Луиш де Камоэнс - Лузиады

Ты, кроткая Инеш, в полях блуждала,
Близ вод Мондегу думам предаваясь,
И своего кумира вспоминала,
В несбыточных мечтаньях забываясь.
Обман души Судьба не прерывала,
И, тщетно слезы побороть пытаясь,
К холмам и травам взор ты обращала
И имя им заветное шептала.

А принц, с тобой в разлуке пребывая,
К тебе душой бестрепетной стремился,
Твой чудный взор всечасно представляя,
О вашем счастье вечно он молился.
А ночью, к изголовью приникая,
Во сне узреть любимую он тщился.
Твой лик был для влюбленного отрадой,
Святыней и единственной усладой.

Придворные невест ему искали,
Принцессы домогались с ним союза,
Но он отверг с досадой и презреньем
Все разговоры о сердечных узах.
Наследника младого поведенье
Пришлось отцу крутому не по вкусу,
И под влияньем злобных наговоров
Он сына покарать задумал вскоре.

Чтоб принца разлучить с Инеш навечно,
Ее он с жизнью разлучить решился.
Огонь любви властитель бессердечный
Потоком крови погасить стремился.
Как допустил отец бесчеловечный,
Что меч его булатный обагрился
Не черной кровью злобных сарацинов,
А кровью дамы, юной и безвинной?

Когда Инеш несчастную втащили
В покои короля, такую жалость
Ему рыданья женщины внушили,
Что сердце короля от горя сжалось,
Но вновь его клевреты обступили,
Уже бряцанье стали раздавалось,
И уступил с угрюмостью покорной
Могучий властелин своим придворным.

Инеш, то к небу очи устремляя,
Молитву сокровенную твердила,
То милость Бога к детям призывая,
На них печальный взор переводила.
Сиротства нежных крошек не желая,
Она, собрав оставшиеся силы,
Замолвить слово за детей решила
И так в слезах их деду говорила:

"Коль даже звери, хищные и злые,
К невинным детям жалость проявляют
И птицы неразумные лесные
Беспомощным младенцам помогают,
О чем преданья предков вековые
Потомкам в назиданье возвещают,
Увековечив римскую волчицу
И голубей питомицу - царицу,

Так ты, который всем своим обличьем
Мне человека все ж напоминаешь
(Хотя, презрев законы и приличья,
Ты женщину безвинную караешь
И, предаваясь злобе безграничной,
Ей гибелью жестокой угрожаешь),
Имей к несчастным детям снисхожденье,
Спаси их от терзаний и мучений.

Умел ты сеять смерть в огне сражений,
Немало мавров истребил ужасных,
Сумей дарить и жизнь, пошли спасенье
Созданьям чистым, юным и прекрасным.
На мне одной яви всю тяжесть мщенья,
Меня сошли к брегам чужим и страшным,
В степях я скифских умереть готова
И в Ливии песках влачить оковы.

Средь львов свирепых, тигров разъяренных
Найду я состраданье и покой,
В которых здесь, в Коимбре просвещенной,
Отказано мне было злой судьбой.
Взгляни на бедных крошек благосклонно,
Не разлучай детей моих со мной.
Они мне будут лучшим утешеньем
Во всех моих невзгодах и лишеньях".

Король, ее растроганный слезами,
Хотел несчастной даровать прощенье,
Но свита с обнаженными мечами
К ней подступила в яром озлобленье
(Предрешено, как видно, небесами
Инеш безвинной было убиенье).
И лиходеи силой похвалялись,
Когда на битву с дамой собирались!

Не так ли Пирр, свирепый, возбужденный,
Презрев Гекубы слезы и моленья,
Предстал пред Поликсеной обреченной,
Чтоб тень Ахилла успокоить мщеньем?
А дева, меч увидев вознесенный,
Приблизилась к убийце со смиреньем
И, к матери взор обратив прощальный,
Пошла, как нежный агнец, на закланье.

Вершители лихого приговора
Пронзили алебастровую шею.
Краса померкла трепетного взора,
Что юный принц боготворил, лелея.
Не ведая в душе своей укора,
Красу Инеш несчастной не жалея,
Убийцы ей ланиты осквернили
И кровью белизну их обагрили.

О солнце! Как в день мерзкого деянья,
Когда за страшной трапезой Атрея
Плоть сыновей вкусил без содроганья
Фиест по воле брата-лиходея,
Ты спряталось, так в горький день страданья
Могла б ты скрыться, в страхе цепенея,
Заслышав, как красавица рыдала
И к Педру крик предсмертный обращала.

Вот так в венке ромашка увядает,
Свой горький жребий тщетно проклиная,
И нежный цвет до времени теряет,
В руках девичьих быстро засыхая.
И жизнь цветок пробивший оставляет.
Так и Инеш, от ран изнемогая,
Красы своей божественной лишилась
И с сладостною жизнию простилась.

И долго слезы горькие роняли
Мондегу нимфы над ее могилой
И в честь ее печальный гимн слагали,
Стеная, лик оплакивали милый.
И боги из прозрачных слез создали
Источник, и с таинственною силой
Он бег свой и поныне продолжает
И о любви Инеш напоминает.

А вскоре Педру править стал страною,
И гнев его настиг убийц жестоких,
Хотя, грозу почуяв над собою,
Они в Кастилье спрятались далекой.
Их сразу выдал Педру с головою
Ее король, блюститель чести строгий.
(Меж королями соблюдалось свято
То правило, что Август ввел когда-то.)

Карал дон Педру яро, беспощадно
Обманщиков, убийц и лиходеев,
Разбойников казнил он кровожадных,
Позору подвергал прелюбодеев.
И города очистил он изрядно
От татей, лихоимцев, прохиндеев,
Казнил он их, нимало не жалея,
В чем превзошел Алкида и Тезея.

От Педру Справедливого родился
Фернанду, отпрыск вялый и безвольный.
(На нем каприз природы проявился,
В стране создав немало недовольных.)
Кастилец в земли Луза устремился,
Начало положив войне крамольной.
Когда безвольный царь страной владеет,
Любой народ слабеет и хиреет.

Немало бед отчизна испытала
По милости такого властелина.
Длань божия за грех его карала,
И Леонор была тому причиной.
Небесный гнев блудница возбуждала,
Страну ввергая в тяжких войн пучину.
Страсть низкая и мудрых ослепляет
И даже сильных духом унижает.

Ведь от греховной страсти претерпели
Немало бед и горестных страданий
Троянцы, что Еленой завладели,
Тарквиний, жертва собственных желаний,
Потомки Веньямина, что посмели
Предать жену чужую поруганью,
Святой Давид, и Аппий развращенный,
И царь Египта, Саррою прельщенный.

Герои прежних лет, презрев сраженья,
В любовной неге сладость находили,
И как Геракл Омфале, в упоенье
Прекрасным дамам ревностно служили,
И как Антоний, ради угожденья
Своим любимым, головы сложили,
И, словно Ганнибал, в объятьях девы
Могли забыть и ратных труб напевы.

Да как и устоять, скажите честно,
Когда Амура сети роковые
Скрываются за обликом прелестным
И прячутся за кудри золотые
И смертному простому неизвестно,
Где ждут его тенета вековые,
Которые так сердце вмиг сжимают,
Что в огнь его горючий обращают?

И тот, кто испытал любви волненье,
Кто тосковал по ласковому взгляду,
Лик ангельский приветствовал в смятенье
И видел в нем всех дней своих отраду,
Тот извинит Фернанду преступленья,
Не обречет его на муки ада.
Но кто еще не ведал мук любовных,
Сочтет его во всех грехах виновным.