Игорь Северянин - Том 4. Классические розы
Двинск
1927
Байкал
Я с детства мечтал о Байкале,
И вот — я увидел Байкал.
Мы плыли, и гребни мелькали,
И кедры смотрели со скал.
Я множество разных историй
И песен тогда вспоминал
Про это озерное море,
Про этот священный Байкал.
От пристани к пристани плыли.
Был вечер. Был холод. Был май.
Был поезд, — и мы укатили
В том поезде в синий Китай.
Как часто душа иссякала
В желанье вернуться опять
Я так и не знаю Байкала:
Увидеть — не значит узнать.
1929
Всадница
От утра до вечера по тропинкам бегая,
Почву перерезавшим всхлипчато и шатко,
Утомилась, взмылилась маленькая пегая,
Под красивой всадницей шустрая лошадка.
Ноги добросовестно много верст оттопали.
Есть — не елось, выпить же — приходилось выпить.
Земляникой пахнули листики на тополе, —
Значит, преждевременно было пахнуть липе…
Птицы в гнездах ласковых накопляли яйца.
В поволоке воздуха возникали страсти.
Всадница настроилась: вот сейчас появится
Никогда не встреченный, кто ей скажет: «Здравствуй».
Поворотов столько же, сколько в рыбном озере
Вдумчивых, медлительных окуней, — а нет ведь
Тайного, безвестного, кто свежее озими,
Кто вот-вот появится, пораздвинув ветви…
Toila
193О
Мария
…Туманная грусть озарилась
Серебристою рифмой Марии…
В. БрюсовСеребристое имя Марии
Окариной звучит под горой…
Серебристое имя Марии,
Как жемчужин летающих рой…
Серебристое имя Марии
Говорит о Христе, о кресте…
Серебристое имя Марии
О благой говорит красоте…
Серебристое имя Марии
Мне бессмертной звездою горит…
Серебристое имя Марии
Мой висок сединой серебрит…
1923
Барельеф
Есть в Юрьеве, на Яковлевской, горка,
Которая, когда я встану вниз
И вверх взгляну, притом не очень зорко,
Слегка напоминает мне Тифлис.
И тотчас же я вижу: мрамор бани,
Зурну, винто, духанов чад и брань
И старую княгиню Орбельяни,
Сидящую на солнышке у бань…
Озеро Uljaste
1923
Возникновение поэта
Оттого ль, что осенняя возникла рана
В прожилках падающего листа,
Девушка чувствовала себя так странно,
Как будто матерью готовилась стать.
Оттого ли, что думала она из Фета
И в неосязаемое ее влекло,
Девушка чувствовала себя поэтом
От кончиков пальцев до корней волос.
Двинск
1927
Дым льда
Под ветром лед ручья дымится,
Несутся дымы по полям.
Запорошенная девица
Дает разгон своим конькам.
Она несется по извивам
Дымящегося хрусталя,
То припадая к белым гривам,
То в легком танце воскрыля.
На белом белая белеет —
Вся вихрь, вся воздух, вся полет.
А лед все тлеет, тлеет, тлеет, —
Как будто вспыхнет этот лед!
1923
Любовь — беспричинность
Любовь — беспричинность. Бессмысленность даже, пожалуй.
Любить ли за что-нибудь? Любится — вот и люблю.
Любовь уподоблена тройке, взбешенной и шалой,
Стремящей меня к отплывающему кораблю.
Куда? Ах, неважно… Мне нравятся рейсы без цели.
Цветенье магнолий… Блуждающий, может быть, лед…
Лети, моя тройка, летучей дорогой метели
Туда, где корабль свой волнистый готовит полет!
Топчи, моя тройка, анализ, рассудочность, чинность!
Дымись кружевным, пенно-пламенным белым огнем!
Зачем? Беззачемно! Мне сердце пьянит беспричинность!
Корабль отплывает куда-то. Я буду на нем!
1919
Флакон иссякший
Среди опустевших флаконов,
Под пылью чуланного тлена,
Нашел я флакон Аткинсона,
В котором когда-то Вервэна…
Чья нежная белая шея
Лимонами благоухала?
Чья ручка, моряною вея,
Платочным батистом махала?
Духи, мои светлые духи,
Иссякшие в скудной дороге!
Флаконы мучительно сухи,
А средства наполнить — убоги…
Но память! Она осиянна
Струей упоительно близкой
Любимых духов Мопассана,
Духов Генриетты Английской…
1926
Слово безбрежное
Не надо наименованья
Тому, что названо давно…
Но лишь весеннее дыханье
Ворвется — властное — в окно,
Чей дух избегнет ликованья?
Чье сердце не упоено?
Весна! Ты выращена словом,
Которому душа тесна,
Зеленым, голубым, лиловым
Повсюду отображена.
Ты делаешь меня готовым
На невозможное, весна!
1927
Виноград
В моей стране — столица Виноград,
Опутанная в терпком винограде.
Люблю смотреть на ягоды, в усладе
Сомлевшие, как полуталый град…
Разнообразен красочный наряд:
Лиловые, в вишневых тонах сзади,
И черные жемчужины, к ограде
Прильнувшие в кистях, за рядом ряд.
Над горными кудрявыми лесами,
Поработив счастливые места,
Две королевы — Страсть и Красота —
Воздвигли трон и развернули знамя.
Там девы с виноградными глазами
Подносят виноградные уста.
Valaste
1925
Привет за океан
М.К. Айзенштадту
Сегодня я грущу. Звучит минорнее
Обыкновенно радостная речка:
Вчера я получил из Калифорнии
Письмо от маленького человечка…
Он пишет: «Отзовитесь, если помните
Известного по Риге Вам собрата…»
Как позабыть, кто мог так мило скромничать,
Его, мечтательного Айзенштадта?
Со вздохом вспомнив остренькое личико,
Умение держаться деликатно,
Восторженность наивную язычника,
Я говорю: «Мне вспомнить Вас приятно.
Вам, птенчик мой взъерошенный и серенький,
Хочу всего, чего достичь Вы в силе,
Чтоб в механической, сухой Америке
Вы трепетной души не угасили…»
1925
Песенка о настоящем
Веселую жизнь проводящим,
Живущим одним Настоящим,
Я песенку эту пою…
Не думайте вовсе о завтра, —
Живите, как песенки автор,
Сжигающий душу свою…
На свалку политику выбрось
И, ружья любого калибра
Сломав, всем объятья раскрой,
Так думай, так действуй, так чувствуй,
Чтоб сердце изведало усталь
От силы желаний порой!
Подумай, ведь только полвека
Отпущено на человека,
Вся жизнь твоя — лет пятьдесят…
Заботами краткой не порти,
Живи, как проказливый чертик:
Хвосты у чертей не висят!..
Так что же ты нос свой повесил?
Будь смел, будь находчив, будь весел,
Бездумен, как ангел в раю…
Веселую жизнь проводящим,
Живущим одним Настоящим
Я песенку эту пою!
17 октября 1980
Toila
Сколько раз!
Сколько раз бывало: — Эта! Эта!
Не иная. Вот она, мечта!
Но восторг весны сменяло лето,
И оказывалось — нет, не та…
Я не понимаю — в чем тут дело,
Только больно каждому из нас.
Ласково в глаза мои глядела,
Я любил ее мерцанье глаз…
Пусть недолго — все-таки родными
Были мы и счастье берегли,
И обычное любимой имя
Было лучшим именем земли!
А потом подруга уходила, —
Не уйти подруга не могла.
Фимиам навеяло кадило,
Струйки свеяла сырая мгла…
И глаза совсем иного цвета
Заменяли прежние глаза,
И опять казалось: Эта! эта!
В новой женщине все было — за!
И опять цветы благоухали,
И другое имя в этот раз
Золотом сверкало на эмали,
Вознесенное в иконостас!
Toila