Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

С темно-красной розою в руке,
Арлекин на пьяном карнавале.
Лоб и щеки в белом порошке,
А в глазах — томление печали.

Ведь нелепо мучиться тоской,
Ведь нелепо розой любоваться!
Разве лишь сегодня род людской
Научился есть и целоваться?

Он хохочет, чтоб не зарыдать,
Он смешные принимает позы, —
Но не хочет никому отдать
Арлекин своей кровавой розы!

Носил я браконьера лук тяжелый
В лесах привольных Англии веселой,
Бродил в обличьях разных много дней,
Толкаясь средь шутов и королей.

И, на пенек усевшись средь поляны,
Я властно вызывал их рой туманный,
Даруя четкость смутным их чертам, —
В мгновенном дал присущее векам.

Актер, мыслитель, фантазер, гуляка,
В обвалах слов я извлекал из мрака
Жестокость, ревность, муку, гнев, любовь,
Характеры, где стынут сталь и кровь.

На улицах вода синеет,
И в ней дробятся фонари.
Тот, кто надеяться не смеет,—
И тот спешит на свет зари.

Мальчишка, пароходик склеив,
До вечера его пускал, —
А друг мой, Миша Алексеев,
Мне вслух Марлинского читал.

А улица блестит сырая,
Мы бродим всюду и везде,
Девчонок встречных задирая
И синей радуясь воде.

Заиграла шарманка. Монета
Полетела во двор из окна.
На земле, многократно воспетой,
Ты одна, ты одна, ты одна!

Эти тучки лишают покоя,
Это небо за сердце берет…
О, блажен, кто в мгновенье такое
От такого бессилья умрет!

Тристан коня седлает,
Он едет в дальний путь.
Воро́н крикливых стаи
Когтят тревогой грудь.

Изъяна нет ли в луке,
Надежен ли шелом?..
В слезах, Изольда руки
Ломает за окном.

И всё ж в лазурь, как птица,
Летит душа ее,
И сон ей новый снится,
И небо золотится —
И золотит копье.

Наше брачное ложе душистые розы укрыли,
Светел Киприды над ним благожелательный лик.
В дар принесли мы богине смоквы медвяно-златые
Черный как смоль виноград и молодых голубей.

Солнце опустится в море, дыхание роз воскурится,
Руки к рукам припадут, жадно сольются уста…
Дай же нам силы, богиня, на труд вековечно прекрасный,
Дай в осиянную ночь мудрого сына зачать!

Гром отгремел, и покоя истомою сладкой
Веет от вишен в цвету, от раздобревшей земли.
Нежные девичьи перси отдай поцелуям,
Влажные губы свои в милом блаженстве раскрой!

Гром отгремел, соловей заливается, кони
Хрипло заржали во мгле. Счастьем наполнено всё,—
И по земле небожители ходят благие:
Пан со свирелью своей, с чашей в руках Дионис.

Зевсова дочь, ты всего в этот миг нам дороже!
Пусть был разрушен во прах из-за тебя Илион,
Пусть по-земному изменчива ты. Будет всё же
Благословенна любовь — эта корона корон.

Звякнул повернутый ключ. Одиночество тихой рукою
Теплит лампаду мою и раскрывает тетрадь.
Тощий цветок у окна исполинским растет баобабом,
По затененной стене дивный проходит корабль.

Словно сквозь воду, мне слышатся крики
                                                   пришельцев-матросов.
Ветер прозрачный меня трогает влажным крылом,
Он паруса оживляет, расшитые шелком горячим,
Веет с далеких земель запахом редкостных трав.

Сколько лет ни пройдет — будет, сидя над кручею,
       Дева гребнем златым нас прельщать
И глазами зелеными, песней тягучею
       Безнадежность и рай обещать.

Сколько лет ни пройдет — под осенними зорями
       Умирать будет в счастье пловец,
И под песню ее доберемся до моря мы,
       Чье названье — конец.

Древний высохнет Рейн, сгинуть лесу прибрежному,
       Небо вещее вычернит дым,
Но прельщать будет братьев-поэтов по-прежнему
       Дева чудная с гребнем златым.

Мороз! Ты — как душа парнасского певца.
Подобно ей, таишь в своих кристаллах
И вздохи вод, и ропот трав усталых —
Всё, от чего меняются сердца.

Кто угадает за покоем граней
И непорочных голубых тонов
Весенний гомон заливных лугов,
Дни летних гроз и осени сгоранье?

Я на стуле еду по Сахаре,
Я из палки целюсь в пеликана,
Я купаюсь в пенной Ниагаре,
На доске плыву по океану.

Был вчера я лоцманом. Всей силой
Волны шли темно-зеленой лавой,
А сегодня я хозяин виллы,
Где в саду разгуливают павы.

Завтра собираюсь я в пампасы,
Где бизоны бродят табунами,
И готовлю с вечера припасы:
Козий сыр и мясо с сухарями.

А Ясько́ мне точит томагаук
И ворчит, склонившись над винтовкой:
«Говорят, бизон не для забавы,
А пампасы — это ведь не Бровки».

Бывает день: в тумане перекресток,
Сады, леса. Заплакано окно.
А всё душа играет, как подросток,
       Как свежее вино.

Коней впрягает цугом в колесницу,
Как бы Ахилл, звенит тугим бичом
И рассекает будней вереницу
       Сверкающим мечом.

И выезжает в степь. Ярятся кони,
И в небе молнии блеснул зигзаг, —
И войско видно вдруг из-под ладони,
       Как будто спелый мак.

Я молодой и чистый, —
Как вечность, молодой.
Иду я колосистой
Дорогой полевой.

Вон зеленеет ива,
А дальше от села
Во ржи на тучных нивах
Кричат перепела.

И на заре румяной
Из печек дым клубит,
Картошки запах пряный
Детишек веселит.

И тонкая девчушка
Махнула рукавом…
Лишь нет моей подружки
В селе и за селом!

Она за морем синим,
За лесом вековым,
Она сродни пустыням,
Сродни ветрам степным.