлеб дурманящие ласки,
Задумчиво следя в туманах городских
За смутным призраком пальм сказочных своих.

Стояла колыбель в тени разноязычной
Книг многих, в чьих рядах былая мудрость вся,
И пепел Греции, и Рима прах, привычно
Смешалась. С фолиант тогда был ростом я.
Звучали надо мной два голоса незримо.
Один твердил: «Земля заманчивый пирог.
Коль хочешь, голод дам тебе неутолимый,
Чтоб новые куски ты вечно резать мог».
Другой шептал: «Приди, приди блуждать мечтами
За грань возможного, за грань земных краев».
И голос мне тот пел, как ветер над волнами,
Как призрачный призыв с безвестных берегов,
Нам слух ласкающий, но всё же жутко странный.
Ответил я тебе: «Да, Голос!» И с тех пор
Я обречен на боль неизлечимой раны.
Прозрачен стал для глаз провидящих убор
Слепого бытия; в разверстых взору безднах
Мне явственно видны опасные миры,
И, жертвою даров моих став бесполезных,
Змей злобных за собой влачу я с той поры.
Люблю пустыню я, как древние пророки;
Безлюдный моря родными стали мне;
Средь пиршеств плачу я, смеюсь ударам Рока;
Вкус меда чувствую в горчайшем я вине.
Обманом кажется мне часто мир явлений,
И в ямы падаю, хоть звезды мне видны.
Но Голос говорит: «Храни свои виденья
И знай — сны мудрецам такие не даны!»

Мой друг любимый и прекрасный,
Проливший в сердце яркий свет,
Кумир бессмертный и бесстрастный,
Тебе бессмертный мой привет!

Как воздух, солью напоенный,
В моей ты жизни разлита.
В моей душе неутоленной
Восходит вечная мечта.

Цветов засушенных дыханье,
Наш освежавшее альков,
Кадил забытых догоранье
Сквозь сумрачный ночной покров,

Как смысл любви неистощимой
Правдиво выразить бы мне?
Ты, мускуса зерно, незримо
Лежишь у вечности на дне!

Друг благодатный и прекрасный,
Целитель недугов и бед,
Кумир бессмертный и бесстрастный,
Tебе бессмертный мой привет!

Бросается с небес Архангел разъяренный
Орлом на грешника и, гневною десной
Тряся за волосы, твердит: «Прими законы
Мои! Я так хочу. Ведь я Хранитель твой.

Узнай — не потерплю твоих противоречий;
Прощай врагам, дели болезнь и нищету,
Чтоб из любви своей мог разостлать при встрече
Ковер торжественный ты под ноги Христу.

Познай любовь! Чтоб пыл не истощить сердечный,
Согрей восторг в огне Господней славы вечной;
То Hеги истинной нетленный, дивный цвет!»

Так Ангел говорит, любя и поучая
И мощным кулаком отступника терзая,
Но грешник терпит всё и отвечает: «Hет!»

Вам можно презирать чудеснейшие очи,
Глаза моей сестры прекрасные; рекой
Струите вы мне сны и сладостный покой;
Прекрасные глаза, пролейте ласки Ночи!

Глаза моей сестры глубокие, вы мне
Напоминаете те сказочные гроты,
Где за преградами, средь мертвенной дремоты,
Блестят безвестные сокровища во тьме.

Глаза моей сестры бездонны и безбрежны,
Как ты, немая Ночь, и светятся, как ты.
Огни их — чистые и страстные мечты,
Горящие в душе, то пламенно, то нежно.

Подруга, взор померк твой нежный.
Не раскрывай усталых век
И спи, раскинувшись небрежно,
Как в сладкий миг внезапных нег.
Среди двора фонтан болтливый
Поет мне тихо о любви
Немолчным лепетом, и живы
Восторги вечера в крови.

Сноп, венчанный цветами
Иной страны,
Пронизанный лучами
Златой луны,
Вновь падает слезами
На зыбь волны.

Так и душа твоя родная,
Огнем страстей опалена,
Взлетит к волшебным далям рая,
Неустрашима и вольна.
Потом волною утомленной
Она печально потечет
И по невидимому склону
Ко мне в глубь сердца снизойдет.

Сноп, венчанный цветами
Иной страны,
Пронизанный лучами
Златой луны,
Вновь падает слезами
На зыбь волны.

Дай наклониться мне над лоном
Твоим, о мой цветок ночной,
Внимая жалобам и стонам
Воды в бассейне предо мной.
Луна, покровы ночи темной,
Листвы, дрожащая стена,
Журчанье, в вашей грусти томной
Моя любовь отражена.

Сноп, венчанный цветами
Иной страны,
Пронизанный лучами
Златой луны,
Вновь падает слезами
На зыбь волны.

Чтоб выкуп уплатить, дано
Два тучных поля человеку.
Сохою разума от века
Ему пахать их суждено.

Чтоб возрастить одну хоть розу
Иль два-три колоса собрать,
Он должен вечно орошать
Их потом, тягостным как слезы.

Любовь одно из тех полей.
Другое — Творчество. В день судный,
Чтоб у Судьи за подвиг трудный
Просить он воли мог смелей,

Богатых жатв запас осенний
Сберечь он должен и цветы
Многообразной красоты,
Достойной ангельских хвалений.