Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Ты понимаешь, Лена,
То, что я не герой.
Мои попытки понравиться
Тебя потешают порой.

Не хочешь ты целоваться
С таким простым существом.
Ты рада только подтрунивать,
Устраивать мне облом.

Я стойко терплю все это
И лишь таращу глаза.
Подтрунивай, я не против,
Наоборот, я - за.

Мне на тебя сердиться
Ну абсолютно невмочь.
Ты мне, дорогая Леночка,
Гораздо родней, чем дочь.

От дочери толку мало -
Содержишь эту овцу,
Но с дочерью целоваться
Нелепо как-то отцу.

А вот с тобой целоваться
Я рад везде и всегда.
Пусть в ласках и поцелуях
Наши текут года.

Поймешь, дорогая Леночка,
В течение этих нег,
Каким немыслимо ласковым
Способен быть человек.

С девушками лучше бить на жалость,
Если с ними хочется дружить:
Денег, мол, осталось только малость,
А потом не знаю, как прожить.

И должна на первом же этапе
Дружба брать нешуточный разбег:
Дескать, в этой долбанной Анапе
Вы одна мне близкий человек.

Вы ведь тут поблизости живете?
Так пойдемте потихоньку к вам.
Там вы, разумеется, нальете
Гостю за знакомство двести грамм.

А потом уложите в постельку,
Чтобы он расслабился во сне...
Поживу у вас всего недельку,
Быть альфонсом ненавистно мне.

А затем я как бы в Пермь поеду,
Но в Москве вдруг окажусь опять.
Маленькую южную победу
Со слезой я буду вспоминать.

Знаю я, что маленький родился,
Носится он с визгом по двору.
Жизненный ваш путь определился -
Выучились вы на медсестру

И в амбулатории Анапы,
Вспомнив наши семь прекрасных дней,
С наслажденьем колете вы в жопы
Подхвативших триппер москалей.

Лена спит, уставши от сношений
С парочкой ровесников своих.
Не люблю поспешных я решений,
Потому и не сержусь на них.

Ведь понятно: дело молодое,
Да притом досуга сколько хошь,
Вот она и жарится в три слоя,
Грамотная наша молодежь.

Ну и ладно - лишь бы не бухали,
Почитали бы отца и мать,
А кому, куда и что пихали,
Не должно нас сильно занимать.

В принципе, конечно, интересно,
Как у них налажено оно,
Потому-то искренне и честно
Все должны показывать в кино.

Пусть в кино тебя заснимут, Лена,
Пусть экран покажет голубой,
Как парнишки с шлангом до колена
Ловко управляются с тобой.

Ты же неплохой организатор,
Так создай прорыв в своей судьбе!
Пусть бывалый кинооператор
Прямо на дом выедет к тебе.

Ты украсишь все видеотеки,
Про тебя узнают млад и стар,
А ведь диких денег в нашем веке
Стоит сделать девушке пиар.

Вот, котенок, и разобрались мы,
Как карьера строиться должна,
Ведь чуток здорового цинизма
Лучше клада в наши времена.

В селении Старый Мамон
Работал в милиции он
И, страстно в него влюблена,
Служила в шашлычной она.

А как же его не любить?
Он каждого может убить,
На то ему дан пистолет
И лычки за выслугу лет.

Гордилась любимым она,
Грозою всего Мамона,
И ловко и бойко порхая за стойкой
Под музыку группы "На-на".

Василий там жил говновоз,
Он бочку имел и насос,
Мужик не из самых плохих,
Не хуже, не лучше других.

Шашлычницу он обожал
И к ней за говном приезжал.
Пока заполнялся бачок,
Василий съедал шашлычок.

Смотрел он на то, как она,
Свободная дочь Мамона,
И ловко и бойко порхает за стойкой
Под музыку группы "На-на".

Однако милиционер
Все понял на грубый манер,
Решив, что на почве говна
Подруга ему неверна.

Василию крикнув:"Не тронь!" -
Открыл он по бочке огонь,
И с этой поры в Мамоне
Все по уши ходят в говне.

Поэтому из Мамона
Уехала вскоре она.
Шашлычную эту закрыли, и нету
Теперь шашлычков ни хрена.

Уволен он был из ментов,
Подался, как слышно, в Ростов,
Позором себя он покрыл,
Открыв там кабак для педрил.

Стал сильно бухать говночист,
И раньше он был не речист,
Теперь же все время молчит,
Нечесан, оборван, небрит.

Ведь жизнь ему мало нужна
Без бочки его и говна,
Без милой шашлычницы той,
Блиставшей своей красотой.

Ах, как же смотрелась она,
Свободная дочь Мамона,
И ловко и бойко порхая за стойкой
Под музыку группы "На-на".

Что ты, любимая, смотришь сурово?
Да, я давно уже пью,
Да, растоптал под влияньем спиртного
Гордость мужскую свою.

Да, я привык не ходить на работу
И перегаром вонять
И потерял совершенно охоту
Мужеский долг исполнять.

Да, постоянно меня приглашают
Свистом во двор алкаши.
Хочешь - гляди, мне твой взгляд не мешает,
Он не достигнет души.

Взглядом сверлили меня командиры,
Учителя и родня -
Им пробуравить хотелось бы дыры
До сердцевины меня,

Чтобы узнать, просверлив оболочку,
Что же творится в мозгу,
И почему, только высосав бочку,
Я улыбнуться могу.

Но совладать не сумели с разгадкой,
И, подстрекаем судьбой,
Я, все такой же циничный и гадкий,
Ныне глумлюсь над тобой.

Предоставляешь ты мне не случайно
Тело свое и жилье:
Чуешь во мне ты великую тайну,
Хочешь проникнуть в нее.

Я же и не замечаю как будто
Тщетных усилий твоих:
То про себя ухмыляюсь чему-то,
То декламирую стих,

Или с балкона даю указанья
Пьющим дворовым дружкам,
И, несмотря на большие познанья,
Я - лишь пропойца и хам.

Лоб твой недаром собрался в морщины,
Как не задуматься тут -
Ведь без причины сегодня мужчины
Жизни такой не ведут.

Если же ты мне вопросы прямые
Вздумаешь вдруг задавать,
Я обовью тебя кольцами змия
И увлеку на кровать.

И прошепчу:"Мой бесценный алмазик,
Не посягай на табу,
Для поцелуя подставь мне свой глазик
И уповай на судьбу".

Мне девушки редко на память приходят,
А если приходят, то вскоре уходят,
И стук каблучков, раздражающе звонок,
В виске поселяется, словно скворчонок.

Уходят они в ту страну без названья,
Куда попадут те земные созданья,
Чья личность была сероватого цвета
И не заслужила почтенья поэта.

Лишь яркая женская личность способна
Не слышать, как ночью храплю я утробно,
Как что-то клокочет в моей носоглотке
Под действием выпитой с вечера водки.

Хоть буду я деньги семейные тырить,
Чтоб их во дворе с алкашами транжирить,
Но истинно яркая женская личность
Себя не унизит, считая наличность.

Подобная женщина, сильная духом,
Значения не придает оплеухам,
Хоть я, возвращаясь с концерта под мухой,
Всегда награждаю ее оплеухой.

Сегодня подобные женщины редки,
Поэтому на холостяцкой кушетке
Ворочаюсь я, распаленный порнухой,-
Мне снится, что я с бородатой старухой

В каком-то ласкающем взор помещении
Вступаю, сопя, в половое общение,
Как римский патриций эпохи упадка,
Которому все чрезвычайное сладко.

Все девушки - дрянь перед этой старухой,
Поскольку сильны они лишь показухой
И чванятся внешностью фотомодели,
А эта старуха проверена в деле.

И странное что-то во сне происходит:
Одна за другой через спальню проходят
Все дамы, когда-то любезные сердцу,
И молча уходят в какую-то дверцу.

Косятся они на меня с отвращеньем,
Но я поглощен сексуальным общеньем,
Поскольку дает мне старуха в постели
Все то, чего прочие дать не хотели.

Но если бы даже они и хотели,
То им невдомек, что в старушечьем теле,
Внедряясь в него своей пятой конечностью,
Поэт торжествует победу над вечностью.

Их жребий - цепочкой рабынь безответных
Отныне в забвенье навек удаляться,
А мой - в сновидениях жить многоцветных
И с вечностью яростно совокупляться.