Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2
1916
Роза
Цветов и песен благодатный хмель
Нам запрещен, как ветхие мечтанья.
Лишь девственные наименованья
Поэтам разрешаются отсель.
Но роза, принесенная в отель,
Забытая нарочно в час прощанья
На томике старинного изданья
Канцон, которые слагал Рюдель, —
Ее ведь смею я почтить сонетом:
Мне книга скажет, что любовь одна
В тринадцатом столетии, как в этом,
Печальней смерти и пьяней вина,
И, бархатные лепестки целуя,
Быть может, преступленья не свершу я
1917
Владислав Ходасевич
Из Адама Мицкевича
Буря
Прочь – парус, в щепы – руль, рев вод и вихря визг:
Людей тревожный крик, зловещий свист насосов,
Канаты вырваны из слабых рук матросов,
С надеждой вместе пал кровавый солнца диск.
Победно вихрь завыл; а там на гребни пены,
На горы тяжкие нагроможденных вод,
Вступает смерти дух – и к кораблю идет,
Как воин яростный, – в проломленные стены.
Ломает руки тот, тот потерял сознанье,
Тот в ужасе, крестясь, друзей своих обнял.
А тот молитвой мнит от смерти оградиться.
Был путник между них: сидел один в молчанье
И думал он: счастлив, кто здесь без чувств упал,
Кто детски молится, кому есть с кем проститься.
1921
Чатырдаг
Трепещет мусульман, стопы твои лобзая.
На крымском корабле ты – мачта, Чатырдаг!
О мира минарет! Гор грозный падишах!
Над скалами земли главу до туч вздымая,
Как сильный Гавриил перед чертогом рая,
Воссел недвижно ты в небесных воротах.
Дремучий лес – твой плащ, а молньи сеют страх,
Твою чалму из туч парчою расшивая.
Нас солнце пепелит; туманом даль мрачим;
Жрет саранча посев; гяур сжигает домы, —
Тебе, о Чатырдаг, волненья незнакомы.
Меж небом и землей толмач, – к стопам твоим
Повергнув племена, народы, земли, громы,
Ты внемлешь только то, что бог глаголет им.
1921
Поcв.цикла «Стихи о кузине»
II
Старинные друзья
...Заветный хлам витий.
Валерий БрюсовО, милые! Пурпурный мотылек
Над чашечкой невинной повилики,
Лилейный стан и звонкий ручеек,—
Как ласковы, как тонки ваши лики!
В весенний день – кукушки дальней клики,
Потом – луной овеянный восток,
Цвет яблони и аромат клубники!
Ваш мудрый мир как нежен и глубок!
Благословен ты, рокот соловьиный!
Как хорошо опять, еще, еще
Внимать тебе с таинственной кузиной,
Шептать стихи, волнуясь горячо,
И в темноте, над дремлющей куртиной,
Чуть различать склоненное плечо!
1907
Прощание
Итак, прощай. Холодный лег туман.
Горит луна. Ты, как всегда, прекрасна.
В осенний вечер кто не Дон Жуан? —
Шучу с тобой небрежно и опасно.
Итак, прощай. Ты хмуришься напрасно:
Волен шутить, в чьем сердце столько ран,—
И в бурю весел храбрый капитан,
И только трусы шутят неопасно.
Страстей и чувств нестрогий господин,
Я все забыл, все легкой шуткой стало,
Мне только мил в кольце твоем рубин...
Горит, туман отливами опала.
Стоит луна, как желтый георгин.
Прощай, прощай. – Ты что-то мне сказала?
1908
Уединение
Заветные часы уединенья!
Ваш каждый миг лелею, как зерно;
Во тьме души да прорастет оно
Таинственным побегом вдохновенья.
В былые дни страданье и вино
Воспламеняли сердце. Ты одно
Живишь меня теперь – уединенье.
С мечтою – жизнь, с молчаньем —
песнопенье
Связало ты, как прочное звено.
Незыблемо с тобой сопряжено
Судьбы моей грядущее решенье.
И если мне погибнуть суждено —
Про моряка, упавшего на дно,
Ты песенку мне спой – уединенье!
1915
Шурочке
по приятному случаю дня ее рождения (Подражание Петрарке)
Ах, Шурочка! Амурчикова мама
Уж тридцать лет завидует, дитя,
Тебе во всем. Но сносишь ты шутя
То, что для всех иных прелестниц – драма.
Коль счастлив твой избранник!.. И хотя
Уж минул век Фисбеи и Пирама,
Все мирного блаженства панорама
Слепит мой взор, пленяя и цветя.
Се – вас пою! Являйте нам примеры
Изящества, достойного Харит,
Взаимных ласк и неизменной веры...
Так! Клевета дней ваших не мрачит,
Нет Зависти, сокрылися Химеры —
И песнию венчает вас Пиит.
Доброжелательный Виршеписец.
1917-1918
Про себя
I
Нет, есть во мне прекрасное, но стыдно
Его назвать перед самим собой,
Перед людьми ж – подавно: с их обидной
Душа не примирится похвалой.
И вот – живу, чудесный образ мой
Скрыв под личиной низкой и ехидной...
Взгляни, мой друг: по травке золотой
Ползет паук с отметкой крестовидной.
Пред ним ребенок спрячется за мать,
И ты сама спешишь его согнать
Рукой брезгливой с шейки розоватой.
И он бежит от гнева твоего,
Стыдясь себя, не ведая того,
Что значит знак его спины мохнатой.
1918
II
Нет, ты не прав, я не собой пленен.
Что доброго в наемнике усталом?
Своим чудесным, божеским началом,
Смотря в себя, я сладко потрясен.
Когда в стихах, в отображеньи малом,
Мне подлинный мои образ обнажен,
Все кажется, что я стою, склонен,
В вечерний час над водяным зерцалом,
И чтоб мою к себе приблизить высь,
Гляжу я вглубь, где звезды занялись.
Упав туда, спокойно угасает
Нечистый взор моих земных очей,
Но пламенно оттуда проступает
Венок из звезд над головой моей.
1919
К. Липскерову
Киш-миш! Киш-миш! Жемчужина востока!
Перед тобой ничто – рахат-лукум
Как много грез, как много смутных дум
Рождаешь ты... Ты сладостен, как око
У отрока, что ищет наобум
Убежища от зноя – у потока.
Киш-миш! Киш-миш! Поклоннику пророка
С тобой не страшен яростный самум.
Главу покрыв попоною верблюда,
Чеканное в песок он ставит блюдо,
И ест, и ест, пока шумят над ним
Летучие пески пустыни знойной, —
И, съев все блюдо, мудрый и спокойный,
Он снова вдоль бредет путем своим.
1918-1920
* * *Пускай минувшего не жаль,
Пускай грядущего не надо —
Смотрю с язвительной отрадой
Времен в приближенную даль.
Всем равный жребий, вровень хлеба
Отмерит справедливый век.
А все-таки порой на небо
Посмотрит смирный человек,
И одиночество взыграет,
И душу гордость окрылит.
Он неравенство оценит
И дерзновенья пожелает...
Так нынче травка прорастает
Сквозь трещины гранитных плит.
1921
Нет, не шотландской королевой
Ты умирала для меня:
Иного памятного дня,
Иного близкого напева
Ты в сердце оживила след.
Он промелькнул, его уж нет.
Но за минутное господство
Над озаренною душой,
За умиление, за сходство —
Будь счастлива! Господь с тобой.
1937
Игорь Северянин
Сонет
Я полюбил ее зимою
И розы сеял на снегу
Под чернолесья бахромою
На запустелом берегу.
Луна полярная, над тьмою
Всходя, гнала седую мгу,
Встречаясь с ведьмою хромою,
Поднявшей снежную пургу.
И, слушая, как стонет вьюга,
Дрожала бедная подруга,
Как беззащитная газель;
И слушал я, исполнен гнева,
Как выла злобная метель
О смерти зимнего посева.
Август 1908
Сонет
Пейзаж ее лица, исполненный так живо
Вибрацией весны влюбленных душ и тел,
Я для грядущего запечатлеть хотел:
Она была восторженно красива.
Живой душистый шелк кос лунного отлива
Художник передать бумаге не сумел.
И только взор ее, мерцавший так тоскливо,
С удвоенной тоской, казалось, заблестел.
И странно: сделалось мне больно при портрете,
Как больно не было давно уже, давно.
И мне почудился в унылом кабинете
Печальный взор ее, направленный в окно.
Велик укор его, и ряд тысячелетий
Душе моей в тоске скитаться суждено.
Август 1908
Сонет
Я коронуюсь утром мая
Под юным солнечным лучом.
Весна, пришедшая из рая,
Чело украсит мне венцом.
Жасмин, ромашки, незабудки,
Фиалки, ландыши, сирень
Жизнь отдадут – цветы так чутки! —
Мне для венца в счастливый день.
Придет поэт, с неправдой воин,
И скажет мне: «Ты быть достоин
Моим наследником; хитон,
Порфиру, скипетр – я, взволнован,
Даю тебе... Взойди на трон,
Благословен и коронован».
1908