Эварист Парни - Война богов
Приехав в Рим с мошной довольно скудной,
Скупает там монах-иезуит
И ладанки, и крестики, колечки,
И отпущенья папские, и свечки;
И грешникам, которых ад страшит,
Втридорога перепродать спешит.
Мошенничеством Лютер недоволен
И голосит: "Торг этот недозволен!"
О д и н и з е п и с к о п о в
А, протестант? Убейте, черт возьми!
Проклятье им!
Г а в р и и л
Упущен час, пойми.
В е с ь к л и р
Убейте все ж!
Г а в р и и л
Однако убивают
Уж ряд веков; пора и честь бы знать.
В е с ь к л и р
Ведь надо ж победителями стать!
Г а в р и и л
Не удалось: Европой обладают,
Помимо папы, Лютер и Кальвин.
Д е в а М а р и я (Христу)
Мы людям стоим дорого, мой сын!
О д и н и з к а р д и н а л о в
Одно меня немного утешает...
Д р у г о й к а р д и н а л
Ага! Варфоломеевская ночь?
В е с ь к л и р
О дивная!
Г а в р и и л
Еще вознаграждает
Испанцев пыл: кровь проливать непрочь,
Спешат они открыть для этой цели
Америку: индейцы там доселе
Не знают вас - какой великий грех!
Х р и с т о с
Крестите их.
Г а в р и и л
Уже убили всех.
Во имя ваше льется кровь людская
Повсюду, вплоть до самого Китая.
Тот - убивает, этот - умирает...
Все - в вашу честь, от края и до края.
Д е в а М а р и я
О, сколько жертв! Какая в том нужда?
Как много крови пролито напрасно!
Не лучше ли - со мною вы согласны?
Не делаться богами никогда?
Б о г - о т е ц
Философов читаете? Давно ли?
Д у х с в я т о й
Ошиблись вы. Нельзя давать им воли,
Все это - наши ярые враги.
Коль прояснятся у людей мозги
Мы задрожим при имени деистов;
Вы знаете: их дерзкий нрав неистов.
Х р и с т о с
Ай-ай! Молчите!
Д у х с в я т о й
Всюду и везде
Бог истинный, хотя его нигде
Не увидать... Мы ж - выдумка людская,
Мы - сказка, мы - побасенка пустая...
Сомнение развеет нас, как дым.
Х р и с т о с
Долой сомненье, и неверье - с ним!
Слепая вера разум уничтожит,
Невежество власть нашу приумножит.
Д у х с в я т о й
И Библия.
Б о г - о т е ц
А ежели совсем
Ложь с разумом соперничать не сможет
Что делать нам?
Д у х с в я т о й
Тогда вновь станем тем,
Чем были мы, иль попросту - ничем.
__________
Тебя, бога, [хвалим] (лат.).
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ
Минерва рассказывает о том, что она видела,
посетив богов разных народов. Скандинавские боги
приходят на помощь языческим. Ночное
времяпровождение в женском монастыре.
Я домосед: по целым дням сижу
У камелька, и уголья мешаю.
И все-таки от холода дрожу
И скверную погоду проклинаю.
И так часы проходят в болтовне...
Когда же ночь напоминает мне,
Что спать пора, и я ложусь послушно
В свою постель, напяливши колпак,
И на меня за маком новый мак
Роняет из охапки сон воздушный
На крыльях сна дал?ко я лечу:
Как Тавернье, я странствую повсюду.
Народов всех, каких ни захочу,
Выдумываю нравы и причуды.
На островах Таити задержусь,
Недолго над Японией витаю,
Затем в Китай легко переношусь
И в Грузию с рассветом прилетаю.
Два слова: "женщина" и "красота"
Сливаются в одно и то же слово
На языке грузин; моя мечта
Остаться там, но я - в Париже снова.
О, если бы на небеса, к богам
Сон перенес меня в часы досуга
И, странствуя от севера до юга
С Минервою, все видел бы я сам!
Минерва начала повествованье:
"Бессмертных небожителей собранье
(Вы слыли таковыми до невзгод),
По-вашему, я очень задержалась?
От нетерпенья это показалось.
Сейчас вы мой услышите отчет
На полдень я направила полет
И встречена была богами Нила.
Им вовсе неохота воевать;
В бою поддержки можно ль ожидать
От Аписа-быка, от крокодила,
От аиста, от кошки, от жука?
Лечу оттуда в Сенегал: река,
По берегам - священные дубравы,
А в них - неядовитые удавы.
Там нечего мне делать, и лечу
Над Африкой я далее... Но - чу!
Вот подо мной забавное собранье
Жестянок, блях и всяких пустяков;
И все это - предметы почитанья:
Там негры сами делают богов.
Встав поутру, присядут за порогом;
Затем они глядят по сторонам
И первое, что предстает глазам,
Становится их амулетом-богом.
До вечера кадят ему; глядишь
День кончился, и выброшен фетиш.
А завтра, начиная все сначала,
Они обожествляют что попало.
Но по ночам - безбожники они.
От новоявленной такой родни
Я уношусь, и вижу панораму:
Богов индийских предо мной семья.
На старшего из братьев, то есть Браму,
Не очень-то рассчитывала я:
Создателю вести войну негоже.
Бог Вишну воевать не любит тоже,
Заботиться он должен обо всем.
И Шиву я на помощь приглашаю.
Он рек: "Я все охотно разрушаю,
И был бы рад помериться с врагом.
Но, видишь ли, нельзя оставить Браму
Бесстыдник он: не оберешься сраму!
Тебе его характер незнаком.
На матери он собственной женился
И сделался сестры своей отцом;
Дочь подросла - он и в нее влюбился.
Однажды я по делу отлучился,
А старикан дочурку подстерег
В лесу; она в испуге убегает.
Оленем став, и резв, и быстроног,
Кидается он вслед и догоняет;
Догнав - над ней насилье учиняет...
Хочу за честь племянницы отмстить
(Хоть Вишну и советовал простить,
Его натуре ненавистна кара).
У Брамы, как известно, пять голов;
Слетела с плеч от моего удара
Одна; четыре же без дальних слов
Я отхлестал за эти похожденья.
Но коль покину я свои владенья,
То примется вновь Брама за свое,
А Вишну той порой починит все,
Что я разрушил.. . Нужно мне, богиня,
Остаться дома. Верь, мне очень жаль
(Не удивит тебя моя печаль),
Что не могу я уничтожить ныне
Твоих врагов и всех вас заодно".
Да, свойственны ему такие речи
И обижаться было бы смешно.
В дальнейший путь, в надежде новой встречи,
Пускаюсь; но в Японии опять
Меня постигло разочарованье:
Там божества - породы обезьяньей,
Уродство их мне трудно описать.
Приветствовала новых я собратий;
Ответом было множество гримас.
Поведав о беде, постигшей нас,
За красоту их похвалила кстати.
Внимательно прослушав мой рассказ,
Вновь эти боги начали кривляться,
И прыгать, и скакать, и кувыркаться;
Затем, приняв величественный вид,
Мне старшая кривляка говорит:
"Вас выручить могли бы мы, положим,
Да времени нет лишнего у нас.
С утра торчим мы в храмах; ни на час
Мы отойти от алтарей не можем.
Подохнуть от тоски немудрено!
Коль, одурев от скуки, мы задремлем,
То нас трясут, и вот мы снова внемлем
Молитвам, надоевшим нам давно.
Хоть кормят нас, могу сказать, изрядно,
Но пичкают конфетами нещадно.
Коль не съедим - зовет к нам докторов
Толпа благочестивых дураков.
От них порою убегаю вскачь я...
Хоть боги мы, но жизнь у нас собачья".
Промолвив это, сделала прыжок
И от меня пустилась наутек.
К другим богам я было полетела,
Однако же успеха не имела.
Я видела в одном из уголков
Два дряхлых и заброшенных начала
Добра и Зла, а дальше повстречала
Донельзя непристойных двух богов:
То были просто символы полов.
Огромные, они стояли прямо,
Как два тюльпана, в волнах фимиама.
Мне нечего богине было дать,
А бога дар я не могла принять.
На север я Европы полетела,
Там Одина могучего узрела
И у него поддержку обрела.
Он любит нас и помощь обещает,
За мною вслед с войсками поспешает,
Мы спасены, Юпитеру хвала!"
В то время как Минерва речь кончала,
Рог затрубил и забряцала сталь.
То с севера к ним конница скакала.
Ее ведет воинственный Геймдаль,
Чье бдительно и неусыпно око.
Он, между прочим, видит так далеко,
Что и с небес (так говорит молва)
Жемчужин рост заметит между створок
В глуби морской - вот до чего он зорок!
А слухом ловит, как растет трава,
Как вырастает за ночь шерсть овечья...
Куда там слух и зренье человечьи!
По длинному, широкому мечу
(Не каждому он будет по плечу),
И по насупленным бровям, по росту,
По увенчавшим голову рогам,
По молнии в руке довольно просто
Все узнают, что это - Один сам.
Тор, сын его, храбрец, тучеводитель,
Ветров и бурь воинственный властитель,
На колеснице мчался, в бой готов;
Она влекома парою козлов.
В его деснице молот сжат чугунный,
Наводит страх сей молот на врагов
Не менее, чем Одина перуны:
Оружие, нехитрое на взгляд,
Сразив врага, летит опять назад.
Волк Фенрис тут: с цепи его спустили.
Нигде его страшней нет: всех осиля,
Он может всю вселенную пожрать.
