Ангелина Северова - Басни, стихотворения

То не концерт гремит на солнечной опушке.
И не спектакль меж сосен вековых.
Собрали нынче жителей лесных,  
Чтоб все, кто есть в том царствии зверушки,
Могли свободно бы задать царю,
Благонамеренному Льву-государю,
Любой вопрос. По делу иль от любопытства.
Но, дабы избежать излишнего ехидства,
Вокруг Царя собрали свиту из волков.
Чтоб прочие ввиду оскаленных клыков
Вопросы, лишь семь раз подумав, задавали.
И зря владыку-Льва не волновали.
Переминаются зверушки, ждут, галдят.
Все поглядеть на Льва хотят:
Не часто встретишься с Царем 
                                              вот так, нос к носу…
Звучат негромко осторожные вопросы.
Все дружно хлопают ответам Льва,
Лишь слово вымолвит едва.
Столкнулись между тем в собранье пестром
Русак и лис, что враждовали остро.
Лукавый лис и вопрошает русака:
     «Чай, рады нынче вы, лесная мелюзга,
Что вас, презренных, допустили зреть владыку?
Гораздо лучше бы от мала до велика
Собрать всех хищников. У нас бы он спросил
Про наши муки и надежды.
А на простых зверей не тратил сил.
Что толку слушать вас, когда вы все невежды!»
     «Любезный Лис, – тут заяц отвечал, —
Виднее видного в речах твоих обидных
Что о собранье нынешнем ты судишь сгоряча.
Так неужель тебе нисколечко не стыдно
Невеждой звать того, кто послабей?
Ведь даже самый мелкий воробей
Способен дать идею ценную, 
                                       хоть не имеет званья.
Но кабы с мыслью той 
                                сегодня провести собранье…
Куда там, страшно зверю задавать вопрос,
Где волки го́лодны всерьез!»
     «Чего же хочешь ты, бессовестный русак?»
     «Сперва, чтоб на местах пресечь бардак,
Пусть учредили б наши власти
Собранья многие. 
                          И не под страхом волчьей пасти!
Чтоб каждый полномочьем наделенный плут,
Что властвует над кочкой иль пригорком,
Оставил бы на время потайную норку
И вылез на звериный спрос и суд.
Тогда б и зазвучать всеобщей воле!
Тогда б и власть честнее стала поневоле!
Подобно этому и покрупней царек,
Что восседает словно Бог
Над целым округом, над целым регионом,
Предстать бы должен пред собранием законным
И отвечать на нужды всех зверей…»
   «Ах ты, бунтарь, да замолчи скорей! —
Прервал его наш лис нетерпеливый. —
Когда бы день тот несчастливый
Настал, и весь звериный сброд
Заговорил бы напрямую с властью
Со всей неистовой народной страстью —
Не справедливость, а наоборот 
Мы получили б шум и беспорядок
И много новых неурядок: 
На части б разодрали лес родной.
И было бы тому виной
Простых зверей воленье, глупых и кондовых,
К открытым преньям с властью 
                                              вовсе не готовых!»
     «Твои напыщенные речи, мой сосед,
Страх выдают и ненависть к простому роду.
Ты прячешь лисью скверную природу
За внешней добродетелью. И только вред
Ты видишь в гласности всеобщей и законной,
Поскольку хищникам в ней проку нет!
Как нет и в справедливости исконной!»

Чтоб демократии лесной установиться
Пусть иерархия отчетности властей
В лесу отныне воцарится.
Да так, чтоб звери всех сословий и мастей
Могли бы с властью обсуждать дела свободно.
Причем открыто, регулярно, всенародно.
Пред населением ответят пусть сперва
Все власти местные. Да после – окружные.
А завершит отчет пусть царствия всего глава.
Тогда и жители лесные
На каждом уровне за властью проследят:
На общем, и особенном, и частном.
Да меру гласности тем самым утвердят
В укладе общества, разумном и согласном.

Пусть где-то полыхают войны,
Покуда мир у нас, живем спокойно,
И не хотим соседям помогать.
Но соразмерность и в политике полезно знать. 
Вниманье в меру уделяя внутренним заботам,
Не дать и внешним силам подойти к воротам.

Попробуем о том мы в басне рассказать:

Лес одолел пожар могучий.
Огонь, бушуя, наступал волной.
И, затмевая свет дневной,
Вверх поднимались гари тучи.
И то уютное село,
Что к кромке леса примыкало
И не заботилось о безопасности нимало,
Проход огню свирепому дало.
Горели крайние дома сперва.
Пустели стойла и хлева.
Поврозь бежали жители в испуге,
Едва ли вспоминая друг о друге.
Кой-кто, оставшись, помощи искал…
Огонь безжалостный не утихал.
Домами лакомился как стогами

И пробирался дальше быстрыми шагами.
Меж тем на дальней стороне села,
Где жизнь привычно и размерено текла,
Хозяева не чуяли угара
И не готовились к прибытию пожара.
Один лишь опытный Хозяин не зевал.
Соседям дальним сопереживал:
Там ров копал он, надрывая спину,
Тут помогал спасать скотину,
И погорельцам предлагал ночлег,
И воду, и припасы не берег.
Весь день старался он, что было силы.
От тягостных работ напухли жилы.
И, хоть труды не пропадали зря,
Но недовольна тем была его семья —
Хозяйка, что ни день, ругалась.
За труд бессмысленный отца корили сыновья.
И атмосфера в доме сильно накалялась.
Вот наконец рассерженные домочадцы
Держать задумали совет.
(О нем теперь поведаю вам вкратце.)
Хозяйка сетовала: 
                               «Сколько бед!
Какое разоренье дому
От щедрости Хозяина-глупца!
Да лучше бы я вышла за скупца,
Чем позволять благодеятелю такому
Совать свой нос во внешние дела,
Когда в родном хозяйстве беспорядок
И рук рабочих недостаток!
И то что чей-то дом сгорел до тла,
Не нам от этого забота!
Своя найдется завсегда работа!»
     «То правда, – вторили ей сыновья, —
И мало ли, где в мире беды?
Так лучше ни о чем не ведать.
Работать честно на себя.
Ведь нам пожар ни капельки не угрожает.
И, если где-то полыхает,
Так пусть виновник сам страдает!»
Хозяин слушал молча эти речи
И наконец такое слово произнес: 
     «Огонь вас не страшит, но ведь не вечер.
Еще немало принесет он слез.
Горят соседи – наш покой не вечен. 
Не протяни руки я никому,
Волна пожара всё смела давно бы.
И жадность огненной утробы
Однажды приведет к тому,
Что вспыхнет пламя и в родном дому».

Подобно той разгневанной семье
Порой о дальних войнах люди рассуждают:
Когда пожар бушует лишь вовне,
Покой страны не осаждает,
Корят правителя, что, не жалея сил,
Всем помогает, будто о стране забыл.
Но благо и покой страны во власти
Бушующих огней. И внешние напасти,
Чуть меру упусти, и к нам придут волной,
Как непотушенный пожар лесной.

Отец, предчувствуя последний час,
Двух сыновей призвал и молвил им с мольбою:
  «Сыны мои! я верю, каждому из вас
Удастся подтвердить своею будущей судьбою,
Что имя доброе он носит неспроста.
И неспроста рожден отцом благочестивым.
Что совесть, искренность и доброта
Корысти грешной не уступят никогда.
И зло не завладеет сердцем справедливым.

На том простившись с ними, праведник почил.
А сыновья, поплакав, обещали к сроку
Завет тот выполнить. И каждый сам решил,
Какую в будущем избрать себе дорогу.
Сын старший странствовать ушел, покинув дом.
Не занимаясь никаким трудом,
Но, по-монашески всегда одетый строго,
Себя мнил праведным и суесловил много.
К прохожим людям приставал,
Навязывал им веру в Бога,
Молиться истово наказ давал.
Сын младший, старшему ничуть не подражая,
В деревне жить остался и, мужая,

Гончарному учился мастерству.
С утра до ночи, преклонив главу,
Лепил и обжигал. А новую посуду,
Горшки да миски, ковшики и блюда,
Почти задаром людям продавал.
Любил свой труд, в беде не унывал.
За то его и почитали все в округе.
А, так как не имел он деток и супруги,
К себе приваживал частенько детвору.
И, с ними заводя веселую игру,
Фигурки глиняные делал на досуге.
В труде и Бога он не забывал: 
Молился в меру, и других не призывал
Усердствовать в молитвах до натуги.
И вот судьба дала на склоне дней
Двум нашим братьям встречу. 
                                         Скажем здесь о ней:
Брат старший, странствуя, 
                                 пришел к родным пенатам
И, в дом войдя, вновь увидал меньшого брата.
Они как прежде обнялись.
Про жизнь рассказывать друг другу принялись.
И старший говорил тщеславно:
«Я прожил жизнь свою исправно.
Молился много каждый день.
И было мне других 
                            к молитве призывать не лень.
Скажи, как ты в безверии прожил мой брат?
Не стыдно ли, что пред отцом ты виноват?»

    «Да, правда, я могу сказать немного.
Лишь то, что послужил трудом я Богу.
Ни славы, ни богатства не стяжал,
Любил людей и труд свой обожал.
Да и теперь на много миль отсюда
Во всех домах живет моя посуда.
Игрушкам радуется детвора.
И пусть не вспомнят имя гончара!
Я делу послужил на радость людям.
За то и мне, дай Бог, благословенье будет.
Услышав братнее простое слово,
Себя в душе «монах» наш обвинил,
Что суесловью отдал он душевный пыл.
И перед младшим тут колена преклонил,
Да чтил его отныне как святого.

Служенью Богу мера подобает.
Уйдя в монашество, отрекшись от тревог
Сложней постигнуть, что такое Бог.
Но в добролюбии кто людям помогает
Трудом полезным – служит и в миру,
Покуда жизнь дает добру.

А тот, кто сам не веря в бога толком,
Всё молится весь день и только,
Безверье ставя прочим лишь на вид —
Пусть имя доброе не заслужи́т!