Ольга Нацаренус - Иная вечность. Избранное
– Красивая хоть дамочка-то? Весь шум обычно от красивых бывает, Лёша! Та-а-ак… почитаем историю… что тут у нас… Всё понятно, криминал… ножевое… Не наш клиент, на завтра отложим, до судмедэксперта… Так красивая?
– Константин Михайлович, если честно, я лица её не видел… Я как-то… Пока сложно мне в таких ситуациях… Не привык, понимаете? Вот каждый раз везу к вам на каталке покойника, и вроде не один я, санитар рядом на подхвате, так всё равно… не по себе мне, будто жду чего-то…
– Лёша, лирика у тебя эта пройдёт скоро! Ждать чего-то надо от живых красивых баб, а не от зажмуренных! Лёша, за свою яркую мужскую жизнь ты не раз убедишься в этом! Ну-ка, давай посмотрим на… Да подойдите же, студент, не бойтесь! Ну, ближе, ближе… Не встанет она уже, Лёша, исключено! После экстренной хирургии ещё никто не вставал в моей вотчине! Ну смелее… простынку… во-о-от… Ох, мать её!.. Вот это номер!.. Вот это поворот!.. Не могу сообразить… коньяк у меня остался?., или допили в прошлую смену?..
– А собственно что случилось, Константин Михайлович? Что с вами? Почему вы так смотрите на её лицо?.. Вам плохо??. Что происходит???
– Лёша, я, кажется, знаю эту женщину… Да… да… точно, абсолютно точно, знаю… Отойдите-ка, дайте пройти в мой кабинет… Ох… коньяк… остался ли?.. Да, есть, вот он, почти полная бутылка! Родственники одного трупа принесли… вознаградили, так сказать, за работу… Лучше бы в денежном эквиваленте вознаградили… Ну да ладно… Проехали… Вы выпьете со мной, Алексей? Ну тогда разливайте… Из закуски только сигареты… там, на столе моём… Нет, вру, кажется есть ещё кусок торта, в холодильнике…
– Спасибо, конечно, но… кушать в морге я ещё тоже пока не научился… Не очень корректно с моей стороны, но вы бы не могли рассказать подробнее, кто эта женщина? Почему вы так отреагировали? Константин Михайлович, может давление вам померить? Я же вижу, что не в порядке вы…
– Наливайте, Алексей… Какое ещё давление вы мне собрались мерить?.. Абсурд какой-то получается… Выпьем, без тостов, просто выпьем… Просто надо так… сейчас… Бр-р-р-р… тяжело пошла что-то… первая… Дайте зажигалку…
– Так кто она, та женщина?
– Лет двадцать пять назад её звали Мария Грубер… Редкой красоты женщина была…
– …Д-д-да она и сейчас вроде… ничего… очень даже ничего…
– Для её возраста – да, для своих лет очень хорошо выглядит… выглядела… хм… Лёша, вы кстати, на будущее запомните, что между первой и второй рюмкой пуля не должна успеть пролететь, вы меня понимаете?
– Абсолютно согласен, приму во внимание, Константин Михайлович! Будьте здоровы!
– Ага, вот здесь, среди уже отживших, самое место для подобных тостов… Опять телефон разрывается, не спится кому-то, мать их… Да, слушаю, да, Мезенцев… Доброй ночи!.. И что? Ну и что, что дознаватель? Да хоть Папа Римский! Ну хороший вы мой, я ж не вижу, дознаватель вы, или… Ну должны же знать, что только по письменному запросу! Приезжайте с запросом, и всё будет! Ну не в первый же раз!.. Да, всего хорошего… Лёша, можете ли вы себе представить, что я писал стихи? Нет? Понимаю… Теперь это сложно уложить с моим родом деятельности… и образом жизни… Однако ж было такое со мной!.. Только вот времени до хрена прошло с тех пор… Двадцать пять лет, как один день! Хренак – и нету этих годков! Не… ты не поймёшь пока, молодой ещё… Налей лучше по пять капель… Во, это дело!.. Теперь закурим… Так вот, роман у меня тогда случился, ещё в институтские годы. С этой… ну кого привёз ты мне сейчас… ну ты понял вобщем… Зацепило меня конкретно тогда, скажу я тебе! Красивая, умная еврейка, начитанная, рисовала прекрасно… В театральном училась… А как она умела нравиться! Я был сопляк совсем… Молодость вообще всегда обаятельна и чудовищно глупа! И поступки глупы, и решения… Время ненужных подвигов, обесцененных побед и скотских наслаждений! Время – ноль, некая точка отсчёта, раскрытие бутона, взлом скорлупы яйца изнутри… Ничего не знаешь, ничего не умеешь, но уже намерен брать этот мир решительно и дерзко! Вот представь: солнце, снег искрится под ногами, снегири с ветки на ветку… От этого ли всего настроение зашкаливает? Ни фига, Лёша! Не солнце важно, и не день! Важен грядущий вечер, точнее даже его предвкушение! Только лишь вечер манит загадками и обещает безграничную свободу! Институт, лекции, зачёты, семестры, анатомия, физиология… Скучная, пахнущая плесенью физиология пыльных библиотечных учебников. И томная, легко податливая юному мозгу физиология, принадлежавшая только твоему телу, заставляющая познавать мир исключительно опытным путём!.. Девочки, девушки… Нет, сокурсницы меня мало интересовали, не довелось, знаете ли. Нет, ну попытки были, конечно… Только более тесный контакт с ними незамедлительно приносил разочарование! «Послушайте, у вас удивительно красивые глаза!..»
И вот уже она улыбается тебе, её щёки стыдливо краснеют, а руки трепетно перебирают розочки на мамином шарфике… Скучные дуры! В перерыве между лекциями я написал одной такой:
«Вчера казалась ты мне птицей, Подобно ласточке наивной… Но оказалась лишь синицей, Не романтичной, примитивной!» За что немедленно схлопотал пощёчину, избежав таким образом пресного и ненужного выяснения отношений… Видишь, Лёша, я даже помню кое-что из своих сочинений! Давай… по чуть-чуть… За память человеческую! Это, пожалуй, самое уникальное изобретение Господа Бога, способное принести человеку как ослепительное счастье, так и непреодолимое ощущение горя… на всю жизнь!
– Трезвая мысль, Константин Михайлович! Золотые слова!
– А то!.. Бр-р… А неплохой коньячишка-то, согласен?.. Подай-ка сигареты, Алексей!.. Так вот… Маша Грубер была на пару лет старше меня. В юные годы подобная разница в возрасте кажется очень даже существенной! Тем более, что девочки по природе своей развиваются несколько быстрее… Мы встречались каждый день, вернее, каждый вечер. Мы быстро стали близки, не желая лгать друг другу и не желая сопротивляться бешеной страсти. Маша была для меня взрослой женщиной! Взрослой женщиной со сложившимся характером, всегда уверенной в своих желаниях и в своих действиях. Она никогда не флиртовала со мной, не заигрывала, не дразнила. Она брала меня горячо, полностью, всей своей большой женской душой, и выпивала всего, всего меня, без остатка! Крылья её зрелости были основательно выросшими, окрепшими, всегда готовыми уверенно сомкнуться на моей спине… Я не принадлежал себе, но этот факт никоим образом не угнетал меня! Скорее, наоборот! Во мне регулярно завязывались клубочки четверостиший, нутро моё ликовало и пело! Вот… сейчас попытаюсь вспомнить что-нибудь… Сейчас… Вот, слушай! «Вы были в чёрном норковом манто… Лицо, как мрамор, губы – акварель… Я так боялся вам сказать не то, И вы меня не пустите в постель…» Непристойно немного, но зато честно! Знаешь, душа моя, Лёша, я ведь ни одну лет не отрекаюсь я от того своего женщину не любил так, как её! И по прошествии многих чувства, и не мешаю его с похотью и страстью в мыслях и воспоминаниях своих…
– Я не очень понимаю, Константин Михайлович… Вы же, насколько я в курсе, женаты?
– Совершенно верно, Лёша, женат, женат уже много лет.
– А как же…
– Всё прозаично, друг мой, и до тошноты просто. Забрали меня по Скорой, с аппендицитом, прямо из института. Ну прооперировали, как полагается… А на третий день приходит Она, странная такая, с ухмылками нелепыми, в глаза не смотрит мне и объявляет, что так мол и так, встретила друга старого своего, первую любовь и намерена принять его предложение расписаться и уехать с ним за границу…
– Ни фига себе, стерва, мать её!!! Да как она могла так кинуть вас, Константин Михалыч! Что ж получается, поиграла и бросила? И не любила совсем? Разрешите-ка налью я, прям, нервы одни мне сегодня с вами, блин…
– Лёш, ты это, аккуратнее, утро уж на дворе, выветришься? Ну да ладно, давай ещё по одной… Ох, хорошо пошла, зараза!.. Я, конечно, Лёха, тогда сразу по-быстрому и женился, на девочке одной, мама познакомила… Зачем? А хрен его знает! Что-то доказать себе хотел, наверно… Но только ничего из этого брака не сложилось, живём, как соседи, каждый сам по себе, у каждого своя биография. Даже детей у нас не родилось, Лёха! Хотя, может, и к лучшему, что не родилось… А три года назад, Лёха, тяжело заболела матушка моя, ох тяжело-о-о… Долго промучилась, рак её жрал, ме-едленно жрал, знаешь ли… с особым наслаждением жрал, которое присуще только самой поганой нечисти! Что я только не делал, чтобы сначала спасти её, потом чтобы облегчить её страдания! Сам понимаешь, связей в медицинской теме у меня предостаточно накопилось за многие годы. В общем, тщетны оказались усилия мои… Не захотел Господь… Так вот, умирала она у меня на руках, друг мой. Ну и решила передо мной исповедоваться напоследок. И… рассказала она мне, Лёха, как много лет назад уговорила Машу оставить меня, чтобы жизнь мне не «портить», так как из разных социальных слоев мы с ней, видите ли, были, да в придачу на «актёрку» Маша училась… Конечно, мой папа – профессор, заслуженным человеком был, «трёшка» у нас на Фрунзенской имелась… А Машу мою бабушка одна воспитывала, с хлеба на воду перебивались… Да и ремесло Маша выбрала бл. дское, как мама любила выражаться…
