Яков Тублин - Образ жизни

— Не осуждай меня, мой друг,
Я повторяю снова.
Какой я есть, такой я есть,
Я умер в полшестого.

— И ты меня не осуждай,
Прости меня, мой друже.
Какой я есть, такой я есть —
Я просто просыпаюсь в шесть.

Целый год я отышачил,
Целый год я отпахал.
Здравствуй, здравствуй, речка Шача!
О тебе я не слыхал.

Здравствуй, каждая травинка,
Каждый кустик и листок.
Тихо плавает кувшинка —
Нежный жёлтенький цветок.
Значит, можно жить иначе
Там, где иволги поют.
Речка маленькая Шача,
Как ты уцелела тут?

Что-то тихо шепчут губы,
И невнятно молвит лес.
Вдалеке чернеют трубы
Костромской могучей ГРЭС.

Волга рядом, теплоходы
И гудок вдали ревет.
Катит воду тихим ходом
Шача тихая, поёт.

Чуть от радости не плача,
Я шепчу ей: «Нe спеши,
Речка маленькая Шача, —
Ты для сердца и души».

Отпылало лето и отчалило
И лабаз зарос уже травой,
Встала снова осень над Очаковом:
Знамя жёлтое над головой.

Чайки сорвались с причала стылого
Мечутся над серою волной,
И пейзажа белого унылого
Люди ждут пред белою стеной.

Остывают пляжи разношёрстные,
Входит в русло снова старый быт,
И телега четырёхколёсная
По просёлку жалобно скрипит.

Когда болит душа в тоске,
И ноет, как сквозная рана,
Пишите знаки на песке
У Березанского лимана.
Советую от сердца вам,
Испробовал я это сам.

Душа возьмёт да вдруг отпустит
И успокоится в тиши.
В занятьи этом нету грусти,
Песок все стерпит, ты пиши.
Когда душа в сплошной тоске,
Пишите знаки на песке.

И вот постепенно, но смело
Вступает в накатанный круг
И живопись женского тела,
И детского голоса звук.

От тусклой заботы вчерашней
В душе не отыщешь следа.
И всё тебе в жизни не страшно,
Все беды твои — ерунда.

И все достижимы пределы,
И всё понимается вдруг;
Есть живопись женского тела
И детского голоса звук.

Хорошо, что вы уже не спите,
Хорошо, что скрипнула кровать.
Расцветает солнышко в зените —
Всё-таки пора уже вставать.

Верно, далеко уже не рано,
На полу улёгся луч кривой.
День наполнил синие стаканы
Солнечною влагой огневой.

Полон день задора и отваги,
Серебрится лёгкая вода.
Это чувство никакой бумаге
Ни за что вовек не передать.

Встаньте, всё потрогайте руками,
Уловите зыбких листьев тень.
И тогда вы убедитесь сами
Как прекрасен августовский день.

Прибрежная волна, отвесные обрывы
Вечернею зарёй озарены.
И плугом перепаханные нивы
Стоят в объятьях зыбкой тишины.

И птицы возле пахоты уселись,
И рокот дальний слышится вдали.
И на воде справляют новоселье
Облитые закатом корабли.

А в их иллюминаторах искрится
Луч золотой, и медью бьёт в глаза.
И вот дрожит, готовая пролиться,
Ветрами опалённая слеза.

Вода стоит огромная привольно,
И, голову в зарю оборотив,
Стою на берегу я богомольно,
Гляжу на стекленеющий залив.

В глаза мне веет предзакатный холод,
И цинковая светится вода.
Мне кажется, что я, как прежде, молод,
И вот таким останусь навсегда.

Во двор я выйду утром рано,
И окажусь на том пиру
Омытой свежестью поляны,
Что вся скукожится в жару.

Уже к концу идёт столетье,
Сжимая твёрдо кулаки.
За ночь взошедшие соцветья
Ещё не метили враги.

И зноя ржавое несчастье
Ещё не тронуло траву,
И чернопыльное ненастье
Ещё не взмыло наяву.

Ещё во всём видна основа
Поляны радостно-живой.
Ещё не осквернённым слово
Владеет ясной головой.

Отпылали, отгорели
Дни, по лету проходя,
И в сентябрьской колыбели —
Дух осеннего дождя.

Верный знак осенней стыни —
Резкий ветер площадей.
Одинокий след пустыни,
Одинокий вид людей.

По кострам, по листьям ржавым
Отбомбился крупный град.
Хмурых облаков оравы
В нашу сторону летят.

Впереди — дожди, морозы
И метельные снега.
Невесёлые прогнозы:
Печка, лавка, кочерга.

Посмотришь на восток или на запад —
Погоды утешительной не жди.
И стужа так нагрянула внезапно,
И пролились холодные дожди.
И снова под свинцовым небом древним —
Свинцовая остывшая река.
Растерзанные голые деревья,
Растерзанные ветром облака.

Но вдруг среди промозглости и дрожи
Ударит луч в остывшее стекло.
Он кажется теплее и дороже,
Чем летнее роскошное тепло.
Как будто из неведомого края
Он прилетел, чтоб так сиять в окне.
И зайчики прощальные играют,
Прощально отражаясь на стене.

Нет, не надо сюда возвращаться
Никогда, никогда, никогда.
Невозможно повторное счастье,
Неповторно, как эта вода,
Что сверкает на склоне ущелья,
И как солнце над этой водой.
Неповторны печаль и веселье,
Эти очи и смех молодой.

Травы утром начнут распрямляться:
От вчерашнего дня —
Ни следа.
Нет, не надо сюда возвращаться
Никогда…

Тайга моя — моя сестра,
Как долго я к тебе стремился!
И вот уж в поиски пустился
Дров для прощального костра,
Костра — не чтоб уху варить,
Костра — не чтобы рыбу жарить,
А чтоб огнём по тьме ударить,
А чтоб душою воспарить.

Как легкокрылы и быстры
И как мгновенны искры эти!
О бескорыстные костры
На белом кратком, сладком свете!

Вы бескорыстны, как слова
Тех птиц, что на рассвете пели.

…Прощального костра дрова
Как беспощадно вы сгорели!

Краткий миг январского заката —
Серебрятся синие снега.
На сугробах твёрдых и покатых
Отдыхает белая пурга.

Воспалённо вспыхивают окна,
Тёплый дым восходит над трубой,
И тяжёлых серых туч волокна
Заслоняют небосвод собой.

Ни собаки не видать, ни птицы
На вечерней улице села.
Только от порога до криницы
Узенькая тропка пролегла.

Ну что за хитрая уловка?
Её расшифровать пора:
Живу в деревне Осетровка —
Ни одного в ней осетра.

По чьей-то изуверской воле —
По чьей, и нечего гадать —
Живу почти на хлебном поле,
А хлеба что-то не видать.

Я изведу своё здоровье,
Не успокоиться, пока
Среди сплошных голов коровьих
Не допроситься молока.

Собаки бродят полукровки,
Комбайн вдалеке стучит.
И только ночью Осетровка
В подушку горестно молчит.

Что мне горькая сладость успеха
И раскатистый смех за стеной?
Отличу от печального смеха
Громкий ропот печали смешной.

Этот смех… Он скорей — для забвенья,
Этот смех… Он скорей — для игры.
Словно бухают в воду каменья,
Раскатившись с высокой горы.

Снова хохот — и снова, и снова,
Он уже водопадом гремит.
Так смеяться лишь с горя большого
Можно, чтоб не заплакать навзрыд.