Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1

Я захотел — и мир сияет:
Планеты, солнце и земля.
Но день седьмой пустой зияет, —
Так воля волила моя.

Послушен воле исполнитель:
Он до предела сотворял,
Чтобы потомок-отомститель
Оков отцовых не сорвал;

Чтоб, изнывая в заточенье
И задыхаясь в красоте,
Свои творил бы сотворенья
На пресыщенье пустоте.

Я неподвижность не нарушу
И с высоты не снизойду,
Храня незыблемую душу
В моем невиданном аду.

Мелькнут века. Озера станут,
Где воздымалися хребты.
Погаснет солнце — не престанут
Служить мне ангелы мечты.

И заменю миры иными,
И снова им небытие,
Зане над долами земными
Пребудет царствие мое.

И в день седьмой почил навек.
А мир себе довлеет.
А в темных кущах человек
Потомство сеет.

И крохи чувств, сознаний, дел
Сплетаются в громады.
Всему готов один удел,
И нет пощады.

Упало семя — будет плод.
Закат сменен восходом.
Родился сын — рожден народ.
Миг спеет годом.

Куда течет, куда стремит
С шестого дня отплытий,
В какое море нас вомчит
Река событий?

Небытия иль бытия —
Ты всё неправ, почивший.
Да изнеможет мощь твоя,
Из тьмы творивший!

И если скудость воззовет,
Взалкав, миры иные,
Пусть тьма уродством изойдет
В просторы злые.

Без звуков, светов и цветов
Отцу да будет чадо:
Горелых кубов и шаров
Шальное стадо.

Лоном ночи успокоен,
Ты с утра ушел в дозор —
И младенчески спокоен
Ясновидящий твой взор.

Все ли травы оросились,
Все ли кущи на заре
Птичьим пеньем заискрились
В звонкогласом серебре;

Все ли очи излучают
Ликованье бытия;
Все ли чуют, все ли чают,
Что в тебе светаю я.

Ты пришла, Золотая царица,
И лицо запрокинула в небо,
Пламенея у тайн Диониса.
И колосья насущного хлеба
Розоватые подняли лица,
Чтобы зерна тобой налилися.

Ты уйдешь, Золотая царица.
Разольются всенощные тени.
Но верна будет алому мигу
Рожь, причастница тайновидений,
И старуха, ломая ковригу,
Скажет сказку о перьях Жар-птицы.

Отчего узнается в глазах
Позабытый, испуганный блеск
И на черных, потусклых волнах
Возникает сияющий плеск?

Не тебя ли я в роще видал,
Осененную богом лесов,
Не тебе ли я ветки кидал,
Изгибаясь за тенью кустов?

Не тебя ли в реке я настиг,
Опьяненную теплой волной,
И не твой ли разорванный крик
Испугал кобылиц под горой?

И не ты ли в лесу родила
Китовраса, козленка-певца,
Чья звенящая песнь дотекла
До вечернего слуха отца?

Умерла и возникла опять.
И у девы в потусклых глазах
Узнается Великая мать
В этом блеске на черных волнах.

Когда я вышний воздух рвал
Пустынной птицей буйнокрылой
И водоскаты низвергал,
Топя снега кипящей силой, —

Я знал все облики твои,
Все бытия в тебе явленья —
От взора чревного земли,
До взгляда нежного томленья.

Каждый вечер ткани ткать
Ало-золотые,
А соткавши — расстилать,
Разостлавши — вышивать
Крылья голубые.
Сизым алость затмевать
И станок отодвигать
В облака ночные.

«Ах, какое алое!
Мама, посмотри!
Это — платье алое,
Где ж лицо зари?»

Темной ночью в лес вошла,
Листик, ветку подожгла
И ушла.
Тлело ночью, вспыхло утром
Под веселым перламутром.
В желтом пламени береза,
В красном пламени осина,
Пламя, пламя емлет лес.

Вышла ткани ткать на небо,
Ткала ало-ало-ало,
Небо тканью покрывала
И пурпурно-кровяные
Выпивала зорецветы.

Всех белее ствол березки
Свесил желтенькие слезки.
Под березу опустила Алый нимб.
Алым нимбом осенила
Утомленного вечерней
И открыла
Лик вечерний.

Стелет ткани свои золотые,
Ткет и стелет царевна Заря.
Вышивает цветы голубые.
У царевны коса вороная.
Распускает косу вороную,
Самоцветные камни вплетает,
И полмира под косу ночную
Вплывает.

Полюбилися отроку ткани,
Золотая работа царевны,
На заре он на холмике станет
И глядит, как цветы голубые
Затмевают атласную алость.
Теплят слезы глаза молодые.
Теплит сердце небесную жалость,
Распуская косу вороную.

Самоцветные камни вплетая,
Опускает царевна сиянье.
Отрок, нимбом наивным сияя,
Созерцает ночное молчанье.

Высокую башню построил
Из самого белого камня,
Из самого нежного камня
Высокое ложе устроил.
И ночью покоился с ночью,
И утром туманился с утром,
И днем выпускал на молитву
Троих голубей сизокрылых.
И реяли сизые крылья
В глуби-голуби недотечной.
И реяли сизые крылья
На тканях царевны предвечной.
И башня белела
У грани предела.

Приполз к белой башне
И лег у подножья —
Остались на пашне
Следы кровяные —
И стонет.

Пришла с длинной грудью,
Пустой и холодной,
И девочкой белой,
Немой и голодной, —
И стонет.

Пришел седовласый,
Звеня кандалами,
Потешил ребенка
Своими цепями —
И стонет.

Стон цепенеет.
Башня темнеет.
Алое сердце изранено.
Кровь багрянеет над пашнями,

Падают башнями
Тучи бесшумные.
Своды завалены,
Кровь заливает развалины,
Липкая, красная.
Где ты, царевна прекрасная,
Ясная?..

Трубу к устам твоим,
Забывшим крики.
Закрыты небом огневым
Иные лики.

Земля зажглась. Опять
Рука подъята.
Узнай меня, как мог узнать
В огне заката.

В твоем щите горит
Зеленый камень.
Зажег от века мой зенит
Такой же пламень.

Трубу к устам твоим,
Узнавшим крики.
Дари сияньем огневым
Сердца и лики!