Александр Гитович - Звезда над рекой
1943
«В ту ночь за окнами канал…»
В ту ночь за окнами канал
Дрожал и зябнул на ветру,
И, видит бог, никто не знал,
Как я играл свою игру.
Как рисковал я, видит бог,
Когда влекло меня ко дну
Сквозь бури всех моих дорог,
Соединившихся в одну.
Надежды нить — я ею жил,
Но так была она тонка,
Что сердце в полночь оглушил
Гром телефонного звонка.
Сейчас, сейчас ты будешь тут…
И где собрал я столько сил,
Когда еще на пять минут
Свое спасенье отложил?
И снова нить ушла к тебе.
И снова белой ночи мгла.
Я отдал пять минут судьбе,
Чтобы раздумать ты могла.
Я пять минут, как пять очков,
Судьбе, играя, дал вперед,
И пять минут, как пять веков,
Я жил, взойдя на эшафот.
Но ты пришла в пустынный дом
Той самой девушкой ко мне,
В том вязаном платке твоем,
Что мне приснился на войне.
Пришла — и все взяла с собой:
Любовь, смятенье, страх потерь
В тот безучастный час ночной,
Когда я думал, что теперь
Почти ничем нельзя помочь,
Почти замкнула круг беда!..
Нет, я выигрывал не ночь —
Я жизнь выигрывал тогда.
1943
«И все-таки, что б ни лежало…»
И все-таки, что б ни лежало
на сердце твоем и моем,
Когда-нибудь в Грузии милой
мы выпьем с тобою вдвоем.
Мы выпьем за бурное море,
что к берегу нас принесло,
За Храбрость, и Добрую Волю,
и злое мое ремесло.
За дым очагов осетинских,
с утра улетающих ввысь,
За лучшие письма на свете,
где наши сердца обнялись.
За наши бессонные ночи,
за губы, за руки, за то,
Что злые и добрые тайны
у нас не узнает никто.
За милое сердцу безумство,
за смелый и солнечный мир,
За медленный гул самолета,
который летит на Памир.
Мы выпьем за Гордость и Горе,
за годы лишений и тьмы,
За вьюги, и голод, и город,
который не отдали мы.
И если за все, что нам снится,
мы выпьем с тобою до дна,
Боюсь, что и в Грузии милой
на это не хватит вина.
1943
««Лучше хитрость, чем битва», — промолвила грекам Медея…»
«Лучше хитрость, чем битва», —
промолвила грекам Медея.
И пошли аргонавты за женщиной пылкой
и милой.
Пусть я в битве погибну и буду лежать,
холодея,
Но от хитрости женской меня сохрани и
помилуй.
Я ночами с тобой говорил как поэт и как
воин.
Никогда не воскреснут спасенные
женщиной греки.
Я не знаю, достоин ли славы, но правды
достоин —
Перед тем как с тобой и с Отчизной
проститься навеки.
1943
«Все было б так, как я сказал…»
Все было б так, как я сказал:
С людьми не споря и с судьбою,
Я просто за руку бы взял
И навсегда увел с собою
В тот сильный и беспечный мир
Который в битвах не уступим,
Который всем поэтам мил
И только храброму доступен.
Но как тебя я сохраню
Теперь, когда, по воле рока,
Навстречу смерти и огню
Опять пойдет моя дорога?
А там, где ты живешь сейчас,
Там и живут — как умирают,
Там и стихи мои о нас
Как сплетню новую читают.
О, если бы сквозь эту тьму
На миг один тебя увидеть,
Пробиться к сердцу твоему
И мертвецам его не выдать…
1943
«И даже это не от зла…»
И даже это не от зла,
А так — для прямоты.
Хочу, чтоб дочь у нас была,
Да не такой, как ты.
Почти такой, любовь моя,
Не то чтобы милей,
А только — чуть добрей тебя,
А только — чуть смелей.
И пусть тот странник на пути,
Что станет сердцу мил,
Ее полюбит так, почти,
Как я тебя любил.
Но чтобы, горя не кляня,
Он был в любви своей
Не то чтобы смелей меня,
А хоть немного злей.
1943
«Не плачь, моя милая. Разве ты раньше не знала…»
Не плачь, моя милая. Разве ты раньше
не знала.
Что пир наш недолог, что рано приходит
похмелье…
Как в дальнем тумане — и город, и дом
у канала,
И темное счастье, и храброе наше веселье.
А если тебе и приснились леса и равнины,
И путник на белой дороге, весь в облаке
пыли, —
Забудь, моя милая. Фары проезжей
машины
Его — и во сне — лишь на миг для тебя
осветили.
1943
«Алые полоски догорели…»
Алые полоски догорели,
Лес дымится, темен и высок.
Ель да ель. Не здесь ли, в самом деле,
Низкий дом — начало всех тревог?
Уж такую тут мы песню пели —
Шапку сняв, ступаешь на порог.
Кто певал ее — тот пьян доселе,
А кто слышал — позабыть не смог.
1943
«Осенний снег летит и тает…»
Осенний снег летит и тает,
С утра одолевает грусть.
Товарищ целый день читает
Стихи чужие наизусть.
Лежит, накрывшись плащ-палаткой,
Переживая вновь и вновь,
Как в детстве, где-нибудь украдкой
Из книги взятую любовь.
Его душа чужому рада,
Пока свое не подошло…
А мне чужих стихов не надо —
Мне со своими тяжело.
1943
Три стихотворения
Вино
Подскажет память —
И то едва ли,
Но где-то с сами
Мы пировали.
С друзьями где-то,
Что собралися,—
Не то у Мцхета,
Не то в Тбилиси.
И там в духане
Вино мы пили
Одним дыханьем,
Как Вы любили.
И кто-то пьяный
В ладоши хлопал,
Когда стаканы
На счастье — об пол!
Все улыбались,
На нас смотрели,
А мы смеялись
И не хмелели.
С того вина ли
Пьянеть до срока?
И рог мне дали —
Я пил из рога.
Я знал, что справлюсь
С таким обрядом,
Я знал, что нравлюсь
Сидевшей рядом.
Вина ль и зноя
Мы не допили,
Война ль виною.
Что Вы забыли?
Но так легко мне
Сквозь всю усталость —
Вино, я помню.
Еще осталось.
И вижу все я
Во сне ночами —
Вино такое
Допьем мы с Вами.
1943
Мост через ручей
Как темный сон в моей судьбе,
Сигнал — не знаю чей —
Был на моем пути к тебе
Тот мост через ручей
Осталось мне пройти версту,
А я стоял, курил.
И слышал я на том мосту,
Как мост заговорил:
«Я только мост через ручей,
Но перейди меня —
И в душной тьме твоих ночей
Ты злей не вспомнишь дня.
Пускай прошел ты сто дорог
И сто мостов прошел —
Теперь твой выигрыш, игрок,
Неверен и тяжел.
Зачем к нему ты напрямик
Стремишься, человек, —
Чтоб выиграть его на миг
И проиграть навек?
Чтоб снова здесь, как я — ничей,
Стоять под блеском звезд?
Я только мост через ручей,
Но я последний мост…»
Бежит вода, шумит сосна,
Звезде гореть невмочь.
И ночь одна прошла без сна,
Прошла вторая ночь.
Я весел был, и добр, и груб
У сердца твоего,
Я, кроме глаз твоих и губ.
Не видел ничего.
И я забыл про сто дорог,
Забыл про сто мостов.
Пусть роковой приходит срок,
Я ко всему готов.
А ты не верила мне, ты,
Врученная судьбой,
Что шел к тебе я, все мосты
Сжигая за собой.
1943