Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1

Трубу к устам твоим,
Забывшим крики.
Закрыты небом огневым
Иные лики.

Земля зажглась. Опять
Рука подъята.
Узнай меня, как мог узнать
В огне заката.

В твоем щите горит
Зеленый камень.
Зажег от века мой зенит
Такой же пламень.

Трубу к устам твоим,
Узнавшим крики.
Дари сияньем огневым
Сердца и лики!

И рвал и метал, и болел и томился:
Сойди, низойди, ороситель полей!
Пустой наготы небосвод не стыдился,
И канул в небывшее ливень-елей.

Сгорело мольбою лицо истомленное.
Наутро закапана розами гладь.
И поле дымится, туманом смущенное:
Росой заревою сошла благодать.

Я в злой тиши похоронён
Пустынных стен.
Забыт, заклепан, полонен
В могильный плен.

И под окном внизу, внизу
Помчит река
За каждый миг мою слезу
Из высокá, —

Из высокá моей тюрьмы
К пустым лугам,
Где, ты и я, бродили мы
По берегам.

Где, зацветая, в глухоте
Завянул цвет,
Звеня всполохнутой мечте:
«Нет, нет и нет!»

Иду к земле в ночное лоно,
В густую влагу темных кущ,
Где все родимо и зелено,
Где первоцвет мой был цветущ.

А ты, шептавший у порога,
Замкнись в рыжеволосый плащ.
Да сбудется твоя тревога:
Не для тебя мой лик горящ.

В тиши безлунной приникая
К жизнегубительным ключам,
Волшбу рудую созидая,
Над пеплом жертв поникни сам.

И о тебе я вспомню в неге
Моей владычицы земли,
Когда в стремительном набеге
Воскликну девушке: «Внемли!»

В зеленях у ключа я ее повстречал —
Из ограды твоей за водою ходил, —
Ветер белый рукав высоко развевал,
Крепкий локоть я прежде лица полюбил.

Ты кричал с высоты, а меня не видал.
За ветвями в листве я глаза разглядел,
Щедрый дождь молодые поля орошал.
Ты кричал — твоим нивам засуха удел.

Я колосьями косы густые убрал.
Отдыхая, стыдилась подруга моя.
В зеленях у ключа я ее повстречал —
За водой ключевою ходил для тебя.

Мой стан стареет с каждым днем,
И кожа тонкая грубеет,
Не опалюсь твоим огнем,
Пусть так темнеет, вянет, тлеет.

Не оглянусь на волшебство
Твоих костров, во тьме летящих,
Да не зардеет торжество
В глазах, драконышах шипящих.

И, слепоте дарясь, пройду
Поля, разостланные пестро,
И в топь глухую забреду,
Чтоб злую волю ранить остро.

Плети и тки цветы цветны —
Не от меня они завянут:
Уйду в пустыню от весны,
Пускай пески меня затянут.

Из темницы слышу звуки
Волновавшей, зажигавшей
Звонкой музыки, с разлуки
Не звучавшей, не ласкавшей.

Ах, не ты ли, созидавший
Кирпичи моей темницы,
Стал рукою, разломавшей
Клетку горной, пленной птицы?

Все сознанья, плоти, крови
Стало милою рукою,
Чтоб темницею любови
Не содеять горе злое?

Не твоя ли тьма, напевно
Загораясь, возрокочет
И не свет ли, свет твой гневно
Нежеланного восхочет —

Если птица вознесется,
К долу влажному приникнет,
В недра темные вопьется,
В утолении изникнет?

Опять, нежданностью смущенный,
Увидел я твое лицо,
Все то же детское лицо,
Все тот же облик изумленный,
И милых глаз простую синеву,
И этот рот,
Наивный рот,
Что целовал меня так странно.
Нежданно
Опять мне крикнуло: «Зову!»
Лицо природы первозданной,
Давно увиденное мною,
В лесу, над полем, за рекою,
Когда я фавном молодым
Носил дриад в пустые гнезда
И водяницам голубым
Бросал серебряные звезды.

Ты отдалась мне, как ребенок,
И было все, как у детей:
И поцелуй кристально звонок,
И тело рук не горячей.

Но счастье сразу не открылось,
И в муках таинство сошло.
И, колыхаясь, наклонилось
Любви истертое крыло.

Закат, закат
Зажег набат
На небе сизом.
И тучи в ряд
Летят, летят,
Чернея, низом.
Кладбище суровое,
Темно-багровое.
Из могил деревья —
Черные деревья —
Поддерживают тучи.
Опираются тучи.

Четыре церкви темные
Закончили вечерни.
Закутанные, скромные,
Стоят во мгле вечерней.
От них идут дорожками,
Аллейками могилки,
И гнездами-сторожками
Чернеют ветки-вилки.

Синева твоих глаз потемнела,
Ты по кладбищу ходишь несмело.
И на камне высоком и мшистом
О нечистеньком шепчешь, нечистом.
Но я рот твой целую упругий,
И бровей подымаются дуги.
Ветер сумерки сизые плещет.
По-весеннему сердце трепещет.

Все сменилось, все упало.
Мне опять вселенной мало.
Этот круг — немая млечность.
Что за ним — уже не вечность.

Не пространство. Что же, что же?
Не твое ли, Хаос, ложе?
С кем лежишь ты, неутомный
Светоотче, в дали темной?

Не ты ли мир заколдовал,
Опять сковал, отъединил?
И только ал закатный вал,
И только мил вечерний пыл?

И в каждом древе только ствол,
Листва, кора — игра твоя,
Рудой колдун, вершитель зол,
Владыка злого бытия!

Смотри, смотри: вон Змей летит,
И шип и свист, и вянет лист.
Огонь-закат, свят, свят, горит,
Лучист и благ, и наг и чист.

Зажглось крыло, слилось с другим.
И выше ввысь. О, мир, зажгись!
Весь мир зажечь! Одним, одним
Огнем зажечь и дол и высь!

Беспредельна даль поляны.
Реет, веет стяг румяный,
Дионисом осиянный.

И взывает древле-дико
Яркость солнечного лика,
Ярость пламенного крика:

В хороводы, в хороводы,
О, соборуйтесь, народы,
Звезды, звери, горы, воды!

Вздымем голос хороводный
И осеем свод бесплодный
Цветом радости народной.

Древний хаос потревожим,
Космос скованный низложим, —
Мы ведь можем, можем, можем!

Только пламенней желанья,
Только ярче ликованья, —
Расколдуем мирозданье!

И предвечности далекой
Завопит огонь безокой
Над толпою тайноокой,

И заплещет хаос пенный,
Возвращенный и бессменный,
Вырываясь из вселенной.