Даниил Хармс - Том 1. Авиация превращений
октябрь 1929
«Свои ручки лелея…»
Свои ручки лелея
склонилась дева как лилея
держа в руках цвет белой птицы
она мгновенно хорошела
шарф пуховой вязала спицей
шею кутала чтоб не простудиться
вышивала плат шелками
«всякая тварь должна трудиться»
и труд вылетал из рук её аршином
иголка сквозь шелка летала
порою падала наполовицу
раздавался звон металла
девица руки вздев к вершинам
в камыш прятала нагое тело
и труд вылетал из рук её аршином
иголка сквозь полотно летела.
День приходил
<октябрь 1929>
«Нева течёт вдоль Академии…»
Нева течёт вдоль Академии,
днем светлая,
немая после обеда.
К шести часам Нева — лопата
на карте города лежит как на тарелке.
Святые рыбы
туземцы водяного бреда
плывут как стрелки
огибая остров,
уходят в море под парами,
плывут вдоль берега крутого
уже фарфоровыми горами.
Их не догонишь холодных беглянок,
они плывут у Гельголанда
где финские воды бегут меж полянок,
озер голубая гирлянда,
где бедные птицы кривыми ножами
сидят положив море в яму
чтобы создать по краям
подобие берегов.
Как в чашке цветок сидит сбоку
где рыба в центре пирогов
жиром тушит вкус каши.
Обратный путь в море
на лодке с веслом
плыть храбро в Неву,
где родители наши.
Где для вас,
для нас,
для них
наши воды лезут в трубы,
через кран бегут в кувшин,
мы подходим точно рыбы,
точно саблю воды глотаем,
точно камни сторожим,
точно воздух в печке таем,
точно дети в дом бежим.
Вы подносите нам карту
наших славных чудных мест,
мы кладем ее на парту
моря Финского окрест.
(октябрь 1929)
Разрушение
Неделя — вкратце духа путь.
Неделя — вешка, знак семи.
Неделя — великана дуля.
Неделя — в буквах неделима.
Так неделимая неделя
для дела дни на доли делит,
в буднях дела дикой воли
наше тело в ложе тянет.
Нам неделя длится долго,
мы уходим в понедельник,
мы трудимся до субботы,
совершая дело в будни.
Но неделю сокращая,
увеличим свой покой:
через равный промежуток
сундучок в четыре дня. —
Видишь, день свободных шуток
годом дело догоня,
видишь, новая неделя
стала разумом делима,
как ладонь из пяти пальцев —
стало время течь неумолино.
Так мы строим время счет
по закону наших тел.
Время заново течет
для удобства наших дел.
Неделя — стала нами делима.
Неделя — дней значок пяти.
Неделя — великана дуля.
Неделя — в путь летит как пуля.
Ура, короткая неделя,
ты все утратила!
И теперь можно приступать к следующему разрушению.
всё
6-21 ноября 1929
«Я сидел на одной ноге…»
Я сидел на одной ноге,
держал в руках семейный суп,
рассказ о глупом сундуке
в котором прятал деньги старик — он скуп.
Направо от меня шумел
тоскливый слон,
тоскливый слон.
Зачем шумишь? Зачем шумишь? —
его спросил я протрезвясь —
я враг тебе, я суп, я князь.
Умолкнул долгий шум слона,
остыл в руках семейный суп.
От голода у меня текла слюна.
Потратить деньги на обед
я слишком скуп.
Уж лучше купить
пару замшевых перчаток,
лучше денег накопить
на поездку с Галей С.
за ограду града в лес.
всё
28 декабря 1929
«Приход нового года…»
Мы (два тождественных человека)
Приход Нового Года
мы ждем с нетерпением,
мы запасли вино
и пикули
и свежие котлеты.
Садитесь к столу.
Без четверти двенадцать
поднимем тост
и выпьем братцы
за старый год.
И рухнет мост,
и к прошлым девам
нам путь отрезан.
И светлых бездн
наш перёд.
Зритель:
Смотрите он весло берёт
и люлькой в комнате летает,
предметы вкруг следят полёт
от быстрых точек рассветает,
в Неве тоскливый тает лёд,
в ладоши бьёт земля и люди,
и в небо смотрит мудрый скот.
Но тут наступает 0 часов и начинается Новый Год.
31 декабря 1929, 23 часа 45 минут.
1930
Галине Николаевне Леман-Соколовой
На коньках с тобой Галина
на котке поедем мы
О холодная Галина
в центре маленькой зимы!
Ты Галина едешь ловко
Хоть и грузна на подъём.
Пусть покоится головка
Твоя головка на плече моём
Я-же еду безобразно
рылом стукаюсь об лёд
ты-же милая прекрасно
едишь соколом в перёд.
3 января 1930
Жене
Давно я не садился и не писал
Я расслабленный свисал
Из руки перо валилось
на меня жена садилась
Я отпихивал бумагу
цаловал свою жену
предо мной сидящу нагу
соблюдая тишину.
цаловал жену я в бок
в шею в грудь и под живот
прямо чмокал между ног
где любовный сок течёт
а жена меня стыдливо
обнимала тёплой ляжкой
и в лицо мне прямо лила
сок любовный как из фляжки
я стонал от нежной страсти
и глотал тягучий сок
и жена стонала вместе
утирая слизи с ног.
и прижав к моим губам
две трепещущие губки
изгибалась пополам
от стыда скрываясь в юбке.
По щекам моим бежали
струйки нежные стократы
и по комнате летали
женских ласок ароматы.
Но довольно! Где перо?
Где бумага и чернила?
Аромат летит в окно,
в страхе милая вскочила.
Я за стол и ну писать
давай буквы составлять
давай дергать за верёвку
Смыслы разные сплетать.
3 января <1930>
«Я пел…»
Соловей скатываясь в ящик:
Я пел
теперь я стрел
а ты песок
твой лоб высок
согни хребет
земля кругла
в ней дыр и скважен
больше орла
ты в землю пяткой друг посажен
лежишь в пустыне жёлт и важен
заметен в небе твой лоскут
в тебе картошку запекут
я кончил петь
пора летать
орла в кастрюле свежевать
и в землю ткнуть орлиный хрящик
не то меня запрячат в ящик.
Одинокий бедуин, глядя на летящий песок:
вон песок летит арабы
очи нам засыпет он
скрыться люди Ах куда бы
только б сгинул этот сон
Хор бедуинов и архангелов:
Эх ухнем по песку
расшвыряем глупую тоску!
Одинокий бедуин:
и птичка там в песок лопала
вверх животиком летит
и птичка бедная пропала
даже конь мой не глядит
Хор:
Эх ухнем по песку
расшвыряем глупую тоску!
всё
4 января 1930
«В шкапу стояла мать моя…»
В шкапу стояла мать моя
над ней сюртук висел
Я сам в душе кровать тая
задумчивый сидел
Но вдруг приходит новый год
и первое число
ко мне ложится на живот
я чувствую весло.
4 янв<аря> 1930 года
Стук перёд
Где тупоумию конец?
Где вдохновению свинец?
чтоб не трогать верх затылка
в потолок очей не бить
приходи чернил бутылка
буквы пёрышком лепить
время ты неслышно ходишь
отмечая стрелкой путь.
в лево маятник отводишь
он летит обратно с треском
время кажется отрезком
вопрос: надо-ли время?
мы ответим: время будь
мы отметим время буквой
11 января <1930>
