Борис Гребенщиков - Песни (сборник)

Трачу свое время;
Трачу свой последний день.
Но что мне делать еще,
Ведь я люблю тебя;

Твой ангел седлает слепых коней
У твоего крыльца,
И ради него ты готова на все,
Но ты не помнишь его лица.
А он так юн и прекрасен собой,
Что это похоже на сон;
И ваши цепи как колокола,
Но сладок их звон.

Трачу свое время;
Трачу свой последний день.
Но что мне делать еще,
Ведь я люблю тебя;

А мальчики в коже ловят свой кайф,
И девочки смотрят им вслед,
И странные птицы над ними кружат,
Названья которым нет.

И я надеюсь, что этот пожар
Выжжет твой дом дотла,
И на прощанье я подставлю лицо
Куску твоего стекла.

Трачу свое время;
Трачу свой последний день.
Но что мне делать еще,
Ведь я люблю тебя.

Мне хотелось бы видеть тебя;
Видеть тебя.
По старинному праву котов при дворе
Мне хотелось бы видеть тебя.

У кого-то есть право забыть про тебя,
У кого-то есть право не пить за тебя.
Но, прости, я не верю в такие права;
Мне хотелось бы видеть тебя.

Я бы мог написать тебе новую роль,
Но для этого мне слишком мил твой король.
И потом – я люблю быть котом;
Но мне хотелось бы видеть тебя.

Я смотрю на гравюры старинных дворцов;
Королева, Вы опустили лицо,
Но я надеюсь, Вы смотрите на короля…
А мне хотелось бы видеть тебя.

Но мне хотелось бы видеть тебя;
Видеть тебя.
По старинному праву котов при дворе
Мне хотелось бы видеть тебя.

У Дядюшки Томпсона два крыла,
Но Дядюшка Томпсон не птица,
И ежели мы встретим его в пути,
Должно быть, придется напиться.
В руках у него огнедышащий змей,
А рядом пасутся коровы,
И ежели мы не умрем прямо вот сейчас,
То выпьем и будем здоровы.

Я стоял и смотрел, как ветер рвет
Венки с твоей головы.
А один из нас сделал рыцарский жест –
Пой песню, пой…
Теперь он стал золотом в списках святых,
Он твой новый последний герой.
Говорили, что следующим должен быть я –
Прости меня, но это будет кто-то другой.

Незнакомка с Татьяной торгуют собой
В тени твоего креста,
Благодаря за право на труд;
А ты пой песню, пой…
Твой певец исчез в глубине твоих руд,
Резная клетка пуста.
Говорили, что я в претендентах на трон –
Прости меня, там будет кто-то другой.

В небесах из картона летят огни,
Унося наших девушек прочь.
Анубис манит тебя левой рукой,
А ты пой, не умолкай…
Обожженный матрос с берегов Ориона
Принят сыном полка.
Ты считала, что это был я
Той ночью –
Прости меня, но это был кто-то другой.

Но когда семь звезд над твоей головой
Встанут багряным серпом,
И пьяный охотник спустит собак
На просторы твоей пустоты,
Я вспомню всех, кто красивей тебя,
Умнее тебя, лучше тебя;
Но кто из них шел по битым стеклам
Так же грациозно, как ты?

Скоро Юрьев день, и все больше свечей
У заброшенных царских врат.
Но жги их, не жги, они не спасут –
Лучше пой песню, пой.
Вчера пионеры из монастыря
Принесли мне повестку на суд,
И сказали, что я буду в списке судей –
Прости меня, там будет кто-то другой.

От угнанных в рабство я узнал про твой свет.
От синеглазых волков – про все твои чудеса.
В белом кружеве, на зеленой траве,
Заблудилась моя душа;
Заблудились мои глаза.
С берегов Боттичелли белым снегом в огонь,
С лебединых кораблей ласточкой – в тень.
Скоро Юрьев день,
И мы отправимся вверх –
Вверх по теченью.

На чем ты медитируешь, подруга светлых дней?
Какую мантру дашь душе измученной моей?
Горят кресты горячие на куполах церквей –
И с ними мы в согласии, внедряя в жизнь У Вэй.

Сай Рам, отец наш батюшка; Кармапа – свет души;
Ой, ламы линии Кагью – до чего ж вы хороши!
Я сяду в лотос поутру посереди Кремля
И вздрогнет просветленная сырая мать-земля.

На что мне жемчуг с золотом, на что мне art nouveau;
Мне кроме просветления не нужно ничего.
Мандала с махамудрою мне светят свысока –
Ой, Волга, Волга-матушка, буддийская река!

Пой, пой, лира,
Пой о том, как полмира
Мне она подарила – а потом прогнала.
Пой, пой, лира,
О том, как на улице Мира
В меня попала мортира – а потом умерла.

Пой, пой, лира,
О глупостях древнего мира,
О бешеном члене сатира и тщете его ремесла.
Пой, пой, лира,
О возгласах «майна» и «вира»,
О парусных волнах эфира и скрипе сухого весла.

Говорят, трижды три – двенадцать,
Я не верю про это, но все ж
Я с мечтой не хочу расставаться,
Пусть моя экзистенция – ложь.
Там вдали – ипподром Нагасаки,
Где бессмысленно блеет коза.
Все на свете – загадка и враки,
А над нами бушует гроза.

Пой, пой, лира,
О тайнах тройного кефира,
О бездуховности клира и первой любови козла.
Пой, пой, лира,
О том, как с вершины Памира
Она принесла мне кумира, а меня унесла.

Пой, пой, лира,
Пой – и подохни, лира!

Вперед, вперед, плешивые стада;
Дети полка и внуки саркофага –
Сплотимся гордо вкруг родного флага,
И пусть кипит утекшая вода.

Застыл чугун над буйной головой,
Упал в бурьян корабль без капитана…
Ну – что ж ты спишь – проснись, проснись, охрана;
А то мне в душу влезет половой.

Сошел на нет всегда бухой отряд
И, как на грех, разведка перемерла;
Покрылись мхом штыки, болты и сверла –
А в небе бабы голые летят.

На их грудях блестит французский крем;
Они снуют с бесстыдством крокодила…
Гори, гори, мое паникадило,
А то они склюют меня совсем.

Восемь тысяч двести верст пустоты –
А все равно нам с тобой негде ночевать.
Был бы я весел, если бы не ты –
Если бы не ты, моя родина-мать…

Был бы я весел, да что теперь в том;
Просто здесь красный, где у всех – голубой;
Серебром по ветру, по сердцу серпом –
И Сирином моя душа взлетит над тобой.

В железном дворце греха живет наш ласковый враг:
На нем копыта и хвост, и золотом вышит жилет –
А где-то в него влюблена дева пятнадцати лет,
Потому что с соседями скучно, а с ним – может быть, нет.

Ударим в малиновый звон; спасем всех дев от него, подлеца;
Посадим их всех под замок и к дверям приложим печать.
Но девы морально сильны и страсть как не любят скучать,
И сами построят дворец, и найдут, как вызвать жильца.

По морю плывет пароход, из трубы березовый дым;
На мостике сам капитан, весь в белом, с медной трубой.
А снизу плывет морской змей и тащит его за собой;
Но, если про это не знать, можно долго быть молодым.

Если бы я был один, я бы всю жизнь искал, где ты;
Если бы нас было сто, мы бы пели за круглым столом –
А так неизвестный нам, но похожий
На ястреба с ясным крылом,
Глядит на себя и на нас из сияющей пустоты.

Так оставим мирские дела и все уедем в Тибет,
Ходить из Непала в Сикким загадочной горной тропой;
А наш капитан приплывет к деве пятнадцати лет,
Они нарожают детей и станут сами собой.

Если бы я был один, я бы всю жизнь искал, где ты;
Если бы нас было сто, мы бы пели за круглым столом –
А так неизвестный нам, но похожий
На ястреба с ясным крылом,
Глядит на себя и на нас из сияющей пустоты.

Мне не нужно победы, не нужно венца;
Мне не нужно губ ведьмы, чтоб дойти до конца.
Мне б весеннюю сладость да жизнь без вранья:
Ох, Самара, сестра моя…

Как по райскому саду ходят злые стада;
Ох измена-засада, да святая вода…
Наотмашь по сердцу, светлым лебедем в кровь,
А на горке – Владимир,
А под горкой Покров…

Бьется солнце о тучи над моей головой.
Я, наверно, везучий, раз до сих пор живой;
А над рекой кричит птица, ждет милого дружка –
А здесь белые стены да седая тоска.

Что ж я пьян, как архангел с картонной трубой;
Как на черном – так чистый, как на белом – рябой;
А вверху летит летчик, беспристрастен и хмур…
Ох, Самара, сестра моя;
Кострома, мон амур…

Я бы жил себе трезво, я бы жил не спеша –
Только хочет на волю живая душа;
Сарынью на кичку – разогнать эту смурь…
Ох, Самара, сестра моя;
Кострома, мон амур.

Мне не нужно награды, не нужно венца,
Только стыдно всем стадом прямо в царство Отца;
Мне б резную калитку, кружевной абажур…
Ох, Самара, сестра моя;
Кострома, мон амур…