Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Придворных шаханшаха всколыхнула
Весть о Дастане, о царе Кабула,

О том, что Заль влюблен: пришло на ум
Стать равными неравным этим двум!

Перед лицом царя царей мобеды
Об этой вести повели беседы.

Такое слово Манучихр изрек:
«За это дело нас накажет рок.

Умом, войной и силой твердой власти
Иран я вырвал из тигриной пасти.

Царь Фаридун Заххака сбросил гнет,—
Боюсь я: это семя прорастет.

Дастан, влюбившись, долг забыл сыновний:
Пусть дочь араба нам не станет ровней!

Когда у этих двух,— так царь сказал,—
Из ножен вдруг появится кинжал,{15}

То, если в мать пойдет дитя Дастана,
Мы много зла увидим от смутьяна.

Он возмутит иранскую страну,
Чтоб отобрать корону и казну».

Мобеды вознесли царя высоко,
Назвали властелином без порока:

«Воистину мудрейший ты из нас,
Сильнейший ты из нас в тяжелый час!

Верши по смыслу веры и закона:
Твой разум в плен захватит и дракона!»

Ноузару царь царей велел созвать
Вельмож придворных, избранную знать:

«Ступайте к Саму, поведите речи,
Спросите, как вернулся всадник с сечи,

Скажите: «К нам пожалуй во дворец,
Потом домой отправишься, храбрец».

Внял храбрый Сам такому приказанью,
Обрадовался этому свиданью,

Сказал Ноузару: «Я пойду к царю,
Свиданьем с ним я душу озарю».

Со звоном чаш тогда смешались клики,
Не умолкали здравицы владыке,

Ноузару, Саму — всаднику в броне,
И всем князьям, и каждой их стране.

Прошла в веселье ночь. Когда светило,
Сверкая, тайну неба им открыло,

Вельможи, как велел им царь царей,
К его двору помчались поскорей.

Могучий Сам, воитель несравненный,
Предстал пред повелителем вселенной.

Воскликнул Манучихр: «Иди на бой,
И всех отважных ты возьми с собой!

Кабул и Хиндустан сровняй с камнями,
Дворец Михраба ты повергни в пламя.

Пусть не уйдет Михраб из рук твоих,
Не оставляй змееныша в живых.

Змеиный род, исполнен злобы лютой,
Грозит земле войной, насильем, смутой.

Всех, у кого была с Михрабом связь,
Кто власть его признал, ко злу стремясь,—

Ты обезглавь, к одной стремясь корысти;
От семени Заххака мир очисти!»

Ответил Сам: «Злодеев одолев,
Из сердца шаха прогоню я гнев».

Челом склонился предводитель рати,
Припал устами к перстню и печати.

Домой велел полкам он повернуть,
Помчались кони, пожирая путь.

Михраб и Заль проведали заране
О том, что Сам идет дорогой брани.

Уехал гневный Заль, кляня судьбу,
Сгибая шею, выпятив губу.

Услышал Сам, что скачет ветроногий,
Что появился львенок на дороге.

Тут поднялись вельможи и стрелки,
Стяг Фаридуна вознесли полки.

С коня сошел Дастан отцу навстречу,
Пошел, предстал с поклоном, с доброй речью.

Тогда с обеих спешились сторон
Начальники, старейшины племен.

К ногам отца склонился Заль-воитель,
Но долго с ним не говорил родитель.

Вновь на коня сел всадник молодой,—
Казался он горою золотой.

Пред ним, пред юношей седоголовым,
Вся знать с сочувственным предстала словом,

Мол, повинись перед отцом родным,
Обидел ты его,— склонись пред ним...

Скакала знать без горя и тревоги,
Могучий Сам вступил в свои чертоги,

С коня сойдя, не отдохнув с пути,
Тотчас же сыну приказал войти.

Вошел Дастан, чтобы услышать речи,
Склонился до земли, расправил плечи,

Отца восславил, высоко вознес,
Ланиты орошая влагой слез:

«Да будет богатырь вовек счастливым!
Ты служишь правде сердцем прозорливым,—

Лишь я в тебе опоры не найду,
Хотя и славен я в твоем роду.

Явил ты правду и земле и людям,
Ты время осчастливил правосудьем,

А мне какой ты приготовил дар?
Чтобы обрушить на меня удар,

Мазандеран ты с воинством покинул,—
Как видно, правосудье ты отринул!»

Поняв: упрек Дастана справедлив,
Стоял воитель, руки опустив.

«Да,—Сам промолвил,—правда—твой свидетель,
В твоих словах — одна лишь добродетель.

Увидел ты обиду от отца,
И радуются недругов сердца.

Мечтал: исполню я твое желанье,
Ко мне ты прибыл, испытав страданье,

Но успокойся, жди, не горячась:
Твое устрою дело в добрый час.

Властителю земли письмо составлю,
С тобой, искатель радости, отправлю,

Все доводы царю я приведу,
Чтоб он склонился к правому суду.

Когда нам другом царь вселенной будет —
Исполнит нашу просьбу, не осудит».

Затем писца призвали во дворец,
Услышал речи мудрые писец.

Восславил Сам того, кто бесконечен,
Того, кто был всегда, кто есть, кто вечен,

Кто нам явил владычество свое,
Добро, и зло, и смерть, и бытие,

Кто создал мир с закатом и восходом,
С кружащимся над миром небосводом,

Кто — повелитель солнца, всех светил,
Кто Мапучихра славой осенил.

«Я — раб, одним лишь возрастом богатый,
Вступил с отвагой в год шестидесятый.

Пыль камфары—на голове моей:{16}
Так я увенчан солнцем наших дней.

Я прожил жизнь свою в броне и шлеме,
В боях с твоими недругами всеми.

В таких трудах немало лет прошло,
Конь для меня — земля, мой трон — седло.

Сломил я силою своих ударов
Мазандеран и землю гургасаров.

Тебе я счастье добывал в борьбе,
Ни разу не напомнив о себе.

Но, государь, ты видишь: я старею,
Я палицей, как прежде, не владею.

И плечи, и могучий стан, и грудь
Сумели годы властные согнуть.

Аркан мой отняло седое время,
Шести десятков лет мне тяжко бремя.

Я ныне Залю уступил черед,—
Пусть в руки меч и палицу берет.

Он с просьбою придет к царю вселенной,
Он явится с мечтою сокровенной,

Угодной богу, ибо твой удел,
О царь земли,— защита добрых дел.

Сомненья нет, известно властелину,
Какой обет я дал когда-то сыну.

Его желанье для меня — закон.
Он мне сказал, обидой уязвлен:

«Ты весь Амул на виселицу вздерни,
Но лишь не вырывай Кабула корни».

Пойми: питомец птичьего гнезда,
Он рос, людей не видя никогда,

И вот пред ним луна, краса Кабула,
Своей цветущей прелестью сверкнула.

Не диво, что влюбленный одержим,
Ты гневом не грози ему своим.

Я с сердцем проводил его тяжелым.
Когда предстанет он перед престолом,

Как царь, ответствуй сыну моему:
Не мне, рабу, тебя учить уму».

Поднялся Заль, охваченный волненьем,
Письмо отца схватил он с нетерпеньем,

Пошел, вскочил в седло, помчался вскачь,
И загремел вослед ему трубач.