Рабиндранат Тагор - Стихотворения. Рассказы. Гора
— Ты говоришь это просто потому, что очень раздражен, а вовсе не потому, что действительно так думаешь.
— Я говорю так потому, что уважаю тебя, — продолжал Гора, — это совершенно естественно и неизбежно. Будь я на твоем месте, я поступил бы точно так же. Если бы мы могли менять свои религиозные взгляды, как хамелеон меняет цвет кожи, тогда другое дело, но это слишком серьезный вопрос, чтобы подходить к нему так легко. Ведь если бы не существовало никаких препятствий, если бы не было угрозы того или иного наказания, человеку вовсе не нужно было бы напрягать все свои умственные способности, разрешая столь серьезный вопрос, как перемена религии. Человек должен подвергнуться какому-то испытанию, чтобы понять, действительно ли он нашел ту истину, которую искал. И должен быть готов к любым последствиям, даже к возмездию. Жемчужина истины не предлагается даром.
Теперь уже спор разгорелся вовсю. Слова летали словно стрелы и, сталкиваясь, высекали искру.
После долгой словесной битвы Биной наконец встал и сказал:
— Наши с тобой характеры, Гора, абсолютно не сходятся. До сих пор эта разница не проявлялась резко, потому что каждый раз, когда я был не согласен с тобой, я старался подавить это чувство, зная твою нетерпимость, зная, что ты готов разить направо и налево всех, кто расходится с тобой во взглядах. Поэтому, только ради того, чтобы уберечь дружбу с тобой, я вечно должен был насиловать себя. Теперь я наконец понял, что ничего хорошего это не принесло и не могло принести.
— Но скажи мне откровенно, что ты думаешь делать дальше? — спросил Гора.
— Теперь я стою на собственных ногах, — ответил Биной. — Мне не нужно больше думать о том, как бы умилостивить общество, которое представляется мне чудовищем, требующим ежедневных человеческих жертв. Какова бы ни была моя дальнейшая судьба, я не собираюсь больше ходить с петлей его предписаний и запретов на шее.
— Уж не собираешься ли ты, как юный брахман из «Махабхарата», убить соломинкой демона-людоеда{198}? — с издевкой в голосе спросил Гора.
— Не знаю, удастся ли мне убить его соломинкой или нет, — ответил Биной, — но я решительно отказываюсь признать за ним право хватать меня и рвать на части, даже если ему удалось вцепиться в меня.
— Ты говоришь такими аллегориями, что тебя трудно понять! — воскликнул Гора.
— Не понять тебе трудно, а согласиться с тем, что я прав. Ты знаешь не хуже меня, как бессмысленны оковы, при помощи которых общество хочет стеснить нашу волю в таких вопросах, как: что употреблять в пищу, к чему прикасаться, на чем сидеть и так далее, тогда как именно вера предоставляет человеку полную свободу. Но ты оправдываешь эту власть общества, потому что сам по природе властен. Так запомни, пожалуйста, что я не потерплю ничьей тирании. Я признаю требования общины к себе только до тех пор, пока она признает за мной право предъявлять требования и к ней. Если же община не желает видеть во мне живое существо и хочет превратить меня в заводную куклу, то и я перестану приносить ей цветы и елей и буду считать ее бездушным механизмом.
— Короче говоря, ты станешь брахмаистом?
— Нет.
— Но ты женишься на Лолите?
— Да.
— По обряду правоверного индуизма?
— Да.
— И Пореш-бабу согласен на это?
— Вот его письмо, — сказал Биной, протягивая его Горе.
Гора дважды внимательно перечитал письмо Пореша. Заканчивалось оно так:
«Я не скажу, хорошо ли это или плохо с моей точки зрения, не собираюсь говорить и о том, какие радости и горести сулит вам этот шаг. Вы оба знаете мои взгляды, мои религиозные убеждения, знаете общину, членом которой я состою. Знаешь ты, Биной, и то, в каком духе воспитывалась Лолита и какое образование она получила. Вы оба тщательно взвесили все обстоятельства, прежде чем избрали этот путь, и ничего нового я сказать вам не могу. Но не думайте, что я бросил руль, потому что не знал, что сказать вам, потому что так и не смог прийти ни к какому решению. Я очень много думал над этим и понял, что, поскольку к тебе, Биной, я испытываю чувство глубокого уважения, я не вижу, почему ваш брак может быть нежелателен с точки зрения религии, и, следовательно, считаю, что вы не обязаны отступать перед препятствиями, которые воздвигает на вашем пути община. В связи с этим я хочу сказать только — раз уж вы собираетесь нарушить законы своих общин, вы должны духовно стать выше их. Вы должны показать, что в вашей любви, в вашем союзе, таится не только сила, готовая отрицать и разрушать, но и созидательное, умиротворяющее начало. Нельзя, решив столь смело и порывисто этот вопрос, успокоиться — от вас потребуется немало героизма и в дальнейшем, когда наступят будни вашей жизни, — в противном случае вас ждет печальный конец. Ведь для того чтобы подняться над обыденностью и заурядностью жизни, у вас не будет помощи общества; вы должны будете сделать это сами, своими силами, и если не сумеете, то неминуемо окажетесь ниже толпы. Ваше будущее с его радостями и печалями вызывает у меня много опасений. Но эти опасения не дают мне права мешать вам, ибо только те, кто достаточно смел, чтобы на собственном опыте решать задачи, которые ставит перед нами жизнь, поднимают общество на высшую ступень. Те же, кто просто живет по раз и навсегда установленным правилам, не способствуют развитию общества, а лишь поддерживают его. Поэтому я не стану мешать вам своими страхами и тревогами. Не обращайте внимания ни на какие препятствия, следуйте по тому пути, который вы считаете правильным, и да поможет вам господь! Всевышний никогда не налагает оковы на волю своих созданий — постоянными переменами он будит в нас стремление к чему-то новому. И вы, как его помощники в этом, яркими факелами зажгли свои жизни и вступили на трудный, тернистый путь. Да укажет вам дорогу тот, кто предначертанным путем ведет весь мир. Я не могу убеждать вас идти тем путем, который избрал я сам. Когда я был молод, как вы, я тоже однажды оттолкнул свою ладью от берега и направил ее навстречу буре, не слушая ничьих предостережений. И никогда не раскаивался в этом. А впрочем, что из того, если бы и пришлось раскаяться? Человек может ошибаться, терпеть неудачи, страдать, но он не может стоять на месте; ради того, что он считает своим долгом, он должен быть готов пожертвовать собой. Только благодаря тому, что поток вечно несет вперед свои воды, и сохраняется чистота священной реки общества. В своем движении вперед поток неизбежно подмывает берега, от этого возможны обвалы, но, преградив путь реке плотиной, чтобы избежать их, мы только превратим ее в тинистый, застоявшийся пруд. Это я знаю твердо, поэтому я отступаю в сторону — пусть сила, которая заставляет вас идти против законов общества, которая увлекает вас прочь от легкого счастья и спокойной жизни, ведет вас! Я склоняюсь перед ней с чувством благоговения и молю, чтобы она вознаградила вас за всю ту клевету и оскорбления, которыми будут осыпать вас, за разлуку с теми, кто дорог вашему сердцу. Пусть ваша жертва не пропадет даром! Пусть тот, кто призвал вас на трудный путь, поможет вам достигнуть цели!»
Гора долго молчал.
— Гора, ты должен дать свое согласие, — сказал Биной. — Встань на ту же точку зрения, что и Пореш-бабу.
— Пореш-бабу может дать согласие, он находится в потоке, который размывает берега. Я же — не могу, потому что тот поток, в котором нахожусь я, укрепляет берег. Неисчислимые реликвии прошлых веков стоят на нашем берегу, и мы не может бросить их на произвол разрушительных сил природы. Ругайте нас, делайте с нами что угодно, но мы оденем наш берег в камень. Для нас это место священно, и хотя река год из года покрывала его наносным илом, мы не позволим крестьянам возделывать эти земли. Пусть это приносит нам убытки. На этом берегу нам жить, а не пахать. И нас ничуть не смущают нападки ученых-земледельцев, упрекающих нас в том, что мы избрали для своей цели слишком твердую почву.
— Короче говоря, ты не согласен на наш брак?
— Конечно, нет.
— Следовательно… — начал Биной, но Гора не дал ему договорить.
— Следовательно, я порываю со всеми вами, — сказал он.
— А если бы я был одним из твоих приятелей-мусульман?
— Это совсем другое дело. Когда от дерева отламывается ветка, ей уж никогда не прирасти снова. Но дерево всегда остается опорой лианы, даже поваленная бурей на землю, она может снова подняться и обвиться вокруг него. Но если родное становится чужим, нужно рвать с ним окончательно. Другого выбора нет. Потому-то так суровы правила общества и его запреты.
— Потому-то и нельзя допускать, чтобы окончательный разрыв был возможен из-за пустяков, — ответил Биной. — Может быть, потому так и крепки кости рук и редки их переломы, что не так-то просто эти переломы срастаются… Ты не задумывался над тем, как трудно человеку спокойно жить и работать в обществе, которое при малейшем ударе получает неизлечимые травмы?
