Ла Де - Ундина
- До сей поры он еще вдовец, - сказала Ундина, - и хранит любовь ко мне в своем опечаленном сердце.
- Но одновременно и жених, - злорадно усмехнулся Кюлеборн, - дай срок, пройдет несколько дней, последует благословение священника, и тогда тебе придется подняться наверх и покарать двоеженца смертью.
- Я не смогу, - улыбнулась в ответ Ундина. - Ведь я прочно замуровала колодец от себя и своих присных.
- Но если он выйдет из замка, - сказал Кюлеборн, - или велит когда-нибудь вскрыть колодец! Ибо он ничуть не задумывается над всеми этими вещами!
- Именно поэтому, - молвила Ундина, все еще улыбаясь сквозь слезы, именно поэтому он мысленно витает сейчас над Средиземным морем и слышит и видит во сне наш разговор, который будет ему предостережением. Я все предусмотрела и устроила.
Тут Кюлеборн метнул яростный взгляд на рыцаря, погрозил ему, топнул ногой и стремглав погрузился в воду. И рыцарю почудилось, будто он раздулся от злобы и превратился в огромного кита. Лебеди вновь запели, захлопали и зашелестели крыльями; рыцарю показалось, что он летит над Альпами, над реками, летит к замку Рингштеттен и просыпается в своей постели.
Он действительно проснулся на своей постели и в ту же минуту вошел паж и доложил, что патер Хайльман все еще находится в этих краях; паж встретил его вчера ночью в лесу, в хижине, которую старик построил себе из древесных стволов, прикрыв их хворостом и мхом. На вопрос, что он здесь делает, ибо благословить молодых он ведь отказался, священник ответил:
- Благословение требуется не только у брачного алтаря, и хотя прибыл я сюда не ради свадьбы, может быть, состоится иное торжество. Нужно обождать.
К тому же слова "венчальный" и "печальный" не так уж разнятся между собой, и не понимает этого только тот, кто пребывает в беспечности и ослеплении.
Рыцаря одолевали смутные и странные мысли по поводу этих слов священника и собственных своих сновидений. Но человеку трудно отказаться от того, что он однажды забрал себе в голову, а посему все осталось так, как было решено.
Глава восемнадцатая
О ТОМ, КАК РЫЦАРЬ ИГРАЛ СВАДЬБУ
Если бы я вздумал рассказать вам, как в замке Рингштеттен играли свадьбу, вам показалось бы, что перед вами груда блестящих и праздничных вещей, на которые наброшено траурное покрывало, и под ним все это великолепие не столько восхищает нас, сколько выглядит насмешкой над тщетой земных радостей. Не то, чтобы какая-нибудь чертовщина нарушила торжество, ибо мы ведь знаем, что замок был надежно защищен от колдовских проделок водяной нечисти. Но и у рыцаря, и у рыбака, и у всех гостей было такое чувство, будто главное лицо на празднестве отсутствует и этим главным лицом должна быть всеми любимая, ласковая Ундина. Стоило только двери отвориться, как все взоры устремлялись туда, и когда появлялся всего лишь дворецкий с новыми блюдами или виночерпий вносил новое благородное вино, все опять уныло опускали глаза и мгновенно вспыхнувшие искорки веселья и шуток снова гасли под влагой скорбных воспоминаний. Беспечнее и потому веселее всех была невеста; но и ей порой казалось странным, что она сидит во главе стола в зеленом венке и расшитом золотом платье, меж тем как недвижное холодное тело Ундины покоится на дне Дуная или плывет гонимое волнами в океан. Ибо с той минуты, как ее отец произнес эти слова, они непрестанно звучали у нее в ушах и особенно сегодня никак не хотели умолкнуть.
С наступлением вечера гости разошлись, но не так, как обычно бывает на свадьбах - подгоняемые нетерпеливым ожиданием жениха, а уныло и сумрачно разбрелись, охваченные тоскливым предчувствием надвигающейся беды.
Бертальда в сопровождении своих девушек пошла раздеваться, рыцарь удалился со слугами; но здесь, на этом унылом торжестве, и в помине не было обычных шуточных, веселых проводов жениха и невесты.
Бертальда, желая приободриться, велела разостлать перед собой свои богатые одежды и разложить драгоценности, которые подарил ей Хульдбранд; она хотела выбрать себе назавтра самый красивый и веселый наряд. Служанки рады были случаю наговорить молодой госпоже всяких приятных вещей, не преминув при этом превознести в самых живых словах красоту новобрачной. Они все более и более углублялись в рассуждения об этом предмете, пока наконец Бертальда, бросив взгляд в зеркало, не вздохнула:
- Ах, неужели вы не замечаете здесь, сбоку, на шее легких веснушек?
Они взглянули, убедились в правоте слов своей госпожи, но назвали это прелестными родинками, крохотными пятнышками, которые только оттеняют белизну ее нежной кожи. Бертальда, покачав головой, сказала, что все же это портит ее.
- А ведь я могла бы избавиться от них, - вздохнула наконец она. - Но замковый колодец, из которого я прежде брала такую чудесную, очищающую кожу воду, замурован. Хоть сегодня бы иметь одну бутылку этой воды!
- Только-то и всего? - засмеялась проворная служанка и выскользнула из комнаты.
- Но не вздумала же эта сумасшедшая, - спросила Бертальда с радостным изумлением, - сегодня вечером откатить камень?
В ту же минуту она услышала шаги во дворе и увидела в окно, как услужливая девушка вела нескольких мужчин прямо к колодцу; на плечах они несли жерди и другой необходимый инструмент.
- Впрочем, такова моя воля, - улыбнулась Бертальда. - Только пусть не мешкают.
И радуясь при мысли, что сейчас довольно одного ее намека, чтобы исполнено было то, в чем ей некогда так оскорбительно отказали, она стала следить за работой на освещенном лупой замковом дворе.
Люди с усилием взялись за огромный камень. Порою кто-нибудь из них вздыхал, вспоминая, что они рушат то, что сделали по приказанию прежней, любимой госпожи. Впрочем, работа ладилась быстрее, чем можно было ожидать. Казалось, какая-то сила снизу, из колодца помогает приподнять камень.
- Похоже, вода в нем бьет фонтаном, - с изумлением переговаривались между собой работники. Камень поднимался все выше и выше, и вот, почти без помощи людей, медленно, с глухим грохотом покатился по мощеному двору. А из отверстия колодца торжественно поднялось что-то вроде белого водяного столба; они подумали сперва, что это и в самом деле бьет фонтан, но потом разглядели очертания бледной, закутанной в белое покрывало женщины. Она горько плакала и, в отчаянии заломив руки над головой, двинулась медленным, мерным шагом по направлению к дому. Челядь в страхе бросилась прочь от колодца; мертвенно бледная новобрачная в ужасе застыла у окна вместе со своими служанками. Проходя под самыми окнами ее комнаты, белая фигура с жалобным стоном подняла вверх голову, и Бертальде показалось, что она узнает бледные черты Ундины. Но та уже прошествовала мимо тяжелыми, скованными, медленными шагами, как будто шла на плаху. Бертальда крикнула, чтобы позвали рыцаря; но никто из служанок не решился тронуться с места, да и сама новобрачная умолкла, словно испугавшись звука собственного голоса.
Пока они, все еще в страхе, стояли у окна, недвижные как изваяния, странная гостья достигла входа в дом, поднялась по хорошо знакомой лестнице, прошла через хорошо знакомые покои, все так же молча и в слезах. О, как совсем по-иному она когда-то проходила здесь!
Рыцарь тем временем успел отпустить своих слуг. Полураздетый, погруженный в печальные мысли, он стоял перед высоким зеркалом; рядом с ним тускло горела свеча. Вдруг кто-то тихо, совсем тихо постучал пальцем в дверь. Так бывало, стучала Ундина, когда хотела подразнить его.
- Все это фантазии! - громко сказал он сам себе, - Пора идти в брачную постель!
- О да, пора, но в холодную! - послышался снаружи плачущий голос, и вслед затем он увидел в зеркале, как дверь медленно, медленно отворяется и в комнату входит белая странница. Она чинно затворила за собой дверь и молвила тихим голосом:
- Они открыли колодец, и вот я здесь, и ты должен умереть.
По прерывистому биению своего сердца он почувствовал, что так оно и будет, но прикрыл глаза руками и произнес:
- Не дай мне обезуметь от ужаса в мой смертный час. Если твое покрывало таит под собой ужасный лик, не откидывай его и исполни приговор так, чтобы я тебя не видел.
- Ах, - отвечала вошедшая, - неужели ты не хочешь еще разок взглянуть на меня? Я так же хороша, как тогда на косе, когда ты посватался ко мне!
- О, если бы это было так, - простонал Хульдбранд, - и я бы мог умереть от твоего поцелуя!
- О да, любимый, - молвила она. И откинула покрывало, и из-под него показалось ее прекрасное лицо, озаренное волшебной, небесной улыбкой. Охваченный трепетом любви и близкой смерти, рыцарь наклонился к ней, она поцеловала его и уже не выпускала, прижимая к себе все крепче и плача так, словно хотела выплакать всю душу. Слезы ее проникали в глаза рыцаря и сладостной болью разливались в его груди, пока наконец дыханье его не прервалось и безжизненное тело тихо не выскользнуло из ее объятий на подушки.
