Важа Пшавела - Поэмы

Лил дождь, трепетала зарница.
По горному склону стремглав
Потоков неслась вереница,
Траву и кустарник измяв.
Ворочая с громом каменья,
В ущелиях воды ревут.
Не горы, а столпотворенья
Из черного мрака встают.
Скала на скалу наседает,
На гору влезает гора,
Река, словно зверь, зазывает
И плачет внизу до утра.
И только средь темных орешин
Утес в одеянье простом,
Как девушка юная, нежен
И грозен, как витязь Ростом.
Там бродят в трущобах медведи,
Живут там кабан и олень.
Охотник там множество снеди
Находит в удачливый день.
Но нет ни дорог там, ни хижин,
И необитаем утес,
И только струится, чуть слышен,
Источник прозрачнее слез.
И дождь, упадающий косо,
О листья растений звенит,
И речка у края утеса
Ревет, омывая гранит.
Там волки не воют в трущобе,
Не брешет во мраке лиса,
Сова, сотрясаясь в ознобе,
Не плачет на все голоса.
И туч исчезают скопленья,
И звезд появляется рой.
Покрытые влагой растенья
Недвижно стоят над землей.
И возле костра небольшого,
Красив и приятен на вид,
Оставшийся на ночь без крова
Какой-то охотник сидит.
Он съежился, вымокнув за день,
Поник у костра своего.
Игрою сверкающих пятен
Огонь освещает его.
На левом боку несчастливца
Охотничья сумка видна,
Красивая пороховница
Отделана костью слона.
Кремневка приставлена к буку,
На поясе блещет кинжал…
Внимательный к каждому звуку,
Охотник курил и дремал.
И думал сквозь тонкую дрему
Как завтра добычу найти.
Ужель суждено ему к дому
С пустыми руками идти?
Весь день по горам он скитался
И еле уж ноги волок,
Но живности, как ни старался,
Добыть до сих пор он не мог.
Два раза, подкравшись к оленям,
Стрелял он в животных, но те,
Подобно стремительным теням,
Скрывались в лесной темноте.
Кабаны паслись в буреломах
Он выстрелил несколько раз.
И снова за промахом промах,
И брызнули слезы из глаз.
Он в голову бил кулаками,
Был мерзок себе самому…
Теперь, понимаете сами,
Не очень-то сладко ему.

Эй, братец! послышался голос.
Охотник глядит никого.
И дыбом становится волос
От страха под шапкой его.
"О боже, спаси и помилуй,
Ломисского раб я Креста!
Как видно, нечистая сила
Пугает меня неспроста… "
А голос: "Не бойся, бедняга,
Не бес я, не демон лесной.
Клянусь, не во зло, но во благо
Пойдет эта встреча со мной.
Спускайся скорее в ущелье,
Не мешкай, не сбейся с пути.
Мне нынче на праздник велели
С собою тебя привести".
Неужто пришлец не лукавил?
Был Балия бледен еще.
Но встал он, кинжал свой поправил.
Закинул ружье за плечо.
"Ну, что ж ты шевелишься еле?
Идешь ты или не идешь?"
"Иду, хоть бы вы меня съели!
Пускай пропаду ни за грош!"
И Балия, полон отваги,
На голос ночной зашагал,
И долго блуждал он в овраге,
Цепляясь за выступы скал.
Вдруг роща пред ним зашумела.
"Эй, кто тут?" он крикнул во тьму.
"Иди под деревьями смело",
Ответили рядом ему.

Поднялся он вверх по тропинке,
Подъем одолел без помех,
И вдруг из соседней ложбинки
Послышался говор и смех.
Глядит он большая поляна
Огнями вокруг убрана.
Красива и благоуханна,
Вдали распростерлась она.
И как он ее не заметил,
Скитаясь по этим местам?
Струится, прозрачен и светел,
Источник серебряный там.
На ветках из чистого лала.
На стеблях из яхонта, в ряд,
Как радужные опахала,
Цветы над поляной висят.
К деревьям прилеплены свечи,
Их пламя встает до небес.
Свои благодатные речи
Ведет очарованный лес.
И толпы различного люда
Уселись вокруг на траву.
Охотник подобного чуда
Не видел еще наяву.
"Охотник, забудь про охоту,
Присядь поскорее за стол"
И взял его за руку кто-то,
И вмиг на поляну привел.
Его на ковре усадили,
Поставили кубок вина,
И разная дичь в изобилье
Собранью была по дана.
Охотник вино выпивает,
Глаза поднимая, глядит,
Девица пред ним восседает,
Стройна и прекрасна на вид.
Как молния, светятся взоры,
А волосы синяя мгла…
О дети, Великие Горы
Зовут вас к началу стола.
"Вкушайте, что подано, с миром!
И ты наш возлюбленный гость,
Будь весел за дружеским пиром,
Но помни, что каждую кость,
Которая в долю досталась,
Ты бережно должен хранить.
Живому ведь каждая малость
Нужна, коли надобно жить"

Дождавшись урочного часа,
Все гости взялись за еду.
Здесь поровну делится мясо
И каждый имеет в виду:
Чтоб были в сохранности кости
И дева довольна была,
Собрать их обязаны гости
Пред ней на средину стола.
И каждый здесь полною чашей
Торжественно пьет за того,
Кто правит вселенною нашей,
За мудрость и силу его;
Здесь пьют плодородье земное
Отраду счастливых сердец,
И, радуясь мысленно вдвое,
За девушку пьют наконец.
Но не подчинился порядку
Охотник за общим столом,
Обгрыз он оленью лопатку
И бросил в источник тайком.
Столпились пред девушкой гости.
Окончив обильный обед,
Считают в сохранности кости,
Оленьей лопатки лишь нет.
Куда провалилась лопатка,
По чьей потерялась вине?
Охотника бьет лихорадка,
Мурашки бегут по спине.
Ну, думает, если узнают,
Навалятся целой толпой,
На части меня растерзают,
Могильной засыплют землей.
А гости из старой осины,
Чтоб выполнить древний обряд,
Подобье лопатки звериной
Уже перед ним мастерят.
И деве своими руками
Принять деревяшку пришлось,
И вместе с другими костями
Ее засчитали за кость.
И дева обломком кинжала,
Который, как солнце, горел,
На каждой кости начертала
Животных грядущий удел.
"Весною, когда ежевика
В соседнем лесу расцветет,
Искусный охотник Чолика
Путь этого зверя убьет.
Когда к водопою в июле
Приблизится этот самец,
Берика свинцовою пулей
Уложит его наконец.
Пусть этого свалит Беридзе
У скал, где темнеет ивняк.
На празднике повеселиться
С семьею достоин бедняк".
Так дева на каждой костяшке
Писала о судьбах зверей.
Подходит черед деревяшке.
Чье имя напишут на ней?
Под звуки оленьего клича
В осенний и пасмурный день,
Пусть Балии снова в добычу
Достанется этот олень.
Счастливая выдалась щепка!
Пошло приключение впрок!
Запомнился Балии крепко
Назначенный девушкой срок.
И вот на костяшках звериных
Написаны сотни имен,
И пусто в огромных кувшинах,
И клонит охотника в сон.
Заснул на поляне он сладко,
От долгих скитаний устав.
Природа во имя порядка
На все свой имеет устав.
Луч солнца душа человечья —
Горит на вершине горы.
Летит ветерок издалече,
Волнуя растений ковры.
Проснулся охотник, и что же?
Нигде не заметно костра,
Поляна совсем не похожа
На ту, что он видел вчера.
Ни девушки нет, ни народа,
Источник куда-то исчез,
В гирляндах цветов к небосводу
Волшебный не тянется лес.
Вздымает обычные кроны
Росою обрызганный бор.
И белокопытник зеленый
Цветет здесь, и дикий копер.
И мост из листов ежевика
Над самым обрывом мостит,
И в чаще от птичьего крика
Весь воздух поет и звенит.
И перлы росы умывают
Лесных сладкопевцев лицо,
И травы друг друга лобзают,
И к деревцу льнет деревцо.
Как мать над своими птенцами,
Храня их от бурь и тревог,
Порхает, виясь, над цветами
Прохладный лесной ветерок.
И вновь расцветают растенья,
Роняя росинки с листа,
И счастьем любви и смиренья
Их свежие дышат уста.
Ив виде большого дракона
Туман у подножья горы
На горы глядит полусонно,
Вздымая седые вихры.
Но горы, как будто для песен,
Спокойно расселись вокруг,
И круг их возвышенный тесен,
И выпуклы мускулы рук.
"Будь тверд и разумен на деле",
Твердит человеку гора,
И каждое дышит ущелье
Дыханьем любви и добра.
Кто силы на это затратил?
Кто создал природу такой?
Невидимый в зарослях дятел
Чинару долбит за рекой.
Поднялся орел в отдаленье,
Парит посредине небес.
В дремоте и благоговенье
Застыл очарованный лес.
И смолкла река понемногу,
Забыв про вчерашний разгул,
И молится Балия богу,
Он выспался и отдохнул:
Глубоко он в сердце скрывает
Все то, что увидел вчера,
И трубочку он зажигает,
И к дому шагает пора!
Пора! Но уж тайну ночную
Он будет таить ото всех:
Болтать о виденье впустую
Большой, разумеется, грех.

Ну, Балия, где ты шатался,
Быть может, напрасно ходил?
Каких ты чудес навидался,
Какие места посетил?>
Так Балию старый и малый
Расспрашивал жадно, но он
Едва отвечал им, усталый,
Боясь заикнуться про сон.
<Я, люди, врагу не желаю
Того, что случилось со мной!
Немало по нашему краю
Скитался я в чаще лесной;
Немало я видел оленей
И к богу нередко взывал,
Но, как ни стрелял, к сожаленью,
Ни разу я в цель не попал.
Случиться без воли господней
Такие не могут дела,
Затем и святыня сегодня
Ничем мне помочь не могла.
А сам про себя размышляет:
Настанет назначенный срок,
Увидите, как он стреляет,
Ваш Балия, старый стрелою.
Но Гигия Мартиашвили
Сказал, притулясь у стены:
Не руку ли заворожили
В деревне тебе колдуны?
А может быть, заколдовали
Кремневки прицельную часть?
Тогда, как ни целься, едва ли
Сумеешь ты в зверя попасть.
Появятся бесы, русалки,
Туманом закроют прицел…
Сходил бы ты, братец, к гадалке
Да в воду ей глянуть велел.
Такая со мной небылица
В лесу приключалась не раз:
То цель начинала двоиться,
То просто скрывалась из глаз.
Не кровь ли ты пролил собачью?
Не бил ли котов и ворон?
Иди, погадай наудачу,
Не лезь сгоряча нарожон.
Охотник, подумав исправно,
Ответил на этот вопрос.
И верно, под пулю недавно
Попался мне бешеный пес.
"Как? Эту собачку доджури?
Ее ты прикончил, чудак?
Коль так, то по собственной дури
Попался ты нынче впросак!"
И вот, наконец, наступила
Оленьего крика пора.
Самец, быстроногий верзила,
Кричит на опушке с утра.
Задумался Балия крепко,
Сносил к ворожейке ружье,
Когда появилась зацепка,
Нельзя забывать про нее.
А тут и дела подступили,
Страда в деревнях нелегка,
И осень, пора изобилья,
Еще далека, далека…

Покрыта кустарником тонким,
Опушка гудит, и на ней
Олень, словно мать над ребенком.
Взывает к подруге своей.
Обрадован Балия криком.
Таит он надежду в душе.
Олень в нетерпенье ноликом
Ломает кустарник уже.
На свист не похож соловьиный
Призыв обитателя скал,
Волнение страсти звериной
Ужасно, как горный обвал.
Не слышной подкравшись стопою,
Охотник стоит недвижим.
Рога распластав над землею.
Бушует олень перед ним.
Охотник при целился ловко,
Нажал, не спеша, на крючок.
Но что приключилось с кремневкой?
Ни с места проклятый курок!
Вдруг в воздухе загрохотало
Послышался выстрел вдали.
Олень покачнулся сначала,
Коснулся рогами земли,
Потом он упал на колени,
Не в силах он на ноги встать…
В пред смертном своем исступленье
Не хочет герой умирать!
Охотник глядит, удрученный
Такой неудачей своей.
Чуть дышит олень обреченный,
Упавший под сенью ветвей,
Глазами он ищет подругу,
Ответа возлюбленной ждет.
Чтоб с нею, покинув округу,
Добраться до горных высот.
Чтоб с нею в далекой отчине
единой любовью гореть…
Зачем мы так преданы жизни?
Зачем ненавидим мы смерть?
Достоин он был сожаленья
Питомец возвышенных скал!
Без радости, без утешенья
Он с пулей в боку умирал.
И витязь какой-то из чащи
Явился, Исполненный сил,
И мигом кинжал свой блестящий
В оленье он горло всадил.
Отрезал он голову зверю
И тушу свежует его…
Кто б, видя такую потерю,
Не проклял себя самого?

Врагу пожелать не могу я
Того, что, сраженный судьбой,
Об этом олене тоскуя,
Почувствовал Балия мой!
Из чащ лесной он выходит,
Угрюм, опечален, сердит,
Охотника взглядом обводит
И, руку пожав, говорит:
"Откуда ты, братец мой, взялся?
За что ты меня погубил?
Я первый к оленю подкрался,
Я первый его уследил.
Поднявшись ползком на пригорок,
Навел я на зверя ружье,
Вдруг выстрел и ты, словно ворог,
Явился на горе мое.
Напрасно твое удивленье!
Коль в зверя сумел я попасть.
Должно быть, от туши оленьей
Им не предназначена часть.
Давай же, покончив с добычей.
Разделим ее пополам.
Отцов соблюдая обычай,
Не следует ссориться нам".
Разумное выслушав слово,
Что Балия мог возразить?
В обычае у зверолова
С друзьями добычу делить.
Нахмурившись, Балия злится,
Без лишних работает слов.
Один только раз у счастливца
Спросил он: кто ты таков?
"Цицила я из Бодбис-Хеви", —
Ответил охотник. и вдруг
Вдали затрещал деревья
И выскочил кто-то на луг.
Олень, потрясая рогами,
Нарвался на них невзначай.
"Ну, братец, не хлопай глазами, —
Воскликнул Цицила, — стреляй"
Прицелился Балия в зверя
И выпустил пулю в упор.
Глазам своим бедным не веря.
Глядит он о, стыд и позор!
Промазал!.. Стремительный топот
И скрылся олень из очей,
И громкий послышался хохот
В дубраве, неведомо чей.
Эх. Балия, Балия! Мошка,
Коль срок не пришел, не умрет!
Однажды случилась оплошка,
А сколько с оплошкой хлопот!
Стоит он и смотрит уныло.
Смущенный несчастьем своим.
Но где ж бодбисхевец Цицила?
Цицилы уж нет перед ним!
Олень с полусодранной шкурой
Лежит неподвижно у ног.
Задумался Балия хмурый
Куда же девался стрелок?
Цицила, не время смеяться!
Довольно шутить! Выходи!
Следов не осталось от братца,
Лишь ветер шумит впереди.
На дерево Балия лезет,
Охотника сверху зовет,
Ни звука… Неужто он грезит?
Ужель померещился тот?
Луч солнца с вершины отрога
В ущелье скользит, как стрела.
Решил мой охотник: "От бога
Все эти исходят дела.
Что будет то будет, но все же
Ни звука об этом ни с кем!
Кто ропщет на промысел божий,
Тот будет погублен совсем.
Ты, боже, болтливого с корнем
Как сорную вырвешь траву.
Смирюсь перед промыслом горним,
Покуда на свете живу"

Наутро село загалдело,
Из хижин посыпался люд.
Какое-то важное дело
Случилось, наверное, тут.
И жены, и дети, и мужи
Торопятся к Балии в дом.
Сам Балия вертится тут же
Во всем снаряженье своем.
Огромный, могучий, безглавый,
Распластан олень у ворот.
Рога головы величавой
Дивят красотою народ.
Мужчины, вступая в беседу,
Добычу спешат разглядеть.
"Пошли тебе, боже, победу
Такую же славную впредь"
"В какое ходил ты ущелье?
Где зверя, герой, подстерег?
С таким великаном на деле
Не каждый бы справиться мог"
И тут мой герой плутоватый
Решил приукрасить рассказ.
"Замучил меня он, проклятый,
Два раза скрывался из глаз!
За ним как безумный я мчался,
Летел я, как птица, вперед.
Едва со скалы не сорвался,
Оставил бы дома сирот.
Не чуя земли под ногами,
Бегу я и вижу медведь!
Стоит и швыряет камнями,
Дубиною хочет огреть!
И выстрелил я поневоле,
И рухнул он кубарем вниз,
Итак заревел он от боли,
Что птицы с деревьев взвились.
Я дальше. Опасность почуя,
На хитрость пустился рогач:
Едва подобраться хочу я,
Он в сторону бросился вскачь.
Но тут уж мне было, конечно,
Прикончить его нипочем.
Ущелье, где пал он, сердечный,
Бедамским зовется Ключом".
"Ты, Балия, впрямь молодчина!
Хвала тебе, братец, и честь!
Из ста человек ни единый
С тобой не сравняется здесь"
Рекой полились славословья,
Но сказ мой не кончен еще.
На туше вблизи изголовья
Лежало оленье плечо.
И к общему вдруг удивленью
Из мякоти этой мясной
Скользнула лопатка оленья,
Как спелый орешек лесной.
Никто не касался дотоле,
Не трогал никто рогача,
Казалось, по собственной воле
Упала она из плеча.
И смолкли вокруг разговоры,
Толпа расступилась, глядит:
Охотник, потупивший взоры,
Над нею, как мертвый, стоит.
И вдруг побежал без оглядки,
И скрылся за дверью… Народ,
Дивясь деревянной лопатке,
В испуге стоит у ворот.
И кто-то кричит у порога:
"Куда ты девался, герой?
Скажи, если веруешь в бога,
Что там приключилось с тобой?"
"Не знаю! Мне больно, мне тяжко"
Послышался стон изнутри.
"А кто смастерил деревяшку?
Что значит она, говори!"
"Не знаю! Берите оленя,
Довольно мне душу терзать!
Обманут я, нет мне прощенья,
Зачем родила меня мать"
Но дело клонилось к разгадке,
Пока он вопил сгоряча,
Народ прочитал на лопатке.
Не он подстрелил рогача.
И люди, лукавца ругая,
Признательны были судьбе.
На свете неправда любая
Заявит сама о себе.
Ничто не останется в тайне,
Откроется все под конец,
И чем был порок неслучайней,
Тем будет несчастнее лжец.
Забросил охоту охотник,
Любимое продал ружье.
Коль я, говорит, греховоник.
То не для меня и зверье!